Александр Бородыня - Зона поражения Страница 34

Слушая молодого журналиста, Дмитриев боролся со сном. Он немного завидовал теперь Паше. Только в молодости работа может захватить тебя настолько, что обо всем забываешь. Глаза Макара Ивановича отяжелели и смыкались. Но достаточно ему было встряхнуть головой, как в памяти всплывало бледное лицо Зои, сердце чуть-чуть сжималось, и от этой маленькой боли он просыпался. Внимание восстанавливалось, и голова начинала работать.

— Факт второй! — продолжал Паша. — Есть основания полагать, что мертвое тело, случайно найденное патрулем, вообще должно было исчезнуть. Этот Антонов попал под нож патологоанатома по чистой случайности.

— Прости, не понял я что-то логики! — Дмитриев опять встряхнул головой. — Нашли труп без документов, так? — Паша кивнул. — Доставили в морг. При чем тут случайность?

— Не должны были его доставить в этот морг! — сказал Паша. — Вообще-то я сам сначала запутался, но потом выяснилось, что у МОЦ с Министерством энергетики существует коммерческий договор по перевозке и последующему вскрытию трупов из зоны АЭС. Мертвое тело, обнаруженное в «десятке», должны были забрать санитары Тимофеева, но то ли связь плохо работала, то ли перепутали документы, в общем, труп забрали менты и доставили в морг судебной медицины, где и было проведено вскрытие.

— Я так понимаю, договор подразумевает не столько услуги по вскрытию, сколько неразглашение деталей? — спросил Дмитриев.

— Что-то вроде того. Он совершенно официальный, этот договор. Никакой секретности. Основанием подобного альянса являются работы Тимофеева по медицинской радиологии. Так что выходит очень логично. — Голос его стал ехидным. — И в результате оплошности мировой науке был нанесен ущерб.

— А по профессии Антонов водитель? — спросил Макар Иванович.

Паша отрицательно покачал головой и сделал торжественное лицо.

— Инженер-энергетик, — сказал он совсем уже довольным голосом. — До аварии работал на АЭС! В восемьдесят четвертом был уволен. Но в восемьдесят шестом, почти перед самой катастрофой, восстановился в прежней должности.

— Причина увольнения?

— Подробности отсутствуют. Там было какое-то служебное расследование. Похоже на то, что кто-то крал со станции, стратегическое сырье. Но не стали выносить сор из избы. Никаких фактов.

— Это глупость, — сказал Дмитриев. — При социализме никому и в голову не могло прийти уран продавать налево.

— Может, и так, — Паша весело глянул на него, — скорее всего, так. За последние годы сознание перевернулось. Другие мерки. Но, я думаю, не стоит эту версию совсем уж сбрасывать со счетов. Я навел справки, последние два года Антонов не работал. Схватил приличную дозу, жил здесь в Киеве, получал пенсию. Кстати, неплохие деньги. Интересно только, что это его туда потянуло? Что ему было нужно в Припяти?

— Все? — устало спросил Дмитриев.

— Почему же все? Нет. Вы хотели шофера найти, так есть и шофер. Валентина Владиславовна ваша подняла по моей просьбе некоторые документы, и выяснилось, что около трех недель назад из зоны АЭС по договору с Укр-энерго был доставлен в клинику труп некого П. Н. Трофименко. Официальный диагноз: множественные пулевые ранения. По документам капитан запаса, работал по договору в десятикилометровой зоне. В общем, ничего особенного, похоже на обычное мародерство. Там вообще много воруют. Он пытался прорваться на машине через пост, не остановился вовремя, и его просто покрошили из автоматов. Правда, непонятно, зачем ему понадобилось таранить железный шлагбаум? В машине ничего не нашли.

— Но при чем тут?.. — Сонливость, породившая в Дмитриеве легкое раздражение, все-таки путала мысли. — Извини, Паша, но я не понимаю…

— А вот при чем, — ухмыльнулся молодой журналист. — Все вроде нормально, не было такого больного в МОЦ, не зарегистрирован. Но тут уж ваша Валентина расстаралась. По картотеке-то его нет, но при сравнительном анализе вскрытия и истории болезни одного из пациентов обнаружились странные совпадения. Некий Александрович В. П., водитель первого класса, около месяца назад был выписан из клиники на последней стадии болезни, с диагнозом рак горла и обширными метастазами, захватившими область грудной клетки и живота. И странное дело: группа крови у этого Александровича, как и у Трофименко, та же, первая, возраст примерно одинаковый, рост одинаковый. А обследовавший тело Трофименко врач так и записал в карте, шутник: смерть наступила от прямого попадания пули в сердце, но все равно бы умер от рака горла с обширными метастазами грудной клетки и живота.

