Уильям Айриш - Я вышла замуж за покойника Страница 34

Немного погодя меня нашла тетушка Джози и отнесла в постель. Пока мы ждали доктора, я попросила ее спуститься в библиотеку и посмотреть, на месте ли револьвер. Она не поняла, зачем я ее об этом прошу, а я не стала ей объяснять. Но когда она вернулась и сказала, что револьвера там нет, я с ужасом поняла, что это может означать.

К тому времени я уже знала, что умираю. Люди это чувствуют. В последовавшие долгие часы у меня хватило времени подумать. Сознание было абсолютно ясным. Я поняла, что моему Биллу или моей Патрис, возможно, требуется помощь, которой я больше не могу дать. Но знала, что так или иначе я должна сделать все, что в моих силах. Я хотела, чтобы они были счастливы. Больше всего хотела, чтобы ничто не грозило моему маленькому внуку, чтобы начало его жизни ничем не было запятнано. И я поняла, чем я смогу помочь.

Поэтому, как только доктор Паркер разрешил, я вызвала Тая Уинтропа и с глазу на глаз продиктовала клятвенное заявление, которое вы уже видели.

Мои дорогие, надеюсь, что оно вам не потребовалось. Молюсь, чтобы оно никогда не потребовалось.

Это послание, как видите, его опровергает. Это правда, предназначенная только вам двоим. Когда говоришь правду своим самым любимым, не требуется никаких клятв и нотариальных заверений. На мне нет никакой вины. Это вам мой свадебный подарок. Чтобы вы были еще более счастливы.

Когда прочтете, сожгите его. Такова последняя воля умирающей. Благословляю вас обоих.

Чиркнула спичка. Прежде чем появилось пламя, по бумаге поползли: черные ленточки. Вспышка — и весь лист уже объят желтым пламенем.

В свете пламени они вопросительно посмотрели друг на друга. Ими овладел новый, никогда не испытанный страх. Словно под ногами рушился мир.

— Так это не она, — пораженно прошептал Билл.

— Не она, — потрясенно повторила Патрис.

— Тогда?..

— Тогда?..

И обе пары глаз ответили: «Ты».

Летние ночи в Колфилде так приятны. Они пахнут гелиотропом, жасмином, клевером. Звезды здесь теплые и близкие. Ветерок нежный, как поцелуй ребенка. Успокаивающе шепчет листва деревьев. На газоны льется из окон мягкий свет. Кругом царит удивительное ощущение полного покоя.

Но не для нас.

Дом в Колфилде, где мы живем, такой славный. Свежеполитый в любое время дня голубовато-зеленый газон. Ослепительно белеющие на солнце колонны главного входа. Симметричные изгибы балюстрады, глянец роскошных старых полов, пышные ворсистые ковры. В каждой комнате, как старый друг, любимое кресло. Бывающие в доме люди говорят: «Чего еще можно желать? Только таким и может быть дом».

Но не для нас.

Я его так люблю. Сильнее, чем раньше. И он меня любит. И в то же время знаю, что однажды, может быть, в этом году, может быть, в следующем, придет день, когда он вдруг соберет вещи и уйдет, покинет меня. Хотя по-прежнему будет меня любить и никогда не перестанет.

Если не он, то тогда я. Соберу чемодан и выйду за дверь, чтобы никогда не вернуться. Оставлю здесь свое сердце, своего малыша, свою жизнь, но никогда не вернусь.

Это совершенно определенно. Единственная неопределенность — кто сломается первым.

Мы боролись с этим. Как только мы с этим не боролись! Бесполезно, совершенно бесполезно. Никакого выхода. Мы попали в западню. Ибо, если он невиновен, тогда это я. А если невиновна я, тогда это он. Но я-то знаю, что невиновна. (Однако он, возможно, знает, что тоже невиновен.) Нам не вырваться, не видно никакого выхода.

Это присутствует в каждом нашем поцелуе. Каждый раз застревает между губ. Это всюду, это всегда, это в нас самих.

Я не знаю, в чем суть этой страшной игры. Не совсем знаю, как в нее играть. Никто не подскажет. Знаю только, что мы, должно быть, где-то сыграли не так. Не знаю, каковы ставки. Знаю лишь, что они не для нас.

Мы проиграли. Это все, что я знаю. Игра кончена.

Послесловие

Корнелл Вулрич родился в 1903 г. Брак его родителей распался, когда он был еще ребенком. В возрасте восьми лет мальчик, слушая оперу Дж. Пуччини «Чио-Чио-сан», получил как бы второе напоминание о трагизме жизни, а три года спустя однажды ночью он вдруг полностью осознал, что когда-нибудь и он, как Чио-Чио-сан, должен будет умереть; эта мысль поразила его страхом перед волей судьбы, который не оставлял его до конца дней. Он начал писать художественную прозу в годы учебы в Колумбийском университете, пытаясь воплотить в действительность свою мечту стать вторым Скоттом Фицджеральдом, и его первый роман «Расплата за все» («Cover Charge») о жизни и любви золотой молодежи так называемой эпохи американского джаза, то есть начала двадцатого века, написан в манере его тогдашнего литературного идола. За этим последовали еще пять романов в том же духе, поденная работа в Голливуде, скоропалительный и короткий брак, множество гомосексуальных связей, а затем Вулрич вернулся в Манхэттен. Следующие двадцать пять лет он жил вместе с матерью в часто сменяемых жилых отелях, выходя из дому только в случаях крайней необходимости; он попал в чудовищную ловушку отношений любви-ненависти, и это довлело над его связями с внешним миром, в то время как внутренний мир его произведений отражал в мучительных и сложных сюжетах состояние человека, полностью подчиненного матери.

