Андрей Ильин - Третья террористическая Страница 33

Его город, бывшие его друзья, отец и мать остались где-то там, далеко, далеко…

И это было так.

И… не так!..

Возможно, что его далекое прошлое было не так уж далеко, было ближе, чем можно представить. Может быть, даже совсем рядом — вон в том, который они миновали ночным маршем, населенном пункте. В том, крайнем, доме… Или в том вон автобусе, который прошел мимо их засады в колонне федералов…

Потому что в том, мимо которого они прошли, населенном пункте, в том доме или том автобусе могла запросто оказаться его мать. Которая была не за тридевять земель, а была рядом, в Чечне, где который месяц подряд упорно и безуспешно разыскивала своего единственного, без вести пропавшего сына, которого не оказалось среди погибших в том, последнем, где он исчез, бою.

Как и десятки других матерей, его мать ходила с пачкой размноженных на ксероксе портретов — его портретов и показывала их всем, кому только можно было.

И все говорили — нет, не видели, не знаем…

И тогда она шла дальше от «населенки» к «населенке», от части к части, от человека к человеку…

…Не такая уж пожилая по возрасту, но в одночасье состарившаяся женщина брела по пыльной обочине дороги, тяжело волоча уставшие ноги. Сегодня она прошла двадцать километров, потому что попутных машин было мало и попутные машины ее не брали. Такой был приказ у водителей — пассажиров не брать.

Мать брела, уже не оборачиваясь на шум моторов.

Навстречу ей по другой стороне дороги шла другая женщина, повязанная темным платком, в серой от пыли одежде. Они увидели друг друга и остановились.

Между ними, разделяя их, проехало несколько машин, которые тянули за собой орудия. Женщины терпеливо ждали, когда пройдет колонна. Они были удивительно похожи друг на друга, потому что были примерно одного и того же возраста, были одинаково серы от пыли и имели очень похожие, просто один в один лица. Не чертами, выражением — скорби, обреченности и надежды.

Колонна прошла.

Женщины повернулись и пошли навстречу друг другу. Посредине дороги они встретились. Они не поздоровались, не обнялись и не протянули друг другу руки — они протянули друг другу фотографии. Сыновей.

Каждая всмотрелась в чужую фотографию, перебрала ксерокопии документов и покачала головой.

Можно было идти дальше, но они устали и, сойдя с дороги, присели на пригорке, чтобы передохнуть. Сняли платки, заговорили. Не о сыновьях, что им до чужих сыновей, заговорили о насущном. О том, сколько километров еще идти, где нужно свернуть, что за люди ждут их на блокпостах где можно переночевать и поесть.

Это была очень полезная для лиц без определенного места жительства, какими они здесь фактически были, информация.

— Там слева от дороги палатки будут, где батальон морпехов стоит, так к командиру лучше не ходить, нервный он, прогнал меня и еще наорал. Лучше сразу обратиться к начальнику штаба — он вроде хороший мужик, может, поможет…

Каждая из них знала, что там, сзади, а теперь знала, на что можно рассчитывать впереди. Они не обсуждали и не осуждали «нервного командира», того тоже можно было понять, к нему в палатку, просачиваясь сквозь часовых, задабривая их сигаретами и деньгами, пробирались каждый день по несколько женщин, и каждая с одним и тем же вопросом. Они подсовывали ему фотографии сыновей, которые пропали в прошлом и позапрошлом годах и еще раньше, и он никак не мог их видеть, потому что прибыл сюда всего-то несколько недель назад. Но объяснять это каждой матери было выше его сил. И успокаивать тоже. Ему некогда было думать о мертвых и пропавших, ему нужно было думать о живых, о тех четырехстах вверенных ему душах, которых нужно кормить, мыть в бане, Держать в узде. И он гнал женщин прочь. Но они не уходили, продолжая бродить по территории части, останавливая офицеров и показывая им фотографии.

Они были несчастны и были занудны в своем одинаковом, словно размноженном на ксероксе, как предъявляемые ими фотографии, горе. Их все жалели, но их все избегали…

— Вы слышали, под Шали, кажется, нашли новое захоронение? Семь или восемь тел…

— Где они сейчас?

— Скорее всего, увезли в Ростов.

