Александр Юрин - Вечное Солнце Припяти Страница 38

— Встречаются?

— Хм… Естественно, ведь тут радиация. В основном среди растений… Иголки там, плоды деформированные… Но и с животными тоже неприятные казусы случаются…

— Например?

— Да ты не напрягайся. Именно в Припяти ничего нет. Я, по крайней мере, ещё не встречал. Фотографии только. Тварей всяких снимают… Но на деле — это игрушки всё. — Он о чём-то размышляет. — А так вообще видел… мутантов.

— И где же?

— Под Рязанью.

— Под Рязанью?

— Ну да. Разве ты не в курсе, что весь центр южнее Московской области загрязнён?.. Рязанская, Брянская, Орловская области… В некоторых районах люди даже пособия до сих пор получают, будто их отсюда эвакуировали…

— Жутко как-то… Это из-за облака?

— Да. Всему виной воздушные массы. Три очага прослеживаются. Один находится на юго-востоке Беларуси, остальные два — в России: в центре и в заполярье.

— Да-да, я читал про это!.. Но и не предполагал, что до такой степени.

— Всё намного страшнее, чем кажется. Я жил в одном из таких поселений… Наблюдал, как всё обстоит на деле… Надо сказать, страшная статистика получается… По ней, у большинства детей, проживавших в таких «грязных» районах и родившихся в период с восемьдесят четвёртого по восемьдесят седьмой, прослеживается повышенное содержание фтора в костной ткани. Одновременно, недостаток кальция… В результате: кости хрупкие, а зубы жёлтые. Плюс ко всему, у некоторых детей наблюдались явные отклонения от нормы в развитии щитовидной железы… Это всё из-за радионуклидов йода — они в то время были самыми активными.

Да, про это я тоже уже знаю.

— Так вот, пока правительство отмалчивалось, детишки гуляли под такими вот коктейлями из «радиоактивных» дождей. Рассказывали даже, что после одного из них в колхозном саду завяли яблони. После этого они уже не плодоносили… Потом их и вовсе захоронили, потому что вместо соцветий и плодов нарождалось чёрт-те-что…

— В смысле?

— Что-то непонятное, больше похожее на жареный попкорн… Сам фото видел — очень похоже… Естественно заявили, что это, якобы, вредитель, какой, садовый завёлся… Но нам-то с тобой известен этот вредитель… Вот тебе и мутанты в центре России!

— А как же животные?

— Животные… В селе проживали эвакуированные белорусы. Не помню точно, откуда именно… Иногда они ездили к себе на родину. Так просто, дома проведать, участки… Это уже ближе к середине девяностых было. Тогда многих тянуло обратно… Некоторые так и оставались на Родине… Сам понимаешь, каково на чужбине-то жить… Плюс местные с косыми взглядами из-за недостатка рабочих мест — времена не из лёгких были… Так вот эти постоянно возвращались… Один раз приволокли собаку. Уж не знаю, как умудрились… Хотя и до этого возили мелочь всякую. Ягоды, овощи, фрукты, там, всякие… А собака эта, возьми, да ощенись. Кажется, было три щенка… Двое — нормальные. Третий — без глаз…

— Совсем?

— Нет, конечно. Просто белки.

Я чувствую дурноту. Волков это понимает.

— Идём. Это не особо приятная тема для разговора… Особенно после приёма пищи.

Я киваю. Стараюсь больше не смотреть на разросшийся вьюнок… Его больше нет. Он умер… Засох… Разложился…

Снова идём вдоль Спортивной. Если бы не очертания мрачных домов, застывших среди деревьев, можно было бы поверить, что гуляешь по тенистой аллее какого-нибудь загородного парка.

Я поднимаю голову и просто смотрю вверх, на голубое небо.

— «Лазурный».

Вздрагиваю. Машинально смотрю туда, куда указывает Волков. Трёхэтажное здание бассейна практически невидно. Я всё же выискиваю пространство между стволами деревьев. Смотрю на широкую террасу с выбитыми стёклами…

Слышу гомон детворы… Смех… Плеск воды… Назидания инструкторов… А ещё… А ещё смех дельфина…

— Мячик.

Я тут же оборачиваюсь.

— Что ты сказал?

Волков о чём-то думает. Смотрит на сдутый мячик в грязи, у обочины…

— Я говорю, мячик. — Он кивает на посеревшую резину. — Фотографы наверняка откуда-нибудь притащили.

— Фотографы?

— Ну да. — Волков отворачивается и жестом зовёт за собой. — Едут сюда со всего света, чтобы всяких душещипательных фотографий наделать. С куколками измалёванными, игрушками вспоротыми… С «тенями» на домах… В большинстве своём, всю эту атрибутику с собой везут, а потом просто тут бросаю… Этот мячик мог быть привезён откуда угодно. Хотя мог и впрямь всегда тут лежать…

Я пожимаю плечами. Странно. Действительно, насколько порою люди бывают меркантильны… Я не про Волкова — я про тех, других…

Дальше — третья школа города Припять. Волков говорит, что именно тут он учился. Даже был какое-то время вожатым… Пока не случилась катастрофа. Спрашивает, хочу ли я внутрь… Я говорю, что, может быть, на обратном пути… Просто понимаю, что от того, что увижу внутри, снова вспомню младшую Свету… Да и Волкова тоже можно понять. Призраков его прошлого тут намного больше, нежели моих…

Странный каламбур выходит…

Какое-то время просто смотрю на знак «Осторожно дети». Он явно реконструирован — очень яркий на фоне всего остального.

Дальше — дом быта «Юбилейный».

Волков машинально вспоминает, как таскал сюда на ремонт собственные ботинки после футбола… Затем полдня бегал босиком, стараясь не попасться на глаза матери!..

Я лишь улыбаюсь. Да, город переполнен эмоциями… Даже сейчас, по прошествии почти трёх десятилетий!

Такое ощущение, будто АЭС всё ещё функционирует, с той лишь разницей, что вырабатывает она теперь вовсе не киловатты энергии, а обычные человеческие эмоции… Припять же их попросту аккумулирует, чтобы потом, вот так, разряжаться на заблудших…

Я оживаю под натиском радиации!.. Как бы глупо это ни звучало.

На перекрёстке притаился светофор. Обычный, в три глаза. Непонятно, правда, как сигнализировал… Перекрёсток довольно сложный. Налево — улица Героев Сталинграда. Направо — Сержанта Лазарева. Под углом, на северо-восток — Гидропроектовская. Прямо, чуть в бок — продолжение Спортивной… В центре — заросший пятак. Скорее всего, тут располагалась небольшая площадь.

Волков лишь пожимает плечами — аварий он не помнит. Если чего и было, то не при нём…

Рысью пересекаем перекрёсток. Хотя перекрёстком это можно назвать лишь с большой натяжкой — кругом ветви, стