Даниэль Труссони - Ангелополис Страница 37

Взяв яблоко из рук старика, Валко положил его на стол. Достав из кармана швейцарский складной нож, он разрезал плод на дольки и передал Вере и Свете по ломтику. Азов проследил за реакцией спутниц, и обнаружил то же самое безусловное отвращение, какое испытал несколько секунд назад.

– Возможно, что этот плод вызвал изгнание Адама и Евы. И все-таки, – проговорил Валко, заходя за яблоню и останавливаясь возле прекрасного цитрусового деревца, покрытого пышной и блестящей листвой; между листьями желтели гроздья небольших ярко-желтых плодов, похожих на миниатюрные лимоны. – Если бы мне предложили отказаться от рая ради плода, я предпочел бы именно такое дерево.

Сорвав одну из кисточек, он предложил плоды гостям. Вера отломила лимончик и поднесла к свету неоновой лампы. Он оказался не крупней ногтя ее большого пальца, шкурка мягкая и податливая на ощупь.

– Чистить не нужно, – заметил Валко, и дама попробовала плод.

Азов последовал ее примеру. Рот старика наполнила сладость; пряный вкус отдаленно напоминал цитрус, но с примесью клубники и вишни и более тонкими оттенками инжира и сливы. Он посмотрел на дерево, желая сорвать гроздь плодов.

– Но как вы сумели получить столько семян? – спросила Света.

– Я создал жидкое удобрение и растительные гормоны и замачивал там семена до тех пор, пока они не начинали прорастать. Большинство зерен отлично прижилось в оранжерейных условиях. После чего я следил за каждым цветком и каждым созревшим плодом. – Он явно испытывал восхищение собственными трудами. – Когда я закрываю дверь в оранжерею и остаюсь внутри, среди этих древних растений, то могу представить себе, как выглядел мир до Потопа.

Мужчина внимательно посмотрел на Рафаэля. Бледную кожу его покрывали морщины, седые волосы на затылке были завязаны хвостом, белая борода спускалась на грудь. То, что гость в темноте посчитал за пальто, при свете оказалось синеватой мантией, спускавшейся до лодыжек и придававшей старому ученому вид волшебника.

Азов хотел одного: походить по саду, посмотреть на растения.

– Эти новые сорта оказались еще более странными и чудесными, чем я предполагал, – проговорил он наконец. – Все ли семена вам удалось оживить?

– Не все, – ответил Валко. – Поначалу я предполагал, что таковых будет больше. Но теперь, когда я обзавелся солнечными батареями, успех сопутствует мне почти во всех начинаниях, что позволило колоссальным образом продвинуться в получении лекарств.

– И для кого же вы производите лекарства? – взволнованно спросила Вера.

Когда она увлекалась делом, то становилась очаровательной. Профессор всегда восхищался ее энтузиазмом, еще с тех пор, как его подопечная была ребенком.

– Главным образом для собственного употребления, – ответил Валко.

– Но разумно ли это? – спросил Азов.

Хотя он не говорил об этом Вере и Свете, искушение заняться медицинскими исследованиями не раз посещало его и оставалось отвергнутым. Потенциальные опасности составления подобных зелий перевешивали возможные выгоды.

– Обычно я пользуюсь совершенно безвредными настойками ингредиентов, если их принимать в небольших количествах, – пояснил Валко. – Серьезно отравиться мне довелось только раз, когда я заварил для питья растертые в порошок семена доисторического винограда. Наверное, следовало ограничиться употреблением плодов, но я хотел выяснить, не содержат ли семена веществ, повышающих долголетие, концентрированных и неразбавленных полифенолов, каковые в ограниченном количестве присутствуют в семенах современных плодов. Оказалось, что воздействие их куда более сильно, чем я мог представить. Впрочем, если не считать того, что меня пару раз вырвало, результаты того эксперимента облагодетельствовали меня. Как видите, я – старый человек, однако сад наделил меня второй молодостью. С каждым годом я чувствую себя лучше и лучше и становлюсь моложе.

Ученый пристально посмотрел на Рафаэля. Для своих ста десяти лет тот сохранился совершенно удивительным образом. Он казался не пятидесятилетним, как было во время последнего визита Азова, но тридцатипятилетним, – даже при длинных седых волосах.

– Опознав эффект воздействия семян, я смешал их с экстрактом болиголова. Получилось чрезвычайно сильнодействующее средство.

– Смертельное зелье, – проговорил Азов.

– В общем, да, – ответил Валко. – Но при правильной дозировке его следует назвать классическим примером pharmakon’а.

