Нельсон Демилль - Золотой берег Страница 34

На современной карте этого района вы не увидите, где находятся поместья местных знаменитостей, это вам не карта Голливуда, но когда-то такие карты существовали. Они использовались местной аристократией, для того чтобы знать, куда ехать, если в приглашении на обед указано: «Мистер и миссис Холлоуэй сочтут за честь видеть вас к обеду у себя в „Фоксленде“ 17 мая в восемь часов вечера».

У меня есть одна такая карта. Она сделана в 1928 году, на ней указаны все большие и малые поместья, а также фамилии их владельцев.

— Ты никогда не встречалась с первыми владельцами «Альгамбры», с Дилуорфами? — спросил я Сюзанну.

— Нет, но они дружили с моими дедом и бабушкой. Дилуорф погиб во время Второй мировой войны. Но я хорошо помню то время, когда в этом имении в пятидесятых годах жили Вандербильты.

Создавалось впечатление, что клан Вандербильтов в то или иное время построил или купил чуть ли не половину домов на Золотом Берегу, что позволило торговцам недвижимостью направо и налево утверждать, что «в этом доме когда-то жили Вандербильты».

— А потом это поместье купили Барреты?

— Да. Кэти Баррет была моей лучшей подругой. Но им пришлось расстаться с этим домом из-за больших налогов в 1966 году — как раз в тот год, когда я пошла в колледж. Насколько мне известно, они были последними владельцами «Альгамбры».

Я кивнул, затем решил проверить леди Стенхоп еще раз.

— Мой дед однажды рассказал мне, что нашествие миллионеров на Лонг-Айленд было воспринято местными жителями без малейшего восторга. Они здесь прожили больше сотни лет. Так вот, эти старожилы, в том числе и моя семья, считали вновь пришедших — а среди них были и Стенхопы — аморальными, заносчивыми и неприятными личностями.

Сюзанна расхохоталась.

— Саттеры и Уитмены смотрели на Стенхопов свысока?

— Несомненно.

— А ты, оказывается, сноб.

— Только по отношению к богатым. С массами я очень демократичен.

— Естественно. Ну а куда мы поместим мистера Белларозу? В раздел аморальных хищников или в главу о сбывшейся американской мечте?

— Я пока пребываю в раздумье по этому поводу.

— Я помогу тебе, Джон. Ты, так же как и я, с облегчением вздохнул, узнав, что «Альгамбре» не грозит участь быть расчлененной на сотню мелких участков. Это эгоистично, но можно понять. С другой стороны, ты хотел бы, чтобы по соседству у тебя жил человек, чье богатство не так непосредственно связывалось бы с преступлениями.

— Но ведь есть люди, которые зарабатывают деньги честным трудом.

— Да, есть. Они живут в вагончиках.

— Как ты цинична.

Сюзанна сменила тему разговора.

— Я сегодня разговаривала по телефону с Каролин и Эдвардом.

— Как у них дела?

— Прекрасно. Они очень скучали по нас в эту Пасху.

— Да, без них все как-то совсем по-другому, — сказал я.

— Пасха в этом году была, безусловно, не такой, как обычно, — заметила Сюзанна.

Я не среагировал. Что касается детей, то надо отметить, Каролин еще не совсем привыкла к своей роли студентки Йельского университета. Я также никак не могу сжиться с мыслью, что теперь в Йель принимают девушек. Раньше Каролин ходила в мой колледж Святого Павла, и это тоже было для меня совершенно непривычно. Но мир меняется, и для женщин, возможно, он становится лучше. Эдвард заканчивает колледж Святого Павла, что льстит моему мужскому самолюбию, но будет поступать в университет Сары Лоуренс, в нем училась Сюзанна. Я рад, что дети пошли по стопам родителей, но их выбор меня несколько смущает. Каролин, по-моему сделала правильные выводы, но Эдвард, судя по всему, предпочел безмятежное существование. Но в итоге все у них будет хорошо.

— Когда я учился, я приезжал домой на все праздники, — сообщил я.

— Я тоже, если не считать одного Дня благодарения, о котором лучше не вспоминать. — Она засмеялась, затем уже серьезно добавила: — Они теперь быстрее взрослеют, Джон. В самом деле. Меня так опекали, что я не имела ни малейшего представления о деньгах и о сексе до тех пор, пока не пошла в колледж. В этом тоже нет ничего хорошего.

— Да, я тоже так думаю, — согласился я. Сюзанна ходила в местную школу «Френдс академи», это старое и престижное учебное заведение, которое находится под управлением квакеров. Жила она дома, а в школу ее возил личный шофер. «Френдс академи» выбирали многие из местных обитателей, так как считали, что во времена тяжелых потрясений их потомки должны научиться находить в жизни простые радости. Мы думаем, что наш прошлый опыт важен для будущего наших дней, однако часто все бывает совсем иначе. Но я рад, что моя жена в школьные годы между девятью утра и тремя часами дня училась непритязательности. Это когда-нибудь пригодится.

Сюзанна сказала:

— Звонила твоя мать. Они уже вернулись в Саутгемптон.

Мои родители не из тех, кто звонит только затем, чтобы сообщить о своих передвижениях. Однажды они поехали в Европу, и я узнал об этом только несколько месяцев спустя. Наверняка звонили они неспроста.

— Она интересовалась, почему ты так странно вел себя на Пасху. Я объяснила ей, что у тебя выдалось несколько тяжелых дней.

Я пробормотал что-то невразумительное. Моя мать, Гарриет, довольно холодная в общении, но в определенном смысле замечательная женщина. В свое время она придерживалась весьма либеральных взглядов. Она была профессором социологии в Пост-колледже, том самом, который был основан в бывшем поместье зерновых магнатов Постов. Колледж слыл весьма консервативным, в нем училось много студентов из богатой округи, и Гарриет в пятидесятых годах поимела немало неприятностей из-за своих взглядов.

Работать ей не было никакой надобности, так как отец и без того обеспечивал семью всем необходимым, да и в самом колледже многие хотели, чтобы она ушла. Но в шестидесятые годы пришло ее время, и она стала одним из местных апологетов контркультуры.

Я помню, приезжая на каникулы, всегда заставал ее носящейся в своем «фольксвагене» по общественным делам. Мой отец, будучи человеком достаточно либеральным, не возражал, но в качестве мужа вовсе не выказывал восторгов по поводу этой бурной деятельности.

Время, однако, взяло свое, и Гарриет Уитмен-Саттер состарилась. Теперь она уже не любит крепких выражений, не терпит распущенности в сексе, наркотиках и не понимает сына, являющегося на празднование Пасхи небритым и без галстука. И это та самая женщина, которая организовывала студенческие стачки!

— Я позвоню ей завтра, — сказал я Сюзанне.

Сюзанна и моя мать отлично ладят между собой, несмотря на социальные и экономические различия. У них очень много общего.

Мы опять нырнули в приятное молчание, и я осмотрел окрестный пейзаж. По-моему, путешественник, ориентирующийся не по карте, а по местности, без труда сможет понять, что находится не где-нибудь на задворках Гудзона, а в месте, где сам воздух дышит торжеством частной собственности и огромных состояний.

На здешних трехполосных трассах мимо его взора проплывут образцы испанской архитектуры, подобные «Альгамбре», особняки эпохи Тюдоров, французские замки и даже огромные и роскошные дворцы, подобные Стенхоп Холлу. Впечатление такое, будто для всех представителей европейской аристократии выделили по участку земли в одном и том же месте Нового Света. К 1929 году Золотой Берег Лонг-Айленда был поделен примерно на тысячу крупных и малых поместий, здесь сконцентрировалась большая часть богатств Америки, а возможно, и всего мира.

Навстречу нам проскакали шестеро всадников. Сюзанна и я помахали им руками, они замахали в ответ.

— Ой, вспомнила, я же хотела заняться переносом конюшни на новое место, как только установится хорошая погода, — воскликнула Сюзанна.

Я промолчал.

— Нам понадобится письменное согласие нашего нового соседа, — не унималась она.

— Откуда ты знаешь?

— Я проверяла. Конюшня будет располагаться ближе чем в ста ярдах от его границы.

— В гробу я видел его согласие.

— У меня есть документы для подписи. Осталось только представить план и получить подпись.

— В гробу я видел его подпись.

— Это же ерунда, Джон. Просто пошли ему документы и объясни, что надо делать.

Тяжело спорить с женщиной, с которой вскоре предстоит заниматься любовью, но я сделал еще одну попытку.

— А ты не можешь найти для конюшни другое место?

— Нет.

— Ладно. — Мысль о том, что придется просить мистера Белларозу об одолжении, вовсе меня не радовала, особенно в свете того, что я отказался вести его дела. — В конце концов, это твоя земля и твоя конюшня. Я заполню все бумаги, а ты уж возьми на себя переговоры с соседом.

— Спасибо. — Она обняла меня за шею. — Мы же с тобой друзья, не так ли?

— Да, но я ненавижу твоих мерзких лошадей.