Монс Каллентофт - Летний ангел Страница 36

— Надо поговорить об этом с ее родителями, — бросает Карим и продолжает: — Вы отлично поработали.

— Старались, — кивает Свен.

— Но пока ни на шаг не продвинулись, — бурчит Зак, барабаня пальцами по столу.

— Зак, ее обнаружили только вчера, — напоминает Свен.

— Тересу — да, но с Юсефин Давидссон у нас было гораздо больше времени, а мы до сих пор не установили даже, кто позвонил в полицию.

В зале повисает тишина. Всем известно, что первые минуты, часы, дни — самые ответственные моменты следствия. Со временем все следы сглаживаются, расплываются, и дело может выскользнуть из рук даже у самого опытного следователя. А если правда остается невыясненной, это меняет жизнь всех участников событий — в мелких, но отчетливо различимых деталях.

— Вот-вот ожидается подкрепление, — сообщает Свен, — так что мы сможем повысить темпы. Я предлагаю поручить Сундстену и Экенбергу проверить алиби у всех известных насильников, список у меня готов. И еще отправить их обойти и опросить всех соседей родителей Тересы в Стюрефорсе. Может быть, что-нибудь и выявится. Малин, Зак — чем занимаетесь вы?

— Мы собирались поговорить с владелицей киоска с мороженым у пляжа. Вчера нам не удалось ее застать — вернее, она изначально была на месте, но исчезла прежде, чем мы успели переговорить с ней.

— Отлично. Пообщайтесь с ней, и посмотрим, куда это приведет. А допросы купающихся на пляже хоть что-то дали? — Голос Карима звучит почти умоляюще.

— Ничегошеньки, — качает головой Зак. — И никаких других свидетелей нет. Весь город будто в коме.

— Она имела обыкновение там купаться? — интересуется Свен.

— У них на участке собственный бассейн, — говорит Малин, — но мать Тересы утверждает, что дочь иногда ездила на велосипеде на этот пляж.

— Может быть, решила искупаться перед сном?

Малин кивает.

— Ну и как мы подадим все это журналистам? — спрашивает Карим.

«Он просит нашей помощи перед разговором с прессой! — думает Малин. — Ну что ж, все когда-то случается в первый раз».

— В интересах следствия мы ничего не можем рассказать, — говорит Зак.

— Ну, что-то мы должны им дать, — замечает Свен.

— Скажи, что мы работаем по версии, согласно которой убийство Тересы и нападение на Юсефин связаны между собой, но не уточняй, как связано и почему мы это подозреваем.

Малин слышит, что в голосе ее звучит уверенность, которой она на самом деле не испытывает.

— Так и сделаем, — соглашается Карим.

— Футбольная команда, — напоминает Свен. — Надо позвонить их тренеру. Во всяком случае, Луиса Свенссон упомянула футбольную команду. Это что-нибудь да значит. И предположительная нетрадиционная ориентация девушек. Нужно проработать эту версию.

— Она просто бросила это нам в лицо, — морщится Малин. — В ироническом смысле. Мой источник ничего не говорит о женской команде.

— И все же позвоните, — настаивает Свен.

— А как его зовут, этого тренера? — спрашивает Зак.

— Это она. Пия Расмефог, если не ошибаюсь. Датчанка, судя по всему.

Карим задумался, но явно не о звонке Пие Расмефог.

— Нервничаешь перед встречей с гиенами? — улыбается Зак.

— Ты же знаешь, Мартинссон, тут я в своей стихии.

Карим настолько уверен в себе, что это настораживает.

30

— Как ты считаешь, имеет ли смысл звонить Пие Расмефог? По-моему, все это просто предрассудки.

Малин сидит за своим столом в открытом офисном помещении.

— Ты считаешь, что, хотя некоторые признаки указывают на лесбийскую тему, это не дает оснований интересоваться женской футбольной командой?

Зак сидит на своем месте в нескольких метрах от Малин, у окна, выходящего на парковку. Корпуса машин пылают на солнце.

— Мне так не кажется. Лолло Свенссон упомянула о футбольной команде в минуту сильного раздражения, но все же мы должны проверить это направление. И Виктория Сульхаге играла в футбол. Таким образом, команда фигурирует в материалах следствия несколько раз.

— Верно, но Лолло Свенссон брякнула это просто так.

— Общеизвестно, что лесбиянки играют в футбол.

— Ты хоть сам понимаешь, что говоришь? Это какой-то бред!

— По-твоему, я не прав?

— Знаешь что, звони сам. Телефон четырнадцать — ноль один — шестьдесят.

Заку приходится долго ждать, пока на другом конце снимут трубку.