– Это греческое слово, – пояснила Света. – Им называется субстанция ядовитая, но притом являющаяся лекарством.

– Отлично сказано, моя милая, – проговорил Валко. – Семена способны убить меня, но при этом они могут продлить мою жизнь. Такова основа гомеопатии: в одной дозировке вещество способно принести великую пользу. В другой оно убивает. Надеюсь, не станете отрицать, что действие большинства лекарств и вакцин основано на таком принципе. В своей работе я всегда придерживаюсь его… Однако довольно обо мне и моем источнике молодости. Заходите в дом. Расскажите, что привело вас сюда.

Шестой круг

Ересь

Отчет службы внешнего наблюдения, 9 июня 1984, Анджела Валко

Данный отчет является первым, который я составила во время пребывания в качестве ангелолога. Мне тяжело его писать. Но открывшаяся правда и степень вовлечения доктора Мерлина Годвина в действия, пагубные для нашего Общества, требуют, чтобы я сообщила о том, чему стала невольным свидетелем. Надеюсь, что эти заметки послужат сохранению нашего общего дела.

Мои сомнения в отношении Годвина начались ночью 13 апреля 1984 года, когда я встретилась с ним на улице. Вместе со своим мужем Лукой я направлялась обедать в ресторан на Рю-де-Риволи и заметила доктора. Он шел в одиночестве впереди нас. На нем был костюм-тройка, в руках мужчина нес чемоданчик. Мы решили поздороваться с ним и пригласить на бокальчик вина. Но догнать его не успели – к Мерлину подошло высокое женственное создание с обычными для ангела манерами.

Заинтригованные увиденным, мы, опытные охотники на ангелов, решили проследить за ними. Что и сделали, держась поодаль от Годвина до тех пор, пока он не остановился на Рю-де-Тампль, где вместе с монстром вошел в ресторан. Они заняли место в задней части зала, подальше от людей. Мы не стали входить, это было слишком рискованно. Доктор превосходно знает меня – свою карьеру он начинал в качестве моего интерна – и потому заметил бы нас немедленно.

Лука вызвал коллегу – Владимира Иванова, человека, не знакомого Мерлину, – и послал его в ресторан для внимательной слежки. Владимир вошел в ресторан и сел за стойкой бара, наблюдая за ними. Через час ученый вместе со своею спутницей оставили заведение. Вскоре к нам присоединился Владимир, поведавший нам следующую неприятную информацию: Годвин провел целый час в разговоре с женщиной, в которой Владимир признал ангела-имима. По его мнению, исследователь сотрудничал с ангелом, он пространно рассказывал ей о своей работе, а в конце беседы передал свой чемоданчик.

Мы с Лукой обсудили увиденное, пытаясь догадаться о том, что именно было в чемоданчике, и в итоге решили последить за коллегой, прежде чем делать официальное сообщение. Дружеские контакты с врагом являются серьезным преступлением, но мы предположили, что у него могут быть какие-то особые причины для общения с небесным созданием. Мы решили подождать и просто понаблюдать.

Сделать это было несложно. Мерлин недавно получил в свое распоряжение соседнюю со мной лабораторию, и я имела возможность беспрепятственно следить за ним в течение многих недель. Он отдает работе семь дней в неделю, одинок и придерживается строгого режима. Периодически общаясь с ним, я не сумела заметить каких-либо странностей в его экспериментах.

Тем временем Лука начал просматривать дела, заведенные на пойманных ангелов. Он идентифицировал спутницу ученого. Ею была имим по имени Эно. Не стану вдаваться в подробности относительно личности этой твари; достаточно сказать, что появление такой персоны произвело отрицательное впечатление на нас с Лукой, и мы были вынуждены отнестись к поведению Годвина с большей подозрительностью.

Поздно вечером 30 мая, в одиннадцать часов, я увидела, что он покинул лабораторию и торопливым шагом направился по коридору. Доктор снова был в «тройке» и с чемоданчиком. Я последовала за ним к лифту, и он придержал передо мной дверь. Годвин держался почтительно, вежливо поклонился. Теперь ясно, что он должен был знать обо мне много больше, чем я подозревала. Много лет я думала, что некая неловкость, проявлявшаяся им в общении со мною, происходит из неумения контактировать с женщинами и что он слишком неопытен и наивен, чтобы чувствовать себя уверенно в присутствии привлекательной коллеги. Я считала его простоватым и невинным – и вскоре получила возможность убедиться в своей ошибке.