Начиная с 1934 года и вплоть до своей смерти Вулрич написал множество захватывающих историй, полных тревоги ожидания, отчаяния, утраченной любви и событий, происходящих в мире, которым управляют силы, находящие радость в том, чтобы мучить нас. В 30-е годы Вулрич писал исключительно для дешевых журнальчиков типа «Черной маски» либо «Еженедельного детектива». Его первый роман, открывающий так называемую черную серию и имевший большой успех, «Невеста была в черном» («The Bride Wore Black»), навеян французскими roman noir и film noir.[3] В начале 40-х годов он опубликовал прекрасные романы под собственным именем, а также под псевдонимами Уильям Айриш («Леди-призрак» — «Phantom Lady» и «У последней черты» — «Deadline at Dawn») и Джордж Хопли («У ночи тысяча глаз» — «Night Has а Thousand Eyes»). В течение 40-х и 50-х годов было издано множество сборников коротких рассказов Вулрича как в твердом переплете, так и в бумажных обложках; многие рассказы были переработаны для кино, радио и телевидения. Лучшим из фильмов, созданных на основе произведений Вулрича, вероятно, следует считать «Окно во двор» («Rear Window») А. Хичкока.

Несмотря на ошеломительный финансовый и общественный успех, сугубо личное положение Вулрича оставалось тяжелым, и, когда в 1957 году умерла его мать, он сломался. С тех пор и до собственной смерти в 1968 году он жил один, завершив всего лишь небольшое количество последних «повестей любви и отчаяния», отмеченных, однако, магическим прикосновением таланта, возбуждающим в сердце читателя холодок восторга. Название одного из неоконченных рассказов вобрало в себя всю мрачную философию Вулрича: «Сначала ты мечтаешь, а потом умираешь» («First You Dream, Then You Die»).

Вулрич создавал произведения разного рода, включая квазиполицейские процедурные романы, вещи, полные острой динамики, а также рассказы о таинственном, запредельном, оккультном, но больше всего он известен как мастер повествований внутренне, психологически напряженных, причем напряжение это возникает за счет устрашающей силы отчаяния тех, кто бродит по темным улицам города, и под влиянием ужаса, который таится даже светлым днем в самых обычных местах. Под его пером такие клишированные истории, как острая борьба за избавление невиновного человека от электрического стула или поиски теми, кто утратил память, собственного «я», соотнесены с человеческими страданиями. Мир Вулрича — это беспокойное место, где преобладающие эмоции суть одиночество и страх, а преобладающее действие — схватка со временем и смертью, как это происходит в его классических произведениях типа «Три часа» («Three O’Clock») и «Гильотина» («Guillotine»). Наиболее характерные для него детективные вещи кончаются осознанием, что рациональный порядок событий невозможен, что страх неистребим — он вездесущ.

Типичное для Вулрича место действия — это либо неопрятный отель, либо дешевый дансинг, либо захудалый кинотеатр да еще задняя комната полицейского участка, скрытая от посторонних глаз. В его мире Депрессия есть преобладающая реальность. Вулричу нет равных, когда он переходит к описанию маленького человека в его крошечной квартирке — ни денег, ни работы, голодная жена и дети. Страх пожирает маленького человека, словно раковая опухоль. Если главный герой Вулрича полюбил, то его любимая внезапно исчезает таким путем, что он не только не может ее найти, но даже не уверен, существовала ли она на самом деле. В другой классической для Вулрича ситуации герой может испытать затемнение рассудка под влиянием амнезии, наркотиков или гипноза и в результате мало-помалу приходит к заключению, что совершил убийство или другое преступление, пока был в отключке. Полицейские редко проявляют сочувствие, поскольку они суть земное воплощение верховных сил зла и их первейшая функция — мучить беспомощных. Все, что мы можем противопоставить этому кошмарному миру, сводится к созданию небольших островков любви и доверия, помогающих забыть зло. Однако любовь со временем умирает, и Вулрич наделен выдающимся умением показывать, как жизнь разъедает отношения между людьми. И хотя он часто писал о тех ужасах, которые может спровоцировать как любовь, так и ее отсутствие, в его произведениях немного героев непоправимо дурных и злых, зато каждый из них любит или жаждет любви, или же находится на грани разрушения, распада личности. И Вулрич солидаризируется с каждым, невзирая на то, какие преступления он — или она — в состоянии совершить. С точки зрения техники письма многие его рассказы ужасны, но, как драматург театра абсурда, Вулрич понимал, что внешне бессмысленное изложение наилучшим образом отображает бессмысленный мир. Некоторые из его произведений имеют вполне счастливый конец (обычно благодаря необычайным совпадениям), но у Вулрича нет однотипных характеров, и читатель никогда не знает заранее, окажется ли данная конкретная история светлой или мрачной. Это одна из причин большой популярности его произведений.