Сара Шепард - Милые обманщицы. Бессердечные Страница 35

Спенсер снова с ужасом подумала о том, что узнала. Ее отец… мать Эли. Она содрогнулась. Уму непостижимо.

Лес был неестественно спокоен, как будто застыл. Справа краем глаза Спенсер уловила какое-то мерцание и повернулась. В бывшей комнате Эли блеснуло что-то желтое. Потом зажегся свет. Майя, девчонка, которая там теперь жила, прошла в комнату и плюхнулась на кровать.

Зажужжал телефон Спенсер. От неожиданности она вскрикнула. Но звонила не Мелисса. На экране высветилось диалоговое окно. Это Спенсер?

Она в изумлении смотрела на ник отправителя: ЮССиМидфилдерРокскс. Это был Йен.

Пока она раздумывала, как ей быть, на экране высветилось еще одно сообщение: Твой адрес мне дала Мелисса. Ничего, что я тебе пишу?

У Спенсер раскалывалась голова. Значит, Йен с Мелиссой все-таки поддерживали связь.

Не уверена, что хочу общаться с тобой, быстро напечатала она. Ты ошибся относительно Джейсона с Вилденом. А потом кто-то пытался нас убить.

Ответ пришел сразу: Мне очень жаль, что так вышло. Но все, что я тебе говорил, чистая правда. Вилден с Джейсоном меня ненавидят. В тот вечер они собирались разобраться со мной. Может, они и не причиняли зла Эли… но они определенно что-то СКРЫВАЮТ.

Спенсер издала тихий стон. Откуда мне знать, что это не ТЫ убил Эли, а теперь пытаешься свалить свою вину на нас? Теперь нас ненавидит полиция. Да и вообще весь Роузвуд.

Я вам сочувствую, Спенс, написал Йен. Но, клянусь, Эли я не убивал. Ты должна мне поверить.

Шторы в окне комнаты Майи снова шелохнулись. Спенсер стиснула в руке телефон. Теперь она уже не могла представить, каким образом Йен мог оказаться там, где исчезла Эли. Равно как и Мелисса.

И тут ее осенило. Йен был с Мелиссой и, возможно, знает, почему в тот вечер сестра ругалась с отцом.

У меня к тебе вопрос, быстро напечатала она. Ты помнишь, что Мелисса ругалась с моим отцом в тот вечер, когда погибла Эли? Они встретились в дверях, и она стала на него кричать. Она тебе что-нибудь рассказывала?

Курсор на экране мигнул. Спенсер в нетерпении барабанила пальцами по бювару Tiffany. Прошло долгих двадцать секунд, прежде чем Йен ответил: Думаю, об этом тебе лучше спросить у родителей.

Спенсер вонзилась зубами в нижнюю губу. Не могу, набрала она на клавиатуре. Если что-то знаешь, расскажи.

Снова долгая пауза. Две вороны вылетели из обгорелого леса и уселись на столб телефонной линии. Спенсер посмотрела на обвалившийся амбар, потом на обнесенный желтой лентой котлован на заднем дворе ДиЛаурентисов. Казалось, нервы ее оголены, натянуты до предела – вот-вот лопнут. Одним взглядом она охватила весь путь, что прошла Эли в последние часы своей жизни.

Наконец на экране появилось новое сообщение: Мы с Мелиссой спали в маленькой гостиной, писал Йен. Я помню, как она встала и пошла разговаривать с вашим отцом. Вернулась расстроенная. Сказала, что у него роман с мамой Эли, она уверена. Сказала также, что ваша мама только что об этом узнала. «Боюсь, как бы она не совершила какую-нибудь глупость», – добавила Мелисса.

У Спенсер громко забилось сердце. Какую глупость? – тут же написала она в ответ.

Не знаю.

– О боже, – громко произнесла Спенсер. Где мама их застала? Неужели ее отец и миссис ДиЛаурентис миловались на кухне, испытывая судьбу у всех на виду?

Спенсер сжала виски. На следующий день мать Эли усадила подруг и спросила, не рассказывала ли дочь о каком-нибудь, подслушанном в доме, разговоре? И что ей показалось, будто накануне она видела Эли в дверях. А что, если Эли тоже застала мать с отцом Спенсер? Может быть, Эли вошла в дом через черный ход, тихо ступая, направилась по коридору на кухню и увидела их… вместе. Спенсер знала, как бы поступила она сама, откройся ее взору подобное зрелище: развернулась бы и убежала.

Может, и Эли так же сделала. А потом с ней случилось… то, что случилось.

Телефон Спенсер снова пискнул. И еще, Спенс, мне неловко это говорить, но я знал об их интрижке и раньше. Я видел твоего отца с матерью Эли за две недели до этого. Случайно сболтнул об этом Эли. Не собирался, но она чувствовала, что я что-то от нее скрываю. Ну и заставила меня сказать.

Спенсер вытянула перед собой руку с телефоном. Значит, Эли знала?

– Боже, – прошептала она.

Новое сообщение. Я никогда не говорил тебе, почему Джейсон хотел устроить со мной разборку в тот вечер, когда пропала Эли. Надеялся, не придется. Это из-за того, что я рассказал Эли про их роман. Она очень расстроилась, и Джейсон решил, что я это специально сделал, чтобы ей было больно. Они с Вилденом за многое меня ненавидели, но это стало последней каплей.

Пока Спенсер соображала что к чему, на экране высветилось продолжение: И знаешь, что мне всегда казалось странным? Ты не замечала, как вы все похожи – ты, Мелисса и Эли? Может, поэтому вы все трое мне и нравились.

Спенсер нахмурилась. У нее кружилась голова. Слова Йена зацепились в сознании и пустили ростки. Действительно, странно, что у Эли с ее отцом не было абсолютно никакого внешнего сходства. Она не позаимствовала у него ни непослушные вьющиеся волосы, ни крючковатый орлиный нос. Впрочем, в отличие от Джейсона, материнский нос, длинный и заостренный, Эли тоже не унаследовала. Ей достался аккуратный изящный носик с чуть вздернутым кончиком. Очень похожий на нос мистера Хастингса, если уж на то пошло. И, что еще ужаснее, на нос самой Спенсер.

Ей вспомнился разговор с папой и мамой сразу после выписки из больницы: хоть Оливия ее и выносила, она – плод любви своих родителей. Но, если то, что имеет в виду Йен, верно, значит Спенсер и Эли… родственницы. Сестры.

А потом ей вспомнилось еще кое-что. Она вскочила на ноги и завертелась на месте, мутным взглядом обводя комнату. Затем кинулась в кабинет отца. Слава богу, там никого не оказалось. Она схватила со стеллажа йельский ежегодник, перевернула его вверх тормашками. На восточный ковер выпал нечеткий полароидный снимок. Спенсер подняла фото, стала внимательно в него всматриваться.

Черты женщины были смазаны, но лицо в форме сердечка и светлые пшеничные волосы ни с какими другими не спутаешь. Спенсер следовало бы сразу догадаться. На фотографии была запечатлена не Оливия, а Джессика ДиЛаурентис – беременная Джессика ДиЛаурентис.

Дрожа, Спенсер перевернула фотографию и на обратной стороне увидела дату. Второе июня, почти семнадцать лет назад. За несколько недель до рождения Эли.

Спенсер схватилась за живот, стараясь подавить рвотный позыв. Если маме было известно про отцовскую интрижку – понятно, почему она ненавидела Эли. Наверно, она сходила с ума, зная, что физическое воплощение ее неудавшегося брака живет с ними по соседству – и, что еще хуже – им является девочка, которую все обожали. Девочка, которая получала все, чего бы ей ни захотелось.

В принципе, если в тот мрачный вечер – пока дочь с подругами праздновали окончание седьмого класса – миссис Хастингс наткнулась на очередное доказательство чужого вероломства, то это вполне могло толкнуть ее на крайность. Заставить сделать нечто необдуманное, нечто такое, что ей необходимо скрывать.

Давай никогда больше не будем говорить об этом, сказала ей мама. А на следующий день после злополучной «пижамной» вечеринки, когда Спенсер вернулась домой от ДиЛаурентисов, миссис Хастингс сидела за столом на кухне – причем до того растерянная, что даже не отреагировала на оклик. Напуганная тем, что сделала с единокровной сестрой своей дочери. Возможно, ее мучило чувство вины.

– О боже, – хрипло произнесла Спенсер. – Нет.

– Что «нет»?

Спенсер быстро повернулась. В дверях кабинета стояла ее мама – в черном шелковом платье и серебряных туфлях на шпильках фирмы Givenchy.

С губ Спенсер слетел тихий вскрик. Но мать уже заметила йельский ежегодник, все еще лежавший раскрытым на столе, и фотографию в руке дочери. Спенсер поспешила сунуть снимок в карман. По лицу миссис Хастингс скользнула мрачная тень. Она быстро вошла в кабинет и тронула дочь за руку. Ладонь у нее была холодной, как ледышка. Заглянув в сузившиеся глаза матери, Спенсер испытала страх.

– Надевай пальто, Спенс, – сказала миссис Хастингс неестественно спокойным голосом. – Поедем прокатимся.

24

Еще одно откровение

Ханна открыла глаза и поняла, что лежит на узкой больничной койке. Вокруг – зеленые стены. Рядом – большой букет, возле двери – надувной шар со смеющейся рожицей, руками-ногами гармошкой и надписью «СКОРЕЙШЕГО ВЫЗДОРОВЛЕНИЯ». Как ни странно, точно такой же отец подарил ей после того, как Мона сбила ее на своем внедорожнике. И, если уж на то пошло, стены в той – другой – палате тоже были зелеными. Чуть повернув голову вправо, она увидела у подушки серебристый клатч. Это еще что такое? Когда последний раз она брала его с собой? И вспомнила: на празднование семнадцатилетия Моны. В тот самый вечер, когда ее сбила машина.