Книга несчастных случаев - Чак Вендиг Страница 34

так и содержащему особые повороты, виражи и тупики, во всех ситуациях свойственные ее неповторимо долбанутому мозгу. Бардак из списков неотложных дел и непредвиденных обстоятельств, бестолковый, наспех нацарапанный перечень того, какие коробки еще не разобраны и какую новую мебель нужно купить (потому что дом, хоть и маленький, был больше их квартиры в городе), плюс – я ведь здесь ради своей семьи, плюс – твою мать, напрасно мы перебрались в глухой лес, плюс – эй-эй, кстати, сова куда-то пропала, а скульптура пыталась удушить тебя.

– Твою мать! – вслух выругалась Мэдди внутри гроба, заполненного соленой водой. Она хлопнула по воде ладонью, и вода ответила ей тем же.

«Дыши глубоко и ровно», – мысленно приказала себе Мэдди.

Вдох, выдох. Вдох, выдох. Медитативное дыхание. Вся эта хренотень, когда ты представляешь себе, как воздушный шарик надувается, надувается, надувается, а затем медленно сдувается, сдувается, сдувается… «Только б не лопнул, – думала Мэдди. – Только б не лопнул!» Господи, она едва не взорвала его. Воображаемый воздушный шарик, а она его едва не взорвала. Чтоб тебя! Мэдди постаралась очистить сознание, превратить его в пространство для творчества: чистый черный холст, на который можно будет положить что-нибудь свежее, что-нибудь одухотворенное. Возможно, Труди была права. Возможно, она сможет что-то разблокировать хоть в этом – если не помогает перестать копаться в воспоминаниях, хоть поможет вдохновиться.

Мэдди мысленно представила силуэт. Не какой-то определенный силуэт, а меняющий форму в пустоте. «Истинные» художники издеваются над такими, как Боб Росс, за их подход к живописи – с наименьшим сопротивлением, «чтобы всем угодить», – но Боб ведь просто следовал туда, куда вело его искусство, и именно этим занималась сейчас она, в своих мыслях. Просто позволила силуэту превратиться в то, чем он должен был стать. Счастливое маленькое облачко, счастливое маленькое дерево, счастливая маленькая…

Счастливая маленькая дверная ручка.

Это еще что такое, твою мать? Дверная ручка?

Совершенно верно. Во мраке ее сознания – глаза открыты или нет? – дверная ручка. Золотая. Затем серебряная, затем деревянная. Материал ручки менялся, как и ее форма, от простой ручки офисной двери к примитивному образу, похожему на камень, потом к изысканной черной оловянной пластине с хрустальным шаром. Дверная ручка, порожденная ее волей. Мэдди знала, что эта ручка соединена с дверью, с порталом, понимала, что ее уверенность насчет этого чертовски странна, но также это было чертовски интересно, поэтому Мэдди потянулась к ней – и тут она не могла сказать, протянула ли настоящую руку или все-таки мысленную, – чтобы схватить ее, плавно повернуть…

Она ощутила щелчок отворившейся двери. Но дверь открылась не только перед ней – она открылась повсюду вокруг. Открылась под ней. И Мэдди почувствовала, что падает, погружается в черные бездонные глубины, затем летит в пустоте. Она закричала и…

* * *

– О нет, нет, пожалуйста, только не говорите, что вас там вырвало!

Мэдди лежала наполовину в резервуаре, наполовину вне его. Нижняя ее половина оставалась в рассоле. Она держала руки перед собой, приподнимаясь на них, а с волос и подбородка капала вода. Вдруг до нее дошло: «Я голая, словно новорожденный ребенок». Однако Мэдди была не из стеснительных, поэтому она осталась как была, нагишом. Девушка, Тей, которая могла быть Тейлор, вскинула руки словно домохозяйка из комиксов, увидевшая у себя на кухне мышь.

– Я не… – Мэдди едва не захлебнулась. Она откашлялась. – Я там не блевала. – По крайней мере ей казалось, что она этого не делала. – Что случилось?

– Вы начали кричать.

– Кричать? – «Я действительно кричала».

– Да, кричать. Вы кричали разные слова.

– Что? Какие слова?

– Ну… вы повторяли: «Я помню, я помню». Громко. Очень громко.

– «Я помню»?

– Ага.

– «Я помню».

– Ага. Да, именно так.

И тут Мэдди да, вспомнила.

Эдмунд Уокер Риз. Стоящий в дверях. Услышавший за спиной какой-то шум. Оглянувшийся, чтобы узнать, в чем дело, и…

Она что-то вспомнила. Возможно, не все. Но что-то.

26. Просмотром не поможешь

Нейт высунул голову на лестницу, ведущую в спальню Оливера на чердаке. Мальчишка обжился – шкафы с книгами, на стенах киноафиши, письменный стол, беспорядок на котором выглядел художественным и тщательно проработанным, в отличие от бардака, воцарившегося на столе у Нейта в конторе, – и сейчас он стыдился, что еще совсем недавно не хотел выделять сыну собственное помещение. В углу стоял кофр с гитарой, похожий на гробницу, чей иссохший обитатель был уже давным-давно наглухо отрезан от мира живых.

– Напрасно ты бросил играть, – сказал Нейт.

– Что? – Лежащий на кровати с водруженным на грудь планшетом Оливер поднял взгляд. Вытащил из ушей наушники.

– Я про гитару. Напрасно, говорю, бросил на ней играть.

– А. Да не знаю… По-моему, не мое.

– Тогда можно ее продать. Хорошая гитара.

– Я не хочу ее продавать, – нахмурился Оливер, снова уставившись в планшет.

Нейт поднял руки вверх, признавая поражение.

– Ладно, я просто подумал, может, тебе нужны деньги на карманные расходы… Это твоя гитара. Если она тебе нужна как декорация – никаких проблем.

Мальчишка ничего не сказал. Просто сидел, насупившись.

– Тебе еще что-нибудь нужно? – наконец не выдержал он.

– Просто хотел пожелать спокойной ночи.

– Ну так желай быстрее.

Значит, Олли все еще злится на него. Прошел уже целый день, а он по-прежнему злится. Черт возьми!

– Ну хорошо. Спокойной ночи, приятель.

– Угу.

Яростно уставившись в экран, Оливер стиснул планшет с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Лицо у него исказилось от боли.

– В чем дело? – встревожился Нейт.

– Просто смотрю «Ютьюб».

– Что ты там смотришь?

– Ничего. Просто… ну, геймстримера[45]. «Бой-зона». Он играет… Ну, в «Чашека», короче[46].

Этот канал был у Олли одним из самых любимых. А «Чашек»… Нейт предположил, что это какая-то игра. На самом деле Олли по большей части играл только в то, что у него на планшете, но ему чертовски нравилось наблюдать за игрой других. Нейт шутил, что тридцать лет назад отцы говорили своим детям что-то вроде: «В твоем возрасте я ходил в школу в снежный буран, в гору, отбиваясь от медведей!», а сейчас это превратилось в следующее: «В твоем возрасте мы сами играли в чертовы видеоигры! И нам это нравилось!»

Однако сейчас что-то явно было не так. Олли казался слишком напряженным, слишком возбужденным. Нейту было крайне неприятно так поступать, но он подошел к сыну, положил руку на планшет и развернул его к себе, не обращая внимания на протестующий возглас Оливера.

На экране был выпуск новостей Си-эн-эн.

Землетрясение. Семь баллов по шкале Рихтера. В Перу.

– Олли!