Том Клэнси - Долг чести Страница 38

Однако в Японии такое положение, общее для всех, нарушалось уникальным своеобразием местных условий. Законы о землепользовании искажались из-за чрезмерных прав, которые имели владельцы небольших участков земли, используемой для сельскохозяйственного производства, и нередко среди высотных зданий в пригородах можно было видеть крохотные клочки земли размером в четверть гектара, на которых выращивались овощи. Эта и без того небольшая страна – ее территория равнялась площади Калифорнии, – но с населением, составляющим примерно половину американского, становилась все более густонаселенной. Лишь малая часть земли тут годилась для производства сельскохозяйственной продукции, а хотя близость сельскохозяйственных угодий всегда создавала более благоприятные условия для проживания людей, основная часть населения переполняла горсточку огромных перенаселенных городов, и там стоимость недвижимости вырастала еще больше. Поразительным результатом этих на первый взгляд самых обычных обстоятельств было то, что недвижимость в одном Токио стоила выше всей земли в сорока восьми континентальных штатах Америки. Еще более поразительным являлось то, что эта абсурдная ситуация воспринималась всеми как нечто само собой разумеющееся, хотя на самом деле она была такой же искусственной, как увлечение голландскими тюльпанами в семнадцатом веке. Но, как и в Америке, что представляла собой национальная экономика Японии, как не всеобщее убеждение, принятое на веру? Так думали все на протяжении целого поколения. Расчетливые японцы сберегали немалую часть своих заработков. Эти сбережения вкладывались в банки в таких колоссальных количествах, что объем средств для кредитования тоже являлся колоссальным, и в результате процентные ставки займов оставались низкими. Это позволяло предпринимателям покупать земельные участки и возводить на них строения, несмотря на цены, которые в любых других странах мира казались бы в лучшем случае разорительными, а в худшем – просто немыслимыми. Как это обычно происходит в атмосфере искусственно вызванного бума, такой процесс имел опасные последствия. Искусственно завышенная цена позволяла использовать недвижимость в качестве залога при займах и как обеспечение для пакетов акций, покупаемых при сделках с маржой. Действуя таким образом, дельцы, кажущиеся на первый взгляд проницательными и дальновидными, сооружали по сути дела сложные карточные пирамиды, в основании которых лежало убеждение, что стоимость недвижимости в границах города Токио превышает ценность всей американской земли от Бангора до Сан-Диего. Высокая стоимость недвижимости в Японии больше всего другого оказала влияние на убеждение японских дельцов, что недвижимость в Америке является, в конце концов, такой же, как и у них в стране, и потому должна стоить значительно дороже, чем требуют за нее глупые американцы. К началу девяностых годов начали появляться первые тревожные симптомы. Стремительное падение японского фондового рынка угрожало крушением крупных счетов, основанных на сделках с маржей, и заставило некоторых владельцев подумать о продаже принадлежащей им недвижимости для покрытия расходов. И тут они с потрясением осознали не вызывающий особого удивления факт, что никто не собирается платить вздутую цену за участки земли, и, хотя все абстрактно соглашались с этой ценой, готовность платить такие суммы в действительности была, мягко говоря, не слишком реальной. В результате оказалось, что из основания карточной постройки, поддерживающего всю остальную пирамиду, незаметно исчезла одна карта и оставалось только ждать дуновения ветерка, чтобы рухнуло все огромное сооружение. Впрочем, на такую возможность при переговорах между крупными дельцами старались не обращать внимания.

До сегодняшнего дня.

Сидевшие в деревянной ванне были друзьями и партнерами на протяжении многих лет, и, когда Козо Мацуда спокойно и с достоинством проинформировал остальных о финансовых трудностях, испытываемых его компанией, все тут же увидели на горизонте угрожающую им катастрофическую опасность, оказавшуюся намного ближе, чем они предполагали всего двумя часами раньше.

