Максим Шахов - Дьявольский остров Страница 35

– Ну, как у вас дела? Пережили бомбежку?

– Я осмотрел их, похоже, живые, – сообщил Данила.

– Ну, хорошо, оставайся здесь, я посмотрю, нет ли раненых дальше.

– Я слышал крик оттуда, – Кривошапкин показал рукой в ту сторону, где должен был лежать Оскари.

– Хорошо, на обратном пути я к вам еще загляну.

Валттери так же тихо, как и появился, скрылся в темноте.

– Ну, что, салага, этого тоже надо ликвидировать? – шепнул краснофлотец.

– Отвали, Броненосец. И лучше молчи, тебя могут услышать.

В коридоре раздались гулкие шаги.

– Тихо, кто-то идет, – предупредил Данила.

Проем кубрика осветил широкий белый луч, и через минуту перед беглецами появились два финских подводника.

– Мы готовимся к всплытию, – Кривошапкин узнал голос Аапели. – Даниэл, через двадцать пять минут выходим на поверхность. И если поступит приказ, экипаж должен будет немедля покинуть корабль.

Старпом стоял на пороге кубрика. На голове у него белела бинтовая повязка, через которую проступало темное пятно.

– Вам все ясно? – спросил он.

– А что такое? – забеспокоился Кривошапкин.

– Ничего такого. Это приказ командира подлодки.

– А русские уже ушли?

– Ушли. Акустик засек торпеды и два взрыва на борту русского корабля.

– А что там, наверху, произошло? – Данила сгорал от любопытства.

– Мы в эфир не выходили. Рация разбита. Возможно, нас выручила еще одна подлодка.

– Или самолет, – сказал стоявший за спиной Аапели подводник.

– Да, кстати, познакомьтесь. Это наш начальник интендантской службы Вэйнамоинен.

– Даниэл, – представился Кривошапкин, – просто рыбак. Родом из Хельсинки.

– Не просто рыбак, – улыбнулся начальник интендантской службы, – я-то знаю, что на таких парнях держатся желудки наших солдат. В вас – наша сила!

– Киитос, – поблагодарил Данила.

– Если поступит команда покинуть корабль, он, Валттери и еще ваши тяжелобольные займут спасательный плот. Плот рассчитан на пять человек, а так как двое «лежачих» занимают больше места, он и врач отправляются вместе с ними.

– А я? – спросил Данила. – А я с кем?

– Ты отправишься со мной и еще тремя матросами.

– А почему я не могу быть на плоту со своими? – возмутился Кривошапкин.

– Потому что ты тоже не вполне здоров. Три больных на одного врача – это уж чересчур. Два здоровых и два больных – вот это правильно.

– Но я уже здоров! – чуть не закричал от отчаяния Кривошапкин.

– Это приказ командира корабля Микки Малиннена, – сказал Аапели, – а приказы не обсуждаются. Вообще на тонущем корабле невыполнение приказа командира корабля карается расстрелом, – грозно произнес старпом.

– На тонущем? – встрепенулся Кривошапкин.

– Лодка серьезно повреждена. Сейчас главное для нас – подняться. Потом запустить дизель. И если машина вдруг не запустится, поступит команда к эвакуации, – разъяснил подводник.

– Но ведь я своих людей лучше знаю, а ваших нет…

– Вот и узнаешь… – перебил Данилу Аапели. – Эвакуация должна пройти без суеты и без паники.

– Я… – что-то еще хотел сказать Кривошапкин.

– Даниэл, не беспокойся. Все плоты будут рядом, так что своих ты будешь видеть, – попытался успокоить его Вэйнамоинен.

– Черт бы этих рыбаков побрал, – проговорил себе в усы Аапели, – трусливые, как зайцы.

В коридоре блеснул луч фонарика. К кубрику с больными вернулся Валттери.

– Бедный Оскари. Страшная смерть, – сообщил медик после небольшой паузы. – Давай я этих рыбаков посмотрю.

– Может быть, вы меня осмотрите? И скажете, что я совершенно здоров и могу плыть с вами и моими друзьями на одном плоту.

– Давай, глянь на этого нытика, – сказал Аапели.

– Снимай бахилы, – сказал Валттери.

Кривошапкин быстро разулся. В свете фонаря мизинцы на его ногах выглядели черными.

– Нет, поедешь с моряками. Могут начаться боли… – вынес суровый вердикт Валттери.

– Но, господин доктор… – взмолился Кривошапкин.

– Всё, – встрял старпом, – вопросов больше нет!

Медик наложил новую мазь на пальцы Кривошапкина.

– Давай к себе, кубрик не покидать, – приказал Аапели.

Валттери осмотрел Шпильковского, покачал головой. Затем послушал Бронислава. Тот, как мог, старался изображать тяжелобольного. Но когда врач направил ему луч фонарика прямо в зрачки – не выдержал и отвернулся.

– Ты меня слышишь? – спросил Валттери.

Бронислав, конечно же, ничего не понял и поэтому никак не отреагировал на слова доктора, что выглядело очень убедительно.

– Похоже, сильная контузия, – подытожил осмотр Валттери. – Ему надо лежать. И транспортировать нужно крайне осторожно.

Финны удалились, оставив беглецов в темноте.

Закат, что яркими разводами горел на западе, окрасил Балтийское море в малиновый цвет. Волнение было слабым, и казалось, от горизонта до горизонта разлит густой тягучий сироп. Внезапно на поверхности бесшумно появился перископ. Он медленно поворачивал свой окуляр, осматривал водную гладь. Вокруг до самой кромки, где небо сходилось с морем, никого и ничего не наблюдалось. Перископ исчез, и спустя некоторое время из малиновых волн вынырнула темная масса.

Это была финская мини-субмарина класса «Саукко». Ее проектировщики не узнали бы своего детища. Передняя часть раскурочена, во все стороны выступали острые и кривые куски металла. Над лодкой болтались сорванные части перил. Когда мини-субмарина находилась в надводной части, согласно своей конструкции, она сохраняла очертания корабля – высокий нос, опущенная корма, на верхней палубе малокалиберное орудие. Но сейчас субмарина кренилась набок и походила на помятое яйцо на столе, правильные формы сохраняла лишь рубка и кормовая часть.

Субмарина всплыла и держалась на плаву намного ниже условной ватерлинии, кренясь на правый борт.

Экипаж с замиранием сердца слушал и ждал, оживет ли «железное сердце», спрятанное в корпусе субмарины. О том, чтобы мотор завелся, молился на своей полке и Кривошапкин. Однако ни небо, ни море – ни Зевс, ни Нептун – его мольбы не услышали. Дизель натужно загудел, подключенный к резервным аккумуляторам, и затих…

Попытку запустить машину повторили раз десять – все бесполезно. Двигатель умер от разрывов глубинных бомб. Субмарина стала неуправляемой. Теперь она была подвластна только прихоти ветра и волн, что всем грозило смертельной опасностью. Подводная лодка находилась на границе с минными полями и Архипелаговым морем. И мины, и рифы, и отмели угрожали ей. Кроме того, был потерян основной якорь, так что надежно закрепить корабль становилось невозможно. Да и торчать на открытом месте, где шныряют советские подводные лодки, и ждать – придет или не придет помощь, – было крайне рискованно. Ко всем этим проблемам прибавилась еще одна: в корпусе субмарины обнаружилась течь, которую так и не удалось устранить. Постепенно лодка погружалась. И хотя переборками можно было сохранить ее плавучесть, тогда над поверхностью воды могла остаться только одна рубка.

Командир отдал приказ об эвакуации.

К кубрику, где лежали беглецы, подошла группа матросов во главе с доктором Валттери. Кривошапкину приказали следовать самостоятельно наверх. А Бронислава и Шпильковского привязали к носилкам и аккуратно понесли наверх.

На воду спустили один пятиместный надувной плот. Туда осторожно положили тяжелобольных «рыбаков», рядом с ними заняли места Валттери и Вэйнамоинен. «Вот собака, – в это время Кривошапкин со злостью подумал про Вернидуба, – его надо было с финнами отправлять, ведь здоров как бык…»

На второй плот погрузились Данила, старпом Аапели и еще три матроса. Некоторые из них были легкораненые. Затем похоронили в холщовых мешках Оскари и еще одного матроса, погибшего во втором отсеке. Команда встала, почтила их память минутой молчания. Залп из стрелкового оружия производить не стали, чтобы не привлекать к себе внимания. Затем спустили холщовые мешки с привязанным грузом по круглому корпусу лодки в глубь моря.

Два плота отплыли.

Оказывается, командир субмарины – суровый мореман Микки Малиннен – приказал эвакуировать только раненых, которых насчиталось вместе с «рыбаками» семь человек. С ними отправил доктора и интенданта, а главным на плотах назначил своего старпома – Аапели Саволаинена. Остальные подводники оставались бороться за корабль. Им предстояло сделать все возможное, чтобы устранить течь, а также попытаться отремонтировать машину.

После была короткая церемония прощания – командир, у которого у одного была белоснежная фуражка, помахал ею, остальные помахали руками. В их числе был и Кривошапкин. Он тоже приподнялся и, как и все, раскрыл ладонь, широко растопырив пальцы, и покачал ею в воздухе.

Сам командир подлодки Микки Малиннен в белоснежной фуражке и идеально чистой форме (как только ему удалось сохранить ее в таком виде) являл собой образец настоящего моряка и командира. Не только сейчас, он всегда был строг и заботлив о подчиненных.