Лиза Гарднер - Исчезновение Страница 37

Кинкейд вопросительно взглянул на молодого детектива:

— Слушаем вас.

Едва дождавшись позволения, Элан бросила мокрый зонтик на стул и начала снимать дождевик.

— Мне удалось восстановить последние действия Лорейн Коннер. Судя по всему, она не посещала никаких баров — полагаю, это плюс. Зато я обнаружила кое-что еще: вчера в три часа Лорейн была у врача.

Элан пристально посмотрела на Куинси. Кимберли тоже. Он медленно покачал головой: судя по всему, ничего не знал о том, что произошло.

— И это был не первый ее визит. Разумеется, врач не хотел об этом говорить — конфиденциальность и все такое. Но когда я сказала, что Рэйни исчезла, он очень испугался. Как выяснилось, три месяца назад он прописал Рэйни лекарство. Целью сегодняшнего визита было отрегулировать дозировку. Это препарат успокаивающего действия…

— О нет, — прошептал Куинси.

— А именно — паксил, — бодро сообщила Гроув. — Вы слышали о нем?

— Господи!..

— Вот именно. По словам врача, с этих таблеток нельзя соскочить сразу — дозу надо снижать постепенно. До вчерашнего дня Рэйни принимала шестьдесят два миллиграмма в день — это максимум. По словам врача, ей необходимо придерживаться этой дозы, иначе последствия могут быть просто ужасными — головокружение, головная боль, тошнота, потеря ориентации, гипоманиакальное состояние. Некоторые, как мне объяснили, просто не держатся на ногах — они чувствуют себя так, словно через их мозг пропускают электрический ток. Ничего хорошего.

Кимберли снова взглянула на отца. Куинси по-прежнему качал головой — он был поражен, захвачен врасплох. Рэйни нашла еще один способ причинить боль своему мужу. Она искала помощи — и не обратилась к нему.

— У меня есть список предметов, обнаруженных в сумочке жертвы, — сказала Гроув. — И среди них не оказалось никаких медицинских препаратов. Тогда я подумала: может быть, жертва не хотела, чтобы кто-то знал, что она принимает антидепрессанты? Люди очень щепетильны в таких вещах, вы же понимаете. Я подумала: должно быть какое-нибудь место, куда бы она могла прятать эти таблетки — так, чтобы они всегда находились под рукой и чтобы при этом никто ничего не заподозрил. И я их нашла. Они лежали в пузырьке из-под витаминов, который Рэйни носила в сумочке.

В голосе Элан Гроув зазвучало торжество.

— Я их пересчитала. Число таблеток соответствовало предписаниям врача. Я сделала вывод, что жертва приняла лекарство вчера утром, но больше этого не делала. А значит…

— Мы обязаны ее найти, — коротко сказал Куинси.

— Да. Или, судя по всему, она сойдет с ума.

Глава 27

Вторник, 19.38

Она не могла заснуть. И не заснула бы. Точнее, не должна была засыпать.

Рэйни вынуждала себя бодрствовать и не терять бдительности, прислушивалась к журчанию воды, стекавшей по стенам подвала, крепко прижимала к себе маленькое тельце Дуги и чувствовала запах плесени. От холода все ее израненное тело сотрясала дрожь, зубы стучали. Неудобства поддерживали ее в состоянии боевой готовности. По крайней мере Рэйни, затерянная в абсолютном мраке, хоть что-то чувствовала.

Она хотела поднять Дуги с пола, но со связанными руками не могла взвалить бесчувственное тело мальчика на верстак. Рэйни изо всех сил старалась втащить его на ступеньку. Острый угол врезался ей в бок, кровообращение в некоторых частях тела почти полностью отсутствовало. Она принялась методично переставлять ноги — сначала правую, потом левую, — затем стала топать. Движение согревало, тепло внушало надежду. Она продолжала двигаться.

Рэйни однажды расследовала случай, когда молоденькую девушку оставили в бункере под землей, и потому знала, что человек может умереть, если температура в помещении не превышает двенадцати градусов. Для этого нужны лишь промокшая одежда и постоянный холод.

Рэйни и Дуги оба промокли до костей, а температура в подвале казалась значительно ниже двенадцати градусов.

Забавно, но в последние четыре месяца Рэйни постоянно боролась с неподвластными ей мыслями. Засыпала и видела кошмары, а пробуждалась с ощущением смутной тревоги, которая зачастую оказывалась страшнее снов.

Рэйни понимала, что гибнет. Из относительно благополучной замужней женщины с хорошей работой она превратилась в несчастное, беспокойное существо, настоящий комок нервов. Она не могла сосредоточиться, не могла спать, потеряла надежду, стала такой раздражительной, что это пугало ее саму.

Каждый раз, когда Рэйни вспоминала об Астории, о предсмертном ужасе Авроры Джонсон, она буквально сходила с ума от гнева, чувствовала, как ярость клокочет в ее мозгу и не может вырваться наружу. Даже когда они собрали всю информацию, даже когда другие детективы сказали: «Да ведь мы знаем этого типа!» — ничего не изменилось. У главного подозреваемого было железное алиби. В квартире оказались его отпечатки? Ничего удивительного, ведь он техник и обслуживает весь дом. Его ботинки были в крови? Ну разумеется, он же первым обнаружил тела.

Куинси разработал стратегию допроса. Но двадцатилетний редковолосый парень, не сумевший даже окончить школу, в течение четырех часов пожимал плечами и твердил: «Я ничего об этом не знаю».

На том оно и закончилось. Они работали, собирали информацию, докапывались до мелочей, но Аврора Джонсон, как выяснилось, напрасно звала на помощь.

Считается, что профессионалы умеют избавляться от подобных ощущений и могут прийти в себя, выбросить все из головы. Куинси, казалось, это удавалось. «Рано или поздно мы возьмем этого парня», — утешал он ее, но это значило — будет убита еще одна мать, подвергнется страданиям еще одна девочка.

Рэйни не находила в себе сил это принять. Ночь за ночью ей снилась залитая кровью квартира. Иногда она даже подумывала о том, чтобы самостоятельно навестить этого техника. Она знала, как работает судебная машина. Как и всякий сотрудник правоохранительных органов, Рэйни проводила значительную часть времени в размышлениях об «идеальном убийстве». Она лично обо всем позаботится. Она сделает так, что случившееся с Авророй Джонсон никогда больше не повторится.

Разумеется, техник был всего лишь вершиной айсберга. Рэйни как одержимая начала следить за новостями: похищения детей, насилие, ситуация в Ираке. Она дожидалась, пока Куинси уйдет из дома, после чего пробиралась к компьютеру и загружала поисковую систему. «Троих детей уморили голодом», «Дом ужасов», «Изнасилование несовершеннолетней» — кричали заголовки. Количество жутких историй, появляющихся на экране, удивляло ее. Рэйни сидела, иногда часами, и читала, а по ее лицу катились слезы. Сколько боли и страдания! Сколько несправедливости! Мир был жесток, и одна женщина никак не могла изменить ситуацию. Почему столько детей кричат от ужаса, почему их вопли никому не слышны?

Рэйни слышала шорох шин на подъездной дорожке, быстро выключала компьютер и вытирала лицо.

— Я просто проверяла почту, — говорила она мужу, когда он появлялся в коридоре. От Куинси пахло дождем и хвоей. Он кивал ей и шел дальше, в спальню, а она сидела за столом, сложив руки и опустив голову, и думала: долго ли еще она сможет лгать человеку, которого искренне любит?

Рэйни чувствовала, как в ее душе сгущается мрак — живой, дышащий зверь, который отгораживает ее от остального мира, отделяет от собственного мужа. Она продолжала свои жуткие изыскания, но ни разу не призналась в этом Куинси. Он бы не понял. Никто бы не понял.

Облегчение пришло, когда она впервые напилась.

Это было глупо, она знала. Такова была ее судьба — жить одновременно внутри и вне своего тела. Рэйни двигалась, действовала, чувствовала — и в то же время беспристрастно оценивала собственные поступки.

Аврора Джонсон умерла. Каким образом Рэйни — пьющая, лживая, поглощенная саморазрушением — может что-то изменить? В хорошие дни, когда в ее сознании рассеивался туман, когда руки меньше тряслись и мысли немного прояснялись, она понимала, что делает что-то не то. В один из таких дней, когда Куинси, закрывшись в кабинете, писал мемуары, Рэйни позвонила врачу и попросила о встрече.

К своему удивлению, две недели спустя она все-таки пришла на прием, хотя и ухитрилась выспаться накануне и даже съела на завтрак яичницу — так что худшее, возможно, было уже позади и Рэйни начала исцеляться. Такие вещи проходят, ведь правда? Прежде она была сильной — и теперь соберется с духом. В конце концов, она же Рэйни. Ничто ее не сломит.

Она отправилась к врачу — добродушному пожилому человеку, словно сошедшему с экрана телевизора. Он сказал, что у нее нервное расстройство, и выписал рецепт. Рэйни носила рецепт в сумочке две недели, прежде чем купила лекарство. А потом отправилась в туалет и по каким-то необъяснимым причинам пересыпала все таблетки, кроме одной, в пузырек из-под витаминов. На оставшуюся таблетку она смотрела очень долго.