Присутствующие здесь банкиры могли бы предложить займы, однако процентные ставки будут теперь заметно выше. Промышленники пойдут навстречу, но это приведет к снижению доходности их предприятий, что окажет отрицательное воздействие на и без того пошатнувшееся положение с акциями на фондовой бирже. Конечно, они могут спасти своего друга от разорения, но вместе с тем на нем навсегда останется клеймо неудачника, что исключит его из их тесной группы. Если они не придут к нему на помощь, ему придется прибегнуть к последней, крайней мере – не привлекая внимания, выставить на продажу некоторые из принадлежащих ему зданий, надеясь, что кто-то согласится купить их по цене, близкой к действующей в данный момент, что, однако, было очень маловероятно, и все знали это. Сами они не пойдут на такой шаг, и, если станет известно, что «номинальная» цена зданий имеет столь же малое отношение к их действительной стоимости, как романы Жюля Верна к реальной жизни, они тоже понесут убытки. Банкирам придется признать, что обеспечение предоставленных ими займов и, следовательно, безопасность вкладов, находящихся в их банках, тоже являются фиктивными. Масса «реальных» денег, ранее столь колоссальная, что осознавалась только как отвлеченная цифра, исчезнет, словно по мановению палочки в руке злого волшебника. По всем этим причинам они будут вынуждены поступить, как того требует необходимость, – окажут помощь Мацуде и его компании, спасут от краха, предоставив ему, разумеется, в обмен на определенные уступки, деньги, в которых нуждается его фирма для обеспечения проводимых ею операций.

Проблема, однако, заключалась в том, что они могут проделать это один раз, может быть, два и даже три, но не больше, потому что события начнут развиваться все более стремительно, сила инерции возрастет и скоро наступит момент, когда даже их совместные усилия окажутся недостаточными, чтобы поддержать рушащийся карточный домик. О последствиях этого думать не хотелось.

Все шестеро сидели, глядя перед собой на воду в ванне и избегая взглядов друг друга, потому что в японском обществе не любят обнаруживать страх, а они испытывали именно страх перед будущим. В конце концов, они сами несли ответственность за происшедшее. Единолично управляя своими корпорациями, подобно тому как распоряжался своей финансовой империей Джон Пирпонт Морган, они обладали огромным личным могуществом, вели роскошный образ жизни и соответственно несли за все полную личную ответственность. Ведь именно они принимали решения, и если эти решения оказывались ошибочными, то только на них падала ответственность в обществе, где личная неудача воспринималась так же болезненно, как смерть.

– Ямата-сан был прав, – негромко произнес один из банкиров, неподвижно сидя в ванне. – Я допустил ошибку, не согласившись с ним.

Удивляясь его смелости, все остальные ответили утвердительно, как один: «Хай».

– Нам нужно посоветоваться с ним по этому вопросу, – заметил другой.

Продукция, выпускаемая этим заводом, пользовалась таким спросом, что рабочие трудились здесь в две напряженные смены. Огромное одинокое здание, расположенное среди холмов Кентукки, занимало свыше ста акров. Его окружали стоянки автомобилей. Одна – для машин, принадлежавших рабочим, и вторая – куда выгоняли заводскую продукцию. Кроме того, здесь же располагались площадки, где автомобили грузили на трейлеры и на железнодорожные платформы.

«Креста» – самый популярный новый автомобиль на американском и японском рынках – получила название по имени трассы бобслея на швейцарском курорте Сен-Мориц. Как-то один из японских промышленников, занятый производством автомобилей, изрядно набравшись, принял вызов и попробовал спуститься по обманчиво пологому спуску на санях. Он сел на сани, ринулся вниз, потерял управление при входе в первый же предательский поворот, вылетел с трассы и дальше мчался уже по баллистической кривой, а приземлившись, вывихнул ногу. В качестве благодарности трассе, преподавшей ему наглядный урок смирения, лежа в местной больнице, он решил закрепить полученный опыт в названии следующего автомобиля, находившегося на тот момент в стадии разработки в чертежах и набросках.

«Креста», как почти все произведенное японской промышленностью, была шедевром автомобилестроения. В доступном по цене автомобиле с передним приводом и экономичным четырехцилиндровым двигателем с шестнадцатью клапанами с комфортом размещались два взрослых человека на передних сиденьях и двое-трое детей на заднем, и он сразу стал, по признанию журнала «Мотор тренд», машиной года. К тому же «креста» спасла от разорения японского промышленника, который до этого в течение трех лет нес убытки из-за успешных усилий Детройта вернуть себе американский рынок. Ставший самым популярным среди молодых семей с детьми, допускавший множество вариантов отделки и дополнительных приспособлений, устанавливаемых по желанию покупателя, автомобиль производился по обеим сторонам Тихого океана, удовлетворяя глобальный спрос.