Значит, надо наведаться в Ростов…

Они были очень упрямы, эти женщины. Они прошли уже все госпитали и морги, просмотрели десятки альбомов с сотнями предназначенных для опознания фотографий солдатских трупов. Бродили по загнанным в тупики вагонам-рефрижераторам, вдоль рядов носилок с фрагментами человеческих тел, всматриваясь в оторванные ноги, руки, туловища, в раздавленные, раздробленные, сплющенные головы, в собранные в одном месте кучки пальцев, с остатками татуировок и «детскими» шрамами. И перебирали эти пальцы, стараясь узнать…

Они уже не ужасались, не падали в обмороки, они уже привыкли к лику смерти.

И если они не находили своих детей там, среди трупов и фрагментов, они выходили на дороги и упрямо шли от населенного пункта к населенному пункту, от части к части. Потому что не верили в то, что человек может пропасть бесследно.

Хотя — запросто…

Потому что сотни призванных на действительную ребят легли в землю в безвестных, которые никогда не найдут, могилах, а кому повезло меньше, те сгорели дотла, до пепла в подбитых гранатометами бээмпешках, тех раскатали по дорогам и растащили гусеницы танков и колеса бэтээров и грузовиков, до костей обглодали бездомные грозненские и урус-мартановские собаки. Тех ребят уже не найти. Но матери все равно их ищут.

Ищут, ищут, ищут…

И будут искать до смерти…

Посидев пять минут, женщины встали, повязали платки и разошлись, каждая продолжив свой путь…

— Вы не видели моего сына? Сашу Скокова…

А вы?.. Посмотрите, может быть, вы его вспомните?.. Может быть, вы что-нибудь о нем знаете или слышали? Ну хоть что-нибудь! Пожалуйста, я очень прошу вас…

Но мать Саши Скокова не могла найти своего сына, потому искала его совсем не там. Она искала его среди мертвых и пленных. И не искала среди боевиков.

Но даже если бы она стала искать его среди боевиков, она бы все равно его не нашла. Потому что она искала бы своего сына Сашу Скокова, которого давно в природе не было, а был совсем другой человек, был чеченский боевик Магомед Мерзоев. Который, если бы его вдруг кто-нибудь окликнул прежним именем, уже на него не среагировал. И на него не откликнулся…

— Вы не видели случайно моего сына?.. Посмотрите. Прошу вас!.. Посмотрите внимательней!..

Глава 29

Солнце свалилось за ближайшую вершину, и почти сразу стало темно. На юге всегда так… как за пазухой у негра!

По горному серпантину, пыля колесами, поднимались два потрепанных армейских «уазика». Вообще-то федералы предпочитают не покидать обжитые «населенки» в темное время суток без сопровождения бронетехники и уж тем более не забираться на ночь глядя в опасные горы, но этот случай был особый. И федералы тоже не простые. Эти федералы темноты не боялись.

«Уазики» поднимались все выше и выше, «вкручиваясь» в небо, как штопор в пробку. В машине, привалившись к дверцам, дремали люди в камуфляже, успевая «перехватить минуток пятьсот-шестьсот», потому что знали, что в эту ночь им поспать не удастся точно. Коротко подстриженные головы мотались в такт частым поворотам — то вправо, то влево, стукались о дверцы. Но не больно, потому что боковые стекла, на случай внезапного нападения, были завешены расправленными армейскими бронежилетами. Но людей в машине защищали не «броники», а знание оперативной, на «подходах к месту развертывания», обстановки.

Поворот.

Еще поворот…

Головной «Уазик» свернул на обочину. Кажется, приехали…

Потягиваясь и разминаясь, бойцы полезли из машин, потащили из салонов оружие. Действовать предстояло на «чужой» территории, потому что вся Чечня ночью чужая.

Отсюда до места было семь с небольшим километров — полтора часа ночного марша. Ближе к «населенке» подъезжать было нежелательно, чтобы не переполошить жителей. Лишний шум себе может позволить милиция, когда у нее за спиной стоит батальон мотопехоты, подкрепленный выведенными на прямую наводку стотридцатимиллиметровыми самоходками. Они такими силами не располагали. У них были — только они.

— Ну что, попрыгаем?

Это был привычный, со времен большой войны ритуал. Возможно, сейчас он был излишним, им не к немцам через линию фронта переползать, но правила, ставшие рефлексами, лучше без нужды не менять.

Бойцы подтянули все ремешки, завязали все шнурки, закрыли на кнопки все клапаны. Попрыгали на месте. Все в порядке — ничего не болтается, не стучит, не гремит, не сползает.

— Задача всем ясна? — спросил командир.

— Так точно! — ответил за всех Володя Сафронов.

— Вопросы есть?

— Никак нет!

Какие вопросы у матросов, тем более у спецназа — чай не дети, не первое задание вместе «ломают».