Его лицо напряжено. Малин очень любопытно, как он подъедет к Пие Расмефог со своими вопросами. Она читала в «Корреспондентен» интервью с датчанкой — та, похоже, очень крута: где сядешь, там и слезешь.

— Добрый день, — говорит Зак, и Малин слышит, что хрипотца в его голосе отчетливее, чем обычно. Заметно, что он нервничает, не зная, как подойти к Расмефог. — Это инспектор криминальной полиции города Линчёпинга Закариас Мартинссон. У меня к вам несколько вопросов. Я могу задать их прямо сейчас?

Он выбирает слова тщательнее, чем обычно.

— Отлично. Дело в том, что женская футбольная команда фигурирует в расследовании убийства Тересы Эккевед… В каком смысле фигурирует? Этого я не имею права сказать… Нет, речь идет не о конкретном игроке, а о команде в общем и целом… Да, возможно… Но… Ну да, это можно назвать предрассудками, но… послушайте, успокойтесь! Мы расследуем серьезное преступление.

И вдруг неожиданно Заку удается взять разговор под контроль — видимо, Пия Расмефог поняла, что ей все-таки придется ответить на вопросы, раз ее команда фигурирует в деле.

— Есть ли среди игроков человек, более других склонный к применению насилия? Нет? Кто-нибудь странно себя вел в последние дни? Тоже нет? Ничего, что могло бы нас заинтересовать?

Зак отнимает трубку от уха — судя по всему, разговор закончен.

— Она в ярости. Даже не ответила на последний вопрос.

Карим Акбар впитывает свет вспышек, наведенные на него объективы телекамер словно говорят: «Ты существуешь! Ты особенный!» Журналисты, унылые или агрессивные, сидят рядами перед ним, по случаю жары одетые легко, но с неизменной небрежностью и богемной вычурностью, которую Карим ненавидит. Он мало что мог сказать им, и теперь Даниэль Хёгфельдт и язвительная журналистка из «Афтонбладет» накидываются на него за это молчание.

— Так вы не можете ответить на мой вопрос? — почти кричал Даниэль Хёгфельдт. — В интересах следствия? Вы не считаете, что общественность имеет право знать подробности, когда по городу разгуливает убийца? Тревога охватила город, мы это ясно видим, по какому праву вы скрываете информацию?

— Ничто не указывает на то, что мы скрываем информацию.

— Эти два преступления взаимосвязаны? — спрашивает девушка из «Афтонбладет».

— На этот вопрос я пока не могут дать ответа.

— Но вы прорабатываете эту версию?

— Это одна из гипотез.

— И как же выглядит эта ваша гипотеза?

— На данном этапе я не имею права этого сказать.

— Вы подозреваете Луису Свенссон в совершении одного из этих преступлений?

— Нет, на сегодняшний день нет.

— Так что, обыск в ее доме оказался ненужным?

Карим на несколько секунд закрывает глаза, слышит новый голос:

— Но на чем-то вы строите свои предположения?

Открыв глаза, он слышит слова еще одного журналиста:

— По нашим данным, она лесбиянка. Вы подозреваете, что в деле фигурируют однополые отношения?

— Без комментариев.

Сегодня ему приходится тяжелее, чем обычно, дискуссия жарче, чем когда бы то ни было. Неожиданно ему хочется уйти с этой сцены, вернуться на мостки у домика в Вестервике. Придется что-то им дать, чтобы они успокоились.

И он произносит — и уже выговаривая эти слова, понимает, что совершает ошибку:

— Следствие привело нас к необходимости проверить женскую футбольную команду Линчёпинга.

— Каким образом?

— Вы подозреваете, что в деле замешаны лесбиянки?

— Я не могу…

— Не руководствуетесь ли вы предрассудками, обращая внимание на женскую команду?

— Речь идет о конкретном игроке?

— Как это отразится на отношении к женскому футболу в целом?

Вопросы летят в него, как пули, как горящие осколки разорвавшейся бомбы.

«Проклятье!» — думает Карим.

Затем снова ненадолго закрывает глаза и думает о своей семье, о сыне, который научился плавать всего пару недель назад.

Киоск у пляжа неподалеку от Стюрефорса закрыт.

Вокруг дуба, возле которого не далее как вчера выкопали тело Тересы Эккевед, по-прежнему натянуты ленты ограждения. Купающихся мало — лишь одна семья с двумя маленькими детьми. Они сидят на подстилке у самой воды, словно их не коснулось то, что здесь произошло, — то, что для Малин заполняет все это место, разлито воздухе, ощущается в каждом звуке.