— А там не сохранилось случайно фотографии этого Александровича? — спросил Дмитриев.

— Фотографии Александровича, конечно, нет. Кому придет в голову фотографировать ракового больного при выписке? Зато фотографий Трофименко хоть отбавляй. Фас, профиль, в полный рост. Отдельные части тела.

— Что, серьезно?

— А как вы думаете, если они проводили судебно-медицинскую экспертизу. И вот что главное. У Александровича был рак горла. При раке горла на последней стадии больной не может говорить, и, чтобы он мог как-то общаться, больному в горло вставляют специальную стеклянную трубку. Так вот. На фотографии Трофименко совершенно ясно видна эта трубка.

— Паша, откуда такие познания в медицине?

— Это Валентина обратила внимание, — смутился молодой журналист. — Я бы не догадался. Там вообще отвратные снимки. Эту трубку, ее и не видно почти. Больше похоже на брак при печати.

— Погоди, погоди! — Макар Иванович осторожно перевел глаза с белого квадрата занавески сначала на чисто вытертую поверхность стола, потом на край полосатого матраса. Ухватив какую-то мысль только краешком сознания, он пытался сосредоточиться, поймать суть. — Так что у нас выходит — Трофименко и Александрович одно и то же лицо?

— Выходит, так!

— Слушай, Паша, а там были крупно фотографии его рук?

— И левая и правая… Левая в кулак зажата.

— Паша, на правом запястье, припомни только хорошенько, на правом запястье этого Трофименко была татуировка?

— Да.

— Хочешь, скажу какая?

Паша удивленно посмотрел на Макара Ивановича, он даже заморгал от радостного удивления. Приоткрыл рот.

— Там у него на руке должен быть наколот якорь. Якорь в объятиях какого-то морского змея. Правильно. Был?

— Была такая татуировка… А вы думаете, тот самый? Это тот самый радиоактивный покойник, тот, которого в церкви отпевали вместо вашего фронтового друга? Все-таки я тупой, мог бы и сам догадаться. Они загримировали труп и выдали его родственникам.

— Не так просто загримировать труп, чтобы родственники опознали! Но дело не в этом!..

В голове Макара Ивановича сложилась мгновенно сложная комбинация. Он совершенно проснулся. Желая сразу же проверить свою идею, Дмитриев сделал знак Паше, чтобы тот замолк, и сам вышел из кухни. Остановив-шись над постелью матери, он некоторое время разглядывал ее лицо. Мать спала на спине, дыхание спокойно, седые волосы смешно разбросаны по подушке. Сняв со стола телефонный аппарат, он перенес его в кухню и, подсунув провод, опять притворил дверь.

— Четыре часа уже, между прочим! — тихим свистящим шепотом проинформировал Наша.

Но Макар Иванович не обратил внимания.

— Зоя? — спросил он, когда, не выдержав до конца и первого гудка, на том конце женская рука сорвала трубку. — Зоя, куда же вы делись?

— У вас неприятностей мало было? — спросила она, и за этими словами, сказанными с тихой грустью, почти прозвучали совсем другие слова.

— Неприятностей хватает. Зоя, я хотел спросить у вас, почему вы решили, что шуба в витрине радиоактивна. Вы видели эту шубу раньше?

— Конечно, видела. Это шуба из знаменитой коллекции Волкова. За три дня до аварии на АЭС в Чернобыле устроили настоящий подиум. А на первое мая был назначен следующий, последний просмотр. После взрыва коллекция, естественно, как и другие меха, навсегда застряла в зоне.

— Какая, вы говорите, коллекция?

— Волкова! У него мировое имя и совместное предприятие, кажется с греками, я что-то читала, но могу путать… — Она замолкла, Макар Иванович тоже ничего не говорил, смотрел на занавеску. — Скажите, а почему вы позвонили? Только из-за шубы? — спросила она. — Или еще какие-то остались вопросы?

— У меня есть одна мысль! — неожиданно даже для себя сказал Дмитриев. — А что, если нам завтра немного с вами прокатиться? Как вы отнесетесь к небольшой деловой поездке?

— Куда?

— В Припять. Я подумал, что нужно нам поскорее избавиться от этой проклятой шубы. Сжечь мы ее не можем, подвергнуть дезинфекции не можем, выбросить не можем. Так давайте мы просто вернем ее на плечики в шкаф, туда, где она лежала до 86-го года. Если не жалко, конечно, расставаться…