Франк Тилье - Монреальский синдром Страница 38

— Значит, рекламная кампания кока-колы сводится к тому, что вынуждает людей выбирать именно коку, тогда как человеческий организм на самом деле предпочитает пепси?

— Именно так. На наши сканеры сейчас буквально набросились все крупные рекламные агентства. Нейромаркетинг позволяет увеличить рост потребления того или иного бренда, оптимизировать способ передачи рекламного сообщения покупателю и обеспечить запоминание переданного. Мы можем показать зоны мозга, которые обычно задействованы в процессе покупки, — такие, как островковая доля, или попросту островок, представляющий собой центр боли и оценки; как срединная часть префронтальной коры; как подкорковое ядро — о нем уже только что говорилось; как треугольная долька — клин. Вскоре достаточно будет рекламе оказаться в поле вашего зрения — и готово: на вас уже воздействовали. Даже если ни ваши глаза, ни уши не обратили, скажем так, внимания на месседж, послание это будет исследоваться вашим мозгом таким образом, чтобы простимулировать процессы запоминания и в дальнейшем покупку.

— Но это же чудовищно!

— Это будущее. Жизнь становится все сложнее, все утомительнее. А что вы делаете, когда устали, уважаемый лейтенант? Не правда ли, вы закрываетесь у себя дома, садитесь перед экраном телевизора и расслабляетесь? Вы — будто кран отворачиваете — открываете себя образам, изображениям, сознание ваше почти отключено, вы почти спите. И как раз в этот момент вы становитесь отличной мишенью, вам можно вбить в голову все, что нужно.

Да, это одновременно чудовищно и ошеломляюще. Миром управляют образы, барьеры, которые ставит сознание, сметаются, осуществляется непосредственный контроль подсознания. Можно ли в таких условиях говорить о свободе? Глядя на совершенные аппараты, предназначенные для воздействия на мозг, Люси подумала об иллюзии оптограммы: а ведь вот она — во плоти, и, в конце концов, надежды на нее отнюдь не так уж нереалистичны.

— То есть я не ошибусь, сказав, что кинокадр может оставить отпечаток прямо в мозгу?

— Именно так. Вы поняли самую суть нашей работы. Вы у себя в полиции изучаете пальцевые отпечатки, а мы — мозговые. Любое действие оставляет след, тут нет исключений. Главное — научиться выявлять эти следы и обладать инструментарием, который позволит их использовать.

Люси подумала о методах, которые применяются в ходе следствия криминалистами. Здесь ведь делается то же самое, только с серым веществом…

— Конечно, технически мы еще на уровне Средневековья, но через несколько лет, наверное, изобретут аппаратуру, способную визуализировать чужие сны. Знаете ли вы, что в Соединенных Штатах уже ведутся разговоры о том, чтобы устанавливать в суде сканеры мозга? Представляете себе машину, которая может показать на экране все, что хранится в памяти обвиняемого? Никакой тебе больше возможности соврать, никаких лжесвидетельств, каждый приговор — правильный… Я уж не говорю о других областях применения — таких, как медицина, психиатрия, система принятия решений в предпринимательстве. Ну и в равной степени это поспособствует возникновению нового вида политики — нейрополитики, а она даст возможность доступа к истинным чувствам, какие вызывает та или иная кандидатура на выборах у избирателей.

Люси вспомнила фильм «Особое мнение». От услышанного голова идет кругом, но ведь речь о действительности завтрашнего дня! Влезть в чужой мозг, похитить чужое сознание… Режиссер, использовавший в 1955 году методику двадцать пятого кадра, уже это умел… Может быть, он — задолго до того, как настало время, — разобрался в функциях некоторых зон мозга?

С той стороны стекла несчастный майор томился у въезда в туннель магнитно-резонансного томографа. Люси чувствовала себя счастливой: ей-то повезло, она избежала хотя бы этой процедуры. Впрочем, хватит уже и того, что ей пришлось испытать при просмотре фильма!

— А что вы думаете о нашем фильме пятьдесят пятого года, месье Беккер?

— Впечатляет. С любой точки зрения — впечатляет, — ответил ученый. — Не знаю, кто постановщик этой короткометражки, но он, безусловно, гений. Провидец, первооткрыватель. Он уже тогда ухитрился воздействовать на ряд зон примитивного мозга своими сублиминальными посланиями. Воздействовать на те зоны, которые отвечают за удовольствие, страх, желание нарушить запреты. Для того времени это было настоящим новаторством. Даже рекламные акции — и те начались позже. И тот, кто обогнал рекламщиков, несомненный гений.

То же говорил и Клод Пуанье.

— А искалеченная женщина, а бык? По-вашему, это трюковая съемка?

— Чего не знаю, того не знаю. Это за пределами моей профессии, меня интересует таинственность конструкции этого фильма, загадка того, как он устроен, а не его содержание… Простите, ассистент показывает, что все готово.

Беккер подошел к мониторам. На одном из экранов Люси заметила что-то, что было, по-видимому, мозгом ее начальника. Трепещущий комок, в котором таятся чувства, память, характер, пережитое… А на другом экране в это же время возник первый кадр оцифрованного фильма. На паузе. Ученый приступил к настройке аппаратуры.

— Поехали… Принцип тут очень простой: возбужденные нейроны поглощают кислород, а томограф показывает нам с помощью цвета все, что при этом происходит.

Начался фильм. Мозг майора Кашмарека засиял красками, казалось, что он скользит по радуге от синего к красному. Одни зоны вспыхивали, другие гасли, разноцветные огоньки в полупрозрачных «трубках» перемещались, сливались, разливались…

— Как вы думаете, два года назад Шпильман с вашим бывшим начальником делали то же самое, что мы сейчас? В смысле — использовали ли они эту машину для подробного разбора фильма?

— Возможно, возможно. Как я уже говорил вашему шефу по телефону, мой бывший начальник когда-то рассказывал мне об этом эксперименте, только очень коротко. Фильм он называл по меньшей мере странным, не расшифровывая, что имеет в виду, но мне тогда и не хотелось знать больше.

Беккер вернулся к монитору и стал комментировать то, что на нем происходило, в реальном времени.

— Любая картинка, которая попадает в поле нашего зрения, проходит в высшей степени сложный путь. Сначала луч света проникает через зрачок внутрь, особая линза — хрусталик — создает на задней стороне глазного яблока изображение, и оно обрабатывается ретиной, или сетчаткой, — тонким слоем светочувствительных клеток, выстилающим глазное дно. Потом зрительный нерв доставляет эту поступившую в световых лучах и воспринятую сетчаткой информацию в виде электрических импульсов к зрительному центру, расположенному в коре затылочной доли мозга, служа, таким образом, связующим звеном между глазом и центральной нервной системой. На этой стадии свойства изображения анализируются многочисленными специализированными зонами. Какие цвета, какие формы, движущееся или неподвижное, ну и главное — каков характер изображения. Иными словами, что это: сцена насилия, нечто забавное, печальное или, может быть, изображение совершенно нейтрально. То, что вы видите здесь, на мониторе, ни в коем случае не позволяет нам узнать, какие кадры мелькают перед зрителем, но благодаря нашим данным можно установить, свойственны ли этим кадрам некоторые из характеристик, которые я вам только что перечислил. Эксперты, работающие в области нейровизуализации, до сих пор развлекаются тем, что пробуют по смешению красок на мониторе угадать жанр фильма: комедия это, драма, боевик или ужастик.

— Ну и что же получается из анализа нашего фильма?

— Получается, что в целом фильм предельно жестокий. Обратите внимание на эти зоны…

Он ткнул пальцем в некоторые места на многомерной электронной карте мозга Кашмарека.

— Здесь время от времени происходят вспышки, — сказала Люси. — Вспышкой отмечается момент, когда на экране двадцать пятый кадр?

— Да. Вспышка в этих зонах всегда совпадает с их появлением, я веду хронометраж. Сейчас все вспышки локализуются в центрах удовольствия… Но вам легко догадаться, почему именно здесь: пока ведь перед месье Кашмареком только обнаженная актриса в весьма рискованных позах и руки в перчатках, которые ее ласкают…

Люси было неудобно оттого, что она — пусть и невольно — проникает в тайные глубины сознания своего непосредственного начальника. Сам-то майор сейчас даже и не подозревал, что видит на скрытых кадрах женщину в чем мать родила, и еще меньше мог заподозрить, что его мозг этим наслаждается, более того — что есть риск неожиданной физиологической реакции, которая смутит его самого.

Тем временем демонстрация оцифрованного фильма продолжалась, и Люси вспомнила, что показывал ей Клод Пуанье на просмотровом столе. Очень скоро игривые кадры с обнаженной женщиной сменятся изображениями совсем другого жанра: наступит черед пастбища и лежащего на нем искромсанного женского тела с животом в насечках, образующих гигантский глаз. Беккер опять ткнул в монитор указательным пальцем: