Михаил Зайцев - Наследник волхвов Страница 36

Темно было, но фары у обеих машин горели, шантрапа увидала ствол, и сразу передумали шакалы нападать на нашего Федора Васильевича, сразу в «бэху», сразу по газам. Товарища своего с ушибом желудка и амбала, взятого на конвоирование, бросили на фиг, классно развернулись, практически на месте, и умчались со скоростью ракеты.

Амбала Федя отпустил, тот, баюкая сломанную кисть, собрался исчезнуть в придорожной темноте, но командир заставил его прежде схлопотавшего в живот дружка с дороги убрать и высказался на предмет того, что грабить нехорошо, а раз уж задумали, то берите с собой «пушки» на дело, а если боитесь таскать «пушки» из-за ментовских проверок, так лучше вообще сидите дома, козлы. Поучил Федя грабителей-инвалидов уму-разуму, вернулся к нам в машину и сел за руль как ни в чем не бывало.

В Мальцевку «Нива» вкатилась со скоростью 40 км, чинно и благородно попетляла по сельским улицам и остановилась напротив дома «русской Ванги».

На переговоры отправили меня, поскольку я уже контактировал и с «Вангой», и с ее племянником-ассистентом. Представляете – ночью в калитку известной всей округе женщины стучится москвич, смахивающий на бомжа. Собака во дворе лает, соседи выглядывают из-за занавесок, бомжу холодно, он в одной рубашке, стучится и зубами стучит. Хвала духам, знакомый мне Петр довольно скоро вышел из избушки и отворил калитку, а с крыльца выглянул незнакомый пока Павел.

Я наехал на племянников гениальной аферистки, едва очутился во дворе, еще калитку за собой не закрыв. Я сразу заявил, что разгадал тайну гипнотизерши, выдающей себя за ясновидящую. Я предложил им вообразить, что будет, ежели тайна «русской Ванги» станет известна местным ментам, бандитам, администрации района и обманутым бабой Глашей московским шишкам. Я спросил: «Ребята, вам не кажется странным факт гибели репортера Андрея, а он погиб, теперь это точно известно, сразу после того, как догадался, а он догадался, есть доказательства, в чем фокус бабы Глаши?» И я предложил апостолам «русской Ванги» два варианта на выбор: либо мы закадычные друзья, либо непримиримые враги. Я сказал: «Ребята, нам нужны гипнотические способности вашей тетки и ее авторитетные связи. В обмен обещаю молчание и симпатию, о'кей?»

Авторитет бабки Глаши во властных и преступных структурах нам, между прочим, был насущно необходим не меньше, чем ее гипнотический дар: у нас на хвосте, образно выражаясь, «висела гирей» целая деревня религиозных фанатиков, деревня лжесвидетелей, и непонятной масти мент Коля из поселка Крайний, и бабушка с хутора с травмированным дедушкой на руках. Мы сражались с системой, это очевидно, а систему втроем не одолеешь, ей необходимо противопоставить другую систему. И есть таковая в запасе у Федора Васильевича, и у меня есть кого напрячь, и у Фокина, однако до столицы далеко, а до Еритницы рукой подать.

Само собой разумеется, племянники-апостолы согласились сотрудничать. Павел пошел будить бабку-гипнотизершу, Петр утихомирил собаку, открыл ворота и вскоре запер их, впустив «Ниву» во дворик. Перетащили заложника в избу, перекинулись парой слов с Глафирой Ивановной.

Понятия не имею, знал ли староста, что гипноз «не берет» смеющегося человека, но даже если и знал, ему было не до улыбок: рана в плече болела, он морщился, моргал, потел. Однако, как только бабка начала работать, он перестал и потеть, и моргать, и корчить страдальческие рожи. И говорил, кстати, без всяких задержек и заиканий, отвечал на вопросы, которые то я, то Федор подсказывали гипнотизерше на ушко, складно, коротко, ясно. Ответы заложника фиксировала магнитофонная пленка – Павел притащил кассетник и включил запись сразу, как только прозвучал первый вопрос...»

Золотое вечное перо царапнуло лощеный листок, Игнат встряхнул перламутровый «Паркер», с пера капнуло на бумагу черными чернилами. Сергач смял листок, кинул его на пол. Возле кровати валялось уже штук десять бумажных шариков. Ценная ручка, подарок Бубликова-старшего, периодически давилась благородными немецкими чернилами и без встряхивания писать отказывалась.

Игнат поправил подушку под лопатками, откорректировал плотную кожаную папку на согнутых коленях и тонкую стопку чистой бумаги поверх папки. Текст испорченного кляксой листа Игнат восстановил по памяти, пронумеровал страницу, положил очередной исписанный лист на тумбочку поверх объемистого вороха собственных сочинений. Недаром Сергач служил когда-то, правда недолго, спецкором в газете «Заводчане», обозревал успехи производства и высвечивал отдельные недостатки, подписывая свои коротенькие заметки и скромные статейки псевдонимом Г.Моголь – навыки относительно складного, а главное, самое главное, быстрого письма, казалось, навсегда забытые, постепенно к нему возвращались. Почерк у Сергача разборчивый, дружище Архивариус, коллекционер разнообразных мистических вымыслов, а также любитель скандальных разоблачений, останется доволен рукописью. И совсем не обязательно сообщать Архивариусу, что попросил Бубликова-старшего помочь с письменными принадлежностями и взялся за золотое перо вовсе не ради будущего единственного читателя эксклюзивной рукописи, а по соображениям сугубо эгоистическим.

Жаль только, что на два обязательных вопроса пытливого Архивариуса Сергач не сможет ответить ни устно, ни письменно. Не знает Сергач и даже не догадывается, кто конкретно предал старосту и на чем конкретно он, Игнат Кириллович, поскользнулся во время драки с николаитами.

Дверь в палату приоткрылась, в щель заглянул Валерьянка.

– Вы заняты, Игнат Кириллыч?

– Очень, Михаил Валерьянович.

– Курить не тянет?

– Спасибо, нет. Ваше кодирование помогло.

– Игнат Кириллыч! Не терпится вам пересказать презабавнейший случай из моей практики, только что, часика два назад, случившийся. Я заглядывал к вам полчасика тому назад, вы писали, я...

– Пардон, Михаил Валерьяныч. Извините, что перебиваю, но вы же знаете, мне нужно закончить сценарий телепередачи про Еритницу, – соврал Игнат. – Попозже заходите, ладно?

– Вы правы, загляну позже. Извините, Игнат Кириллыч.

Дверь тихо закрылась, Сергач продолжил писанину.

«Активно поддерживая репутацию «плохих» и опасных мест близ Еритницы, староста создавал комфортные условия для промысла так называемых «черных археологов». Еще их называют «трофейщиками».

Он познакомился с «трофейщиками», когда учился в ЛГУ. Лихие парни лазали по Синявинским болотам, что в окрестностях Питера, искали и находили оружие времен Второй мировой, реставрировали ржавые автоматы, винтовки, пистолеты и выгодно их продавали.

А в лесах вокруг Еритницы сохранились нетронутыми партизанские склады, целые арсеналы стреляющего и взрывающегося железа, заботливо и со знанием дела законсервированного, надежно спрятанного, готового к применению – только масло сотри.

Староста сызмальства знал тайные тропки к огнестрельным сокровищам и кладам боеприпасов. На одной из таких тропок и подорвался мальчишкой, вследствие чего превратился в подмигивающего, подмаргивающего или пучившего глаза заику, с полным набором юношеских честолюбивых комплексов.

Подававший надежды заикающийся аспирант бросил учебу, плюнул на карьеру ученого-бюджетника и вернулся на родину, алча сказочных барышей. Под гипнозом он сознался в отцеубийстве. Он извел собственного отца, чтоб унаследовать власть в деревне и организовать сверхприбыльный оружейный бизнес, скооперировавшись с ленинградскими дружками-»трофейщиками». Николаиты сочли смерть прежнего старосты естественной, честолюбивый заика был умен, очень умен и очень хитер, что совсем не одно и то же.

«Андрей», – шепнул на ухо гипнотизерше Федор.

«Как погиб москвич с телевидения? Говори!» – произнесла Глафира Ивановна, а я, помню, подошел к старосте поближе, так как он заговорил тише и быстрее.

Андрея убил «черный археолог». Застрелил.

Репортер из Москвы добрался на попутке до векового дуба, до поворота к Еритнице. До хутора шел пешком, там дед Кузьма предложил москвичу отдых, а бабушка обед. Андрей перекусил, но отдыхать отказался. Добрый дедушка Кузьма Варфоломеевич одолжил Андрею велосипед – мол, на двух ногах путь до Еритницы долог, а на двух колесах, да еще под горку, ехать быстро и приятно, дескать, будешь возвращаться и вернешь велик.

Андрюха трепался с хуторянами, а в это время, так уж совпало, из Еритницы вдоль опушки, вдоль речки, шли с добычей «трофейщики». Дед Кузьма и бабка Капитолина, конечно, хотели как лучше, хотели запустить неугомонного репортера по желобу дорожной колеи, как шар в боулинге. И Кузьма Варфоломеевич связался по рации со старостой, и ждал Андрюху в деревне радушный прием. Никто и не подозревал, что Андрюха свернет к речке, к опушке и совершенно случайно наткнется на «трофейщиков», один из которых – сгоряча, с перепугу – выстрелит в неожиданного встречного и попадет ему прямо в сердце.