Лев Пучков - Дикая степь Страница 37

— Уже нет. Все выключил.

— Уверен?

— Карьерой отвечаю. Давай на спор — можешь вскрыть тут все панели и оставить одни стены. Ставлю сто штук баксов против твоего пропуска.

— Верю. Ты же у меня хват… Барахло прикарманим, хват?

— Не стоит. Здешние коллеги люди простые — завтра придут и попросят вернуть. Возникнет неловкая ситуация. Придется смотреть в глаза, объясняться…

— Хорошо. Тогда давай включим камеры и будем швырять их об стену. А что останется — поставим на место. Пленка будет называться “Короткий полет”, а плачевное состояние камер вполне можно объяснить буйством степного полтергейста. Идет?

— Замечательная идея! Вот что значит — кремлевская закалка…

Тем не менее изображать выведенных из душевного равновесия вандалов не стали — люди все же интеллигентные, при должностях и определенном положении. Все оставили как было, только на всякий случай вытащили кассеты и положили в шкафчик бара, решив по окончании мероприятия вернуть на место.

— Однако мы сами себя сдали, — грустно констатировал Тимофей Христофорович, садясь за стол и снимая маску. — Откуда у обычных археологов такие дурные привычки? Налицо явное отклонение от легенды.

— Информашка уже и так просочилась, — распечатывая литровую бутылку “Кирсана”<Водка калмыцкого производства. Человек я малопьющий, но пробовал несколько раз — как ни странно, ничем не хуже продукции “Кристалла”. >, философски заметил Кириллов и ткнул большим пальцем в потолок. — Оттуда. Иначе бы баньку так не “заряжали”.

— Думаешь — хан? — усомнился Тимофей Христофорович. — Договоренность была на самом верху — никому ни слова…

— Плевать им на договоренность, — отмахнулся Кириллов. — Наверняка, как от нас вышел, поставил задачу кому следует. На предмет контроля. Кабы чего не накопали лишнего…

— А если ты ошибаешься и сауна “заряжена” в дежурном порядке? — предположил Шепелев. — Любой гость из столицы может оказаться полезным при определенном стечении обстоятельств. Компра такого рода — весьма ходовой товар. Ты же знаешь — у нас такое практикуется чуть ли не на всех уровнях.

— Ну и бог с ними, — беспечно отмахнулся Кириллов, наполняя стопки. — Если даже так — почему бы в компании археологов не быть одному дотошному специалисту? Я, например, как зам и одновременно особист экспедиции, прежде всего отвечаю за обеспечение безопасности членов команды, сохранность дорогостоящего оборудования, разведку в районе проведения работ и кучу всего прочего. Так что вполне могу иметь соответствующее прошлое. Убедил?

— Не убедил, но отчасти успокоил. — Тимофей Христофорович поднял рюмку. — Давай — за нас с вами и…фуй с ними.

— Хорошо сказал, — согласился с тостом Кириллов. — Поехали…

И поехали. Как водится у полувоенных товарищей, подняли три тоста — третий не чокаясь, крепко закусили и отбыли в парилку. Посидели, попотели как следует, сиганули прямо из парилки в бассейн с солоноватой ледяной водой (грунтовая вода — из пятнадцатиметровой скважины качают), поорали от души и — опять за стол.

Только уселись — в холл впорхнула стайка облаченных в одни простынки юных нимф азиатского происхождения — три так себе, на подхвате, а две — очень даже ню, можно в кино показывать.

— Вот даже как! — плотоядно вскричал Тимофей Христофорович, потирая ручищи в предвкушении дальнейших безобразий порнографического характера. — Девчата — вы к нам?

— К вам, к вам! — Особо сочная нимфетка с размаху присела на колени предкомиссии и цапнула со стола его рюмку. — Вы археологи?

— Они самые. — Кириллов, колени которого оседлала другая фея, протянул руку и, покопавшись в своем пакете, проверил, на месте ли заботливо припасенная безразмерная “гармошка” презервативов. — Знаете, иногда так тянет взять лопатку да и поковыряться где-нибудь…

…Стол, накрытый для гостя, был под стать баньке: бесхитростный, но добротный и для здоровья полезный. Кислые щи, вареная баранина, балык астраханский, картошка рассыпчатая разварная, капуста квашеная с резаным луком, сдобренная постным маслом, свежий ржаной каравай утренней выпечки и, конечно, русская хлебная своей выгонки. Как же без водки: с дороги да после баньки?

Андрей Иванович, крепко попарившись и плотно покушав, устатку не поддался и отдыхать не завалился: обосновавшись с писарем в атаманской гостевой, приступил к опросу личного состава заставы.

Начал с должностных лиц: посадив писаря делать пометки в важных местах, прежде крепко выспросил самого полковника, затем есаула, старшину, десятских и напоследок — двух кашеваров, что числились по должности как войсковые ефрейторы. Затем велел подать список реестра и, выгнав писаря за дверь, принялся тыкать пальцем наобум, чтоб вызывали к нему простой служилый люд — для конфиденциальных бесед.

Демьяна Пузо ткнул шестым — надоело слушать одно и то же, да и достаточно вроде бы соблюл все предосторожности, дабы лазутчика не подвести. Беседовал не долее других, чтоб подозрения не было, но узнал поболее — лазутчик готовился, сам, без лишнего спросу изложил все нужные сведения.

— Ценный ты для нашей службы агент, — от души похвалил сенатор, подавая Демьяну кисет с десятью ефимками<Ефимок — серебряный рубль. > (целое состояние для простого служаки!). — На, как временный знак милости нашей. Ужо дома будешь, за все сполна рассчитаемся. Андрюшку Кривого не жалко ль было?

— Как не жалко, батюшка? — печально вздохнул Демьян. — Все живой человек, не скотина какая… Так то ж во службу, не так просто… он и служивый на то, штоб, значит, на службе живот положить…

— Смекалист ты, — похвалил Ушаков. — Грехи отмолишь, ништо… Деньгу поопасайся казать людям. Ну, ежели вдруг ненароком спознает кто да спрашивать станет, скажешь: дом на слободке продал, мол…

Выпроводив лазутчика, Андрей Иванович крикнул, чтоб притащили бутылку с кислыми щами, взял Писаревы опросные пометки да и прилег подумать — переварить, что наговорили служивые людишки. Ежели все вместе собрать да разложить по порядку, до того интересная картина получается — аж жуть берет!

Едва успел полбутылки щец высосать да начать думать, как потревожил гвардии лейтенант Егор Кудрин: от царицы делегация пожаловала — в гости зовет.

— Велика честь, — ухмыльнулся Ушаков. — Какого-то лейтенанта — царица… Сходи, раз зовет. Говорят, она красавица — гляди, может, глянешься. Бабенка нонче одинокая, праздная…

Оказалось, что зовут вовсе не лейтенанта. Посланцы царицы передали, что просят в гости именно сенатора, Андрея Ивановича Ушакова.

— Как прознала? — не на шутку удивился Андрей Иванович. — Дозорные калмыки, что с обозом шли? Так в лицо не знают, имя не называлось всю дорогу… То ли сболтнул кто из гвардейцев ненароком? Аи, чертовы дети! Ужо вернемся — шкуру со всех спущу!

Присутствовавший Кудрин вмиг позеленел ликом: сказанное сладким голосом запросто могло оказаться не только лишь сочным словцом. Ежели страшный старик не забудет да по прибытии дознание проведет, в ходе которого выявится, что кто-то из подначальных лейтенанту гвардейцев сболтнул лишнее в дороге… Черт с ней, со шкурой болтуна, — но ведь шкура-то ему подчинена, Кудрину! Эх и несладко придется Егорке!

— Ладно, вели лошадей подавать, — распорядился Ушаков. — Сундук раскрой, достань соболей — поднесем. Писаря загони на вышку — пускай высмотрит все как следует, да к вечеру схему Ставки чтоб нарисовал. Выбери десяток для почету, одень почище, сам прихорошись — к царице, чай, едете, не к дружкам в слободу…

Пока гуляли верхами через Ставку, Андрей Иванович еще раз осмотрелся — уже основательнее. Первое впечатление подтвердилось: неладно было что-то в государстве степном. Тихо, безлюдно, серо, стыло… ни тебе детского смеха, ни веселых сборищ праздной знати — как будто попали в выморочный град. Только ханские гвардейцы вольно шатаются промеж юрт да трупы казненных стынут на ветру…

— Хоть бы прибрали, что ли, — сплюнул Ушаков. — Кого пугать-то? Все свои, и так знают, почем фунт лиха…

Огромный ханский шатер, окруженный точными своими копиями гораздо меньших размеров, поражал роскошью и праздничным великолепием, особенно бросавшимся в глаза на фоне серой убогости войлочных жилищ челяди и воинов. Парча, бархат, шитые золотом занавески, шелковые портьеры, делившие шатер на залы, обилие персидских ковров, колченогой турецкой утвари для сидения и лежания, стеллажи и этажерки с красивыми побрякушками, крытые черным муаром зеркала — до сорока девяти дней печаль по безвременно почившему хану…

Внутри шатра, несмотря на огромную площадь, было жарко и чудно ароматно: дымом не пахло. Челядинцы грели на улице медные котлы, наполненные булыгами, наскоро отскребали сажу и таскали поочередно в ханские апартаменты, чтоб царица с маленьким ханом не мерзли. Повсюду тлели благовония, насыщавшие парадную залу сладкими ароматами Востока, где-то за занавеской нежно играла лютня, под бархатными сводами порхали разноцветные попугайчики, невозбранно гадившие на ковры и безбоязненно садившиеся на головы придворных красавиц, ткавших бисером.