Стивен Хантер - Сезон охоты на людей Страница 36

Как ни странно, в этом слабом пятичасовом свете окружающий ландшафт казался очень даже красивым: клубы тумана стелились по влажной земле в долинах, прогалинах и ущельях, плотно окутывали деревья, и хотя дождь на время утих, он, несомненно, должен был очень скоро начаться заново, так как было видно, что нависавшие над самой землей облака разбухли от влаги. И все равно окружающее казалось таким тихим, таким спокойным, таким древним.

– Шевелись, – прошептал Суэггер в самое ухо Донни Фенну.

Донни встряхнул головой, отгоняя сон, отодвинул видение Джулии в сторону и вернулся к своему насущному бытию. Он находился в густом лесу на склоне холма над долиной Анлок, неподалеку от границы с Лаосом и совсем рядом с Кхамдуком. Впереди ждал еще один дождливый день, и погода не обещала перемен, так что авиация работать не будет.

– Нам нужно спуститься пониже, – сказал Боб. – Отсюда стрелять совершенно невозможно.

На сей раз сержант повесил автомат М-3 за спину, а в руках нес снайперскую винтовку М-40, неуклюжий "ремингтон" с толстым дулом и массивным деревянным прикладом уныло-коричневого цвета. Ружье было снабжено оптическим прицелом "Редфилд". Оружейники Корпуса морской пехоты немало потрудились над оружием: подвижный ствол ходил идеально свободно, стебель затвора не имел ни малейшего люфта, деревянные части тщательнейшим образом подогнаны под механизм, все болты затянуты не сильнее и не слабее, чем это нужно для безотказной стрельбы, и все равно винтовка нисколько не походила на те изящные карабины, с которыми солдаты почетного караула так грациозно выполняют ружейные приемы: она была сделана только для эффективной работы, а никак не для красоты.

Боб мазал лицо жирным красящим кремом, и из-под обвисших полей его тропической панамы виднелась прямо-таки гнусная рожа; он казался существом, выскочившим из чьих-то отвратительных ночных кошмаров, каким-то атавистическим порождением воинственных обитателей древних джунглей, обвешанным пистолетами и гранатами. Он густо намазал себе все лицо, так что даже белки глаз каким-то образом потускнели.

– Вот, давай раскрашивай свой портрет, и мы выходим, – сказал он, протягивая тюбик с камуфляжным кремом.

Донни поспешно вымазал себе лицо, поднял с земли М-14 и немыслимо тяжелую рацию РКС-77, своего главного и самого настоящего врага, и, крадучись, двинулся вниз по склону рядом с Бобом.

Казалось, что они погрузились в облака, словно ангелы, снисходящие на землю. Туман не поднимался и не расползался клочьями, а цеплялся за почву долины, как будто намереваясь еще больше сгуститься и покрыть землю слоем эмали. Никакому солнцу не было под силу разогнать его, уж по крайней мере сегодня.

Время от времени раздавались крики каких-то, судя по голосу, крупных лесных птиц, то и дело из густого подлеска доносились шорохи, выдававшие присутствие невидимых животных, а вот о присутствии человека не говорило ничего, не было слышно никаких металлических звуков, не замечалось ничего упорядоченного. Донни смотрел налево, Боб смотрел направо. Они двигались очень медленно, неестественно медленно, тщательно выбирая дорогу, пока в конце концов не оказались почти на дне долины, заросшей невысокой – всего лишь по пояс – травой, а посреди долины извивалась широкая тропа, вытоптанная не то людьми, не то буйволами, не то слонами, не то еще невесть кем.

И наконец-то издалека донеслись какие-то неестественные звуки. Донни в первый момент не понял, что это такое, но потом до него дошло: этот шум могли издавать только люди – ничего определенного, никаких разговоров в нарушение дисциплины, звуки дыхания, движения, издаваемые человеческим стадом. Это был 3-й батальон, все еще находившийся на расстоянии в несколько сотен метров, настроившийся на то, чтобы совершить последний форсированный переход в шесть или чуть побольше километров и оказаться возле базы, ожидавшей их нападения.

Боб поднял руку, приказывая остановиться.

– Ну вот, – сказал он, – все в сборе. Ты знаешь координаты?

Донни знал: он накрепко запомнил их.

– Квадрат "виски-дельта" 5120-1802.

– Вот и прекрасно. Если все-таки небо расчистится и прилетят птички, ты сможешь вовремя заметить их, выйти на частоту ВВС и потолковать с ними. У них все равно не будет хорошей видимости. Ты скажешь им, чтобы они обратили внимание на долину и как следует намазали там пол своей мастикой.

– А как же ты? Ты будешь…

– Обо мне не беспокойся. Ни один из этих безмозглых индюков с "фантомов" не сможет спалить меня, даже если очень захочет. Я сам смогу позаботиться о себе. А теперь слушай, какая будет твоя чертова работа. Ты будешь играть им на своей дудочке. Ты – это глаза. Не вздумай переться вслед за мной, понял? Ты можешь услышать перестрелку, ты можешь услышать очереди; пусть все это тебя нисколько не волнует. Это моя работа. А твоя – оставаться здесь и говорить с летунами. После того как летуны уберутся, ты должен суметь пробраться в лагерь к этим пожирателям червей. Ты свяжешься с ними по рации, сообщишь о том, что идешь к ним, зажжешь дымовую шашку и пролезешь к ним сквозь дым, чтобы они точно знали, что это ты, а не какой-нибудь герой из армии северовьетнамцев. Тебе ясно? Если я смогу хоть ненадолго задержать этих дрянных мальчиков, с тобой все будет в порядке.

– Ну а как насчет твоего прикрытия? Твое прикрытие – это я. Моя работа заключается в том, чтобы защищать твою чертову задницу. А сидя здесь, я не смогу сделать ровно ничего полезного!

– Послушай, Свинина, я сделаю первые три выстрела, как только увижу их. Затем я перебегу назад и направо на пару сотен метров, потому что они сразу же попытаются засыпать меня дерьмом. С нового места я постараюсь сделать еще два, три, может быть, четыре выстрела. Так и играют в эти игры. Я уложу парочку и отползу назад. Ну а предположим, что-то сложится не так и я после третьей серии, вместо того чтобы отступить, продвинусь вперед? Потому-то я и хочу, чтобы ты сидел именно здесь. Я тоже не стану слишком удаляться от этого места. Я не хочу, чтобы они догадались, сколько народу воюет против них, смогли подобраться ко мне с фланга или даже вовсе окружить меня. Я тебе гарантирую, что у них найдутся знающие, опытные, умеющие быстро бегать дозорные, поэтому ты должен будешь спрятаться в укрытие не позже чем через двадцать минут после того, как я сделаю первый выстрел. Они могут подойти совсем близко к тебе, поэтому заройся в землю, укройся листьями, сделай так, чтобы тебя не было, и все будет в порядке. Главное, не пропусти патрули; я точно знаю, что они их вызовут. Тех самых ребятишек, которых мы с тобой видели вчера вечером. Они вернутся, можешь мне поверить.

– Тебя убьют. Говорю тебе, тебя прихлопнут. Ты не можешь…

– Я даю тебе прямой приказ, и ты будешь выполнять его. И не устраивай мне никаких младенческих истерик. Я говорю тебе, что ты должен делать, и, клянусь, ты будешь это делать, или же я это не я, а старый облезлый безрогий козел. Тебе все ясно, ланс-капрал Фенн?

– Я…

– Ты будешь исполнять то, что я говорю! Черт тебя возьми, Фенн, ты выполнишь приказ, и никаких разговоров. Или же я отдам тебя под трибунал и ты, вместо того чтобы вернуться домой, отправишься прямиком в Портсмут.

Конечно, эта угроза не стоила и цента, и Донни сразу же это понял. Она не стоила ни цента, потому что если Суэггер отправится в долину без прикрытия, то он не вернется. Его просто не будет. Так утверждали законы физики огневого боя, а физика огневого боя была непререкаемой, железной реальностью войны. И она не оставляла для данного случая никакой надежды.

Он жертвовал своей жизнью ради нескольких незнакомых ему парней из лагеря, который он никогда не сможет увидеть. Он знал это, знал совершенно точно. Таким был его путь, очень похожий на путь Трига: он жаждал смерти, потому что война засела в нем очень глубоко и он знал, что не сможет жить без нее. У него не было никакой жизни, ради которой стоило бы возвращаться домой. Он безжалостно муштровал себя ради как раз такого безумного момента, когда он сможет выйти против батальона с одной лишь винтовкой и раз ему не суждено выжить, то совершенно ясно, что он будет сражаться до самого конца. Было похоже, что он знал в любом другом мире для воинов не будет места, и поэтому предпочитал принять свою судьбу, а не играть с нею в прятки.

– Ради Христа, Боб…

– Тебе все понятно?

– Да.

– Ты хороший мальчик. Ты вернешься в мир, к своей красивой девочке. Ты придешь к ней, оставишь все это поганое дерьмо в прошлом и никогда не будешь вспоминать о нем. Тебе понятно?

– Понятно.

– Вот и чудненько. Пора открывать охоту. "Сьерра-браво-четыре" ведет последнюю передачу и закрывает связь.

И, двигаясь со своими прирожденными легкостью и изяществом – бесценный дар для снайпера, Боб, казалось, пропал из глаз. Не оглянувшись назад, он скользнул вниз с холма и канул в неподвижный туман.