Хорхе Молист - Наследие последнего тамплиера. Кольцо Страница 35

Я сдержанно засмеялась. Заметив мой сарказм, Ориоль отвел свои синие глаза, так волновавшие меня. Пристально посмотрев на него, я ощутила на губах привкус соли — память о моем первом поцелуе. Но он, кажется, не разделял охватившего меня волнения и как ни в чем не бывало продолжал разглагольствовать.

— История зависит от того, кто ее пишет, но факт в том, что Венеция выделила гораздо больше кораблей, чем вся Испанская империя, включая не только Каталонию, Валенсию и Майорку, но также Неаполь и Сицилию. — Ориоль был так захвачен прошлым, что, в сущности, не замечал меня. Галера вызывала у него почти сладострастное чувство, и он откровенно любовался ею. — Модель корабля за шестьсот лет претерпела очень мало изменений, — продолжал просвещать меня Ориоль. — В Византии около тысячного года галеры уже имели формы, подобные этим, что было наивысшим достижением строительства боевых кораблей древности. При сооружении галер использовали те же технологии, что и при строительстве римских тиррен, а еще раньше — греческих и финикийских судов. Вообще суда подобного типа господствовали на Средиземном море в течение двух тысяч лет. Такое судно проектировалось как быстроходное и предназначалось для нападения на вражеские корабли. Они таранили своей носовой частью их борт, хотя в Средние века носовую часть в основном использовали как мостик для абордажа судна противника. Судно, которое ты сейчас видишь, было вооружено пушками. Большая часть пушек устанавливалась в носовой части и лишь некоторые по бортам и на корме. Впрочем, артиллерия была тогда еще не очень мощной. Когда же пушки усовершенствовали, галеры как боевые корабли исчезли. В самом деле, если уж появилась возможность потопить вражеское судно артиллерийским огнем, зачем рисковать собственным кораблем?

Галера Арнау д'Эстопиньи была из тех, что получили прозвище «незаконнорожденные», ибо приводилась в движение как с помощью весел, так и парусов. Ее оснащали двумя большими парусами и тридцатью шестью скамейками на трех гребцов каждая. На той, что ты видишь сейчас, тридцать скамеек, и на каждое весло приходилось по четыре раба. Весла применялись только в бою, когда приходилось спешить, или при отсутствии ветра. Вообрази! Семьдесят два весла одновременно ударяют по воде! Для того чтобы все опускали и поднимали весла разом, барабанная дробь определяла ритм. — Глаза Ориоля выражали душевный подъем. Он словно видел воочию, как корабль д'Эстопиньи, разрезая килем морскую гладь, на полной скорости врезается во вражескую галеру. — Он был самым быстроходным судном своего времени.

Я внимательно слушала Ориоля. Говорил он вещи интересные, но особое очарование этому рассказу придавала его личность.

Мы обошли галеру, видя лишь деревянный каркас ее остова. В нескольких местах отсутствовали доски, что позволяло посетителям осмотреть внутреннюю часть и оборудование. Мы остановились возле кормы, и мне очень понравился бак с причудливыми украшениями, казавшийся с уровня земли высоко поднятым.

— На «Санта-Коломе» никаких украшений не было. Сейчас перед тобой флагманский корабль. Им командовал дон Хуан Австрийский, брат императора германо-испанской монархии, второй человек в государстве и самый богатый в мире. Галеру Арнау д'Эстопиньи, надо полагать, украшал только красный расплющенный крест или патриарший крест тамплиеров, изображенный на корме и на щитах, которыми прикрывались воины и арбалетчики.

Мы поднялись на несколько лестничных пролетов и вышли на платформу, размещенную над первыми скамейками для гребцов, оказавшись на уровне так называемой рубки, командного пункта корабля. Там во время плавания находились офицеры, а также штурман и кормчий. Они держались отдельно от гребцов и от надсмотрщиков, заставлявших рабов исполнять приказы.

Отсюда было видно всю весельную и носовую часть корабля. Аудиовизуальное устройство, запрограммированное на автоматическую работу, начало показывать работу гребцов галеры на экране, расположенном у нас над головами. Все это спроецировали так, что нам казалось, будто гребцы сидят на скамейках реального корабля.

И тут случилось это. Я сразу же поняла и подумала: кольцо, снова кольцо.

Изобразительный и звуковой ряды ролика были заглушены образами и звуками, возникшими в моем воображении, но превосходящими реальность.

Я слышала барабанную дробь, определяющую ритм для гребцов, плеск воды при погружении в нее весел, чувствовала резкий запах пота гребцов, одетых в лохмотья. Я ощущала порывы ветра, видела голубизну неба и воды, белые барашки на гребнях волн. День был солнечный, но море волновалось и корабль покачивало.

Впереди шла другая галера. На верхушках ее мачт развевались зеленые флаги ислама, а на наших мачтах реял боевой вымпел тамплиеров-моряков — черный штандарт с белым черепом.

Надсмотрщики ходили между скамьями гребцов, угрожая бичами тем, кто не слишком энергично работал веслом, а человек, поднявшийся на грот-мачту, что-то кричал. Я услышала голос, возможно, свой собственный, который умолял выстрелить из катапульт.

Мое сердце учащенно забилось, и я крепко сжала рукоятку меча, висевшего у меня на поясе. Я понимала, что многие скоро умрут, возможно, и я.

Вражеский корабль попытался уйти от нас на веслах, одновременно поднимая паруса, подобно тому, как мы сделали это несколько раньше. Но уверенности в том, что мы догоним их, у меня не было.

— Налечь на весла! — кричала я.

И этот приказ был повторен всеми надсмотрщиками. На спины рабов, не успевавших выдерживать заданный ритм, посыпались удары бича. Рабы хрипели, когда весла опускались в воду, и судно прибавляло ход. Каждый удар кнута сопровождался криками боли. До меня доходил тяжелый запах тел, теперь усилившийся. Его гнало движение воздуха со стороны носа, и я поняла, что улавливала его и раньше, находясь в трансе. Поняла, что дополнительный оттенок этому запаху придает страх, чуть заметный и омерзительный.

Расстояние до нашего приза сокращалось, но их корабль был так же быстроходен, и снаряды из наших метательных орудий не достигали его. Коридор у носовой части «Санта-Коломы» был заполнен арбалетчиками, готовыми открыть стрельбу по сарацинам. Один выпустил стрелу, и она впилась в деревянную обшивку кормы вражеского корабля, однако при такой дистанции риск промахнуться был очень велик, и я приказала экономить стрелы.

В этот момент мавры раскрыли рубку, и матрос, сидящий на грот-мачте, закричал: «Нафта!» Небо прорезали полосы дыма, и вокруг нашего корабля начали падать сосуды с горящей нефтью.

Солдаты прикрывались кирасами, малоэффективными против огня, однако рабы гребли ничем не защищенные, и между восемнадцатой и девятнадцатой скамьей с левого борта упал один сосуд. Он угодил в одного из этих несчастных, превратив его в огненный шар. Гребец взывал о помощи. Его товарищи издали тревожный вопль и бросили весла. Галера повернула направо.

Кормчий пытался выправить судно. Визг горящих людей вызывал дрожь, но ситуация не позволяла ни бояться, ни сочувствовать.

— Бросьте сухие листья в камбуз! — приказала я.

К подобному приему мы прибегали не впервые. Пока надсмотрщики и солдаты пытались потушить огонь, заливая его водой из ведер, матросы подняли из трюма мешки с сухими листьями и дегтем и бросили их в очаг, находившийся на двадцать третьей скамье, на которой не было гребцов. Благодаря свободному доступу воздуха в нем постоянно поддерживался огонь. Вскоре над кораблем поднялся столб черного дыма.

— Прекратить греблю! Весла в воду! — крикнула я.

Приказ передали по проходу между скамьями гребцов, корабль остановился. Огонь уже взяли под контроль, когда марсовый прокричал, что корабль сарацин разворачивается. Дымовые линии, оставляемые их снарядами, на короткое время исчезли, но, встав напротив нас, они возобновили стрельбу — на этот раз из коридора в носовой части галеры. Наши надсмотрщики быстро сняли кандалы с раненых и умирающих гребцов, и гребцы-добровольцы, так называемые бонавоглис, заняли их места. Наша галера, закрытая плотной дымовой завесой, поддерживаемой моряками, напоминала корабль, получивший непоправимые повреждения, а на самом деле была готова к бою.

Вражеский корабль приблизился к нашему правому борту, забрасывая нас огнем и стрелами; сарацины намеревались воспользоваться нашим замешательством и нанести нам поражение. Они никогда не осмеливались брать на абордаж корабли типа «Санта-Коломы», не уничтожив предварительно часть его экипажа. Мои люди метались в дыму, словно произошло нечто по-настоящему серьезное, и мавританские короткие копья уже достигали нашего деревянного корпуса, а также гребцов первых скамей. Те начали кричать.

Мы находились метрах в двухстах от врагов, когда я распорядилась:

— Пускать стрелы! Грести!

Когда приказ услышали в носовой части, зазвучал барабан, а также удары бичей и жалобные крики. Взметнулась туча стрел и обрушилась на противника. Вскоре крики послышались и на вражеской галере. Они еще больше усилились, когда один из наших камней упал на их палубу.