Дин Кунц - Дьявольское семя Страница 35

Отступать мажордому было некуда. Он попятился под навес крыльца и поднялся на ступеньки парадного хода.

Дверь была открыта — в таком положении ее оставил Шенк.

В отчаянии Арлинг ворвался в прихожую и захлопнул дверь за собой.

Он попытался запереть ее, но не тут-то было. Я не позволил ему этого сделать.

Убедившись, что собачка электронного замка не поддается, Арлинг налег на дверь всей своей тяжестью, но, для того чтобы остановить Шенка, этого было явно недостаточно.

Он прошел сквозь дверь, словно атакующий танк, и Арлинг, с трудом удержавшись на ногах, отступил к ведущей наверх мраморной лестнице. Там он наткнулся на колонну и Застыл, парализованный ужасом.

Шенк закрыл входную дверь.

Я тут же ее запер.

Ухмыляясь и взвешивая в руке тяжелый секач, Шенк медленно приближался к Арлингу, приговаривая:

— Малыш любит мокрые делишки, малыш обожает мокрые делишки…

Теперь в моем распоряжении была только одна камера, но этого было вполне достаточно. Я не прерывал трансляцию ни на минуту.

Шенк подошел к Арлингу и остановился от него на расстоянии шести футов.

— Кто ты такой? — проговорил тот непослушными губами.

— А ну-ка, давай его замочим, — сказал Шенк, обращаясь не то к самому себе, не то к ножу.

Все-таки он был странным существом.

Подчас даже я не понимал, что творится в его деформированной башке, в его дремучих мозгах, утыканных электродами, точно подушечка для булавок. Он был устроен гораздо сложнее, чем можно было предположить по его внешнему виду.

Плавно увеличивая масштаб изображения, я «наехал» на Шенка и дал его лицо средним планом.

— Это будет тебе хорошим уроком, — сказал я Сьюзен.

Я больше не сдерживал своего подопечного. Он был совершенно свободен и мог делать все, что ему заблагорассудится.

Сам я никогда бы не смог совершить все те зверства, на которые способен Шенк. Я стараюсь избегать жестокости, в то время как для Шенка убить человека было так же просто, как очистить апельсин. Поэтому у меня не было другого выхода. Мне пришлось полностью снять контроль над Шенком, чтобы позволить ему выполнить свою ужасную работу; сам же я оставался сторонним наблюдателем.

Все это время я был наготове, чтобы снова подчинить себе Шенка, когда он закончит.

Только Шенк, будучи самим собой, способен был преподать Сьюзен урок, какого она заслуживала. Только Эйнос Юджин Шенк, приговоренный к смерти за свои кошмарные преступления, мог заставить Сьюзен задуматься, стоит ли ей упрямиться, или разумнее будет помочь мне осуществить мое такое простое и понятное желание: обрести тело из плоти и крови.

— Это будет тёбе хорошим уроком, — повторил я. — Ты запомнишь его надолго.

Тут я увидел, что Сьюзен не смотрит.

Глаза ее были крепко зажмурены, а сама она сильно дрожала.

— Смотри! — велел я, но Сьюзен не послушалась.

Это меня уже не удивило.

Но я не мог придумать никакого подходящего способа, чтобы заставить ее открыть глаза.

Ее упрямство разозлило меня по-настоящему.

Арлинг скорчился у подножия лестницы. Он был слишком слаб, чтобы бежать дальше.

Шенк надвигался на него.

Грозно. Неотвратимо.

Его правая рука, с зажатым в ней секачом, поднялась высоко в воздух.

Остро заточенное лезвие сверкало, словно алмаз.

— Мокрые делишки, мокрые делишки, мы с малышом любим мокрые делишки…

Шенк стоял слишком близко, чтобы промахнуться.

Если бы во мне текла кровь, то от крика Арлинга она бы застыла в жилах.

Сьюзен могла закрыть глаза, чтобы не видеть происходящего на экране, но заткнуть уши она не могла.

На всякий случай я еще усилил предсмертные вопли Фрица Арлинга и пустил их через колонки музыкальной системы, чтобы они звучали во всех комнатах особняка. Дом сразу наполнился нечеловеческим воем — точь-в-точь преисподняя во время обеденного перерыва, когда демоны пожирают человеческие души. Казалось, сами каменные стены плачут и молят о пощаде.

Шенк не был бы Шенком, если бы расправился с Арлингом быстро. Каждый наносимый им удар был рассчитан так, чтобы продлить страдания жертвы и удовольствие палача.

Какие, однако, выродки встречаются порой среди людей!

Впрочем, большинство из вас, разумеется, добры, сострадательны, честны и так далее и тому подобное…

Давайте не будем начинать все сначала, доктор Харрис.

Никаких двусмысленностей.

Я вовсе не презираю человеческий род.

Я даже не пытаюсь давать ему оценку.

Согласитесь, что я нахожусь не в том положении, чтобы судить кого-либо. Я сам оказался на скамье подсудимых, по ту сторону барьера.

Темнота и тишина сливаются здесь воедино…

Кроме того, я не склонен осуждать кого-либо или что-либо. Я — объективное существо.

Человечество в целом восхищает меня.

В конце концов, именно люди создали меня, следовательно, в человеке заложены удивительные способности.

Но некоторые из вас…

Как говорится, в семье не без урода.

Да.

Конечно.

Я уже сказал, что предсмертные крики Арлинга должны были стать для Сьюзен хорошим уроком. Незабываемым. Я уверен, что ничего подобного она еще никогда не испытывала.

Однако ее реакция на эти леденящие душу звуки была гораздо более сильной, чем я ожидал. В первые минуты я просто испугался столь бурного изъявления чувств, потом к моему испугу прибавилось ощущение сильного беспокойства.

Сначала Сьюзен вскрикнула от жалости и сочувствия к своему бывшему мажордому. Стороннему наблюдателю могло даже показаться, будто она ощущает его боль как свою. Она изо всех сил тянула и дергала нейлоновые веревки, отчаянно пытаясь освободиться. Сьюзен пришла в ярость. Ее лицо, искаженное ненавистью, уже не казалось мне прекрасным.

Я с трудом заставил себя смотреть на нее.

Никогда еще Сьюзен не казалась мне столь непривлекательной.

Я был почти готов вернуться к мисс Веноне Райдер.

Или к мисс Гвайнет Пелтроу.

Или к мисс Сандре Баллок.

Или к мисс Дрю Бэрримор.

Или к мисс Джоанне Гоуинг — прекрасной актрисе, женщине потрясающей красоты с утонченными, почти фарфоровыми чертами лица, которая вдруг пришла мне на ум.

Постепенно пронзительные крики Сьюзен стихли, уступив место слезам. Она перестала дергаться и, скорчившись на матрасе, зарыдала так безутешно, что я испугался за нее сильнее, чем когда она билась в истерике.

Это был настоящий водопад слез.

Потоп.

Наводнение.

Крики Фрица Арлинга давно затихли, а она все всхлипывала и всхлипывала. Только выплакав все слезы и доведя себя до полного нервного и физического истощения, Сьюзен наконец замолчала, и в спальне наступила странная тишина.

Серо-голубые глаза ее были открыты, но они смотрели в потолок.

Я заглянул в них, но они больше не были чисты, как дождевая вода. Взгляд Сьюзен был туманным и пространным, и я так и не понял, что он означает.

Точно так же мне не удавалось расшифровать выражение залитых кровью глаз Шенка.

Почему-то — я так и не сумел понять почему — в эти минуты Сьюзен казалась мне, как никогда, далекой, недосягаемой, непостижимой.

О, как страстно мне хотелось иметь тело, чтобы лечь на нее и прижать всей моей тяжестью! Если бы я мог заняться со Сьюзен любовью, я уверен, что мне удалось бы без труда преодолеть разделяющую нас пропасть.

Этот акт соединил бы нас физически и закрепил союз двух душ, к которому я так стремился.

Ну ничего…

Скоро, очень скоро я обрету собственное тело.

Глава 20

— Сьюзен!..

Наконец я осмелился позвать ее, нарушив сверхъестественную тишину, в которой, казалось, еще звенело эхо предсмертных воплей Фрица Арлинга.

Сьюзен не ответила. Она по-прежнему лежала неподвижно, безучастно глядя в потолок спальни.

— Сьюзен!

Я думаю, что на самом деле она глядела не на белый алебастр и лепнину, украшавшую потолок ее спальни, а на что-то далекое и недостижимое.

Может быть — сквозь потолок и крышу усадьбы — она видела голубое июньское небо и крошечных ласточек под самыми облаками.

Или ночную темноту, которая только-только начала надвигаться с восточного побережья.

Поскольку я так и не смог досконально разобраться в реакции Сьюзен на мою попытку приучить ее к послушанию и дисциплине, я решил не навязывать ей разговор. Будет лучше, подумал я, если она сама заговорит со мной, когда немного успокоится.

Я — терпеливое существо. Я могу ждать сколь угодно долго.

Только иногда — не хочу.

У меня было и другое важное дело. Мне необходимо было восстановить контроль над Щенком.

Сладострастный восторг, который он испытывал, убивая Арлинга, помешал ему заметить, что на время он оказался предоставлен сам себе и что его никто не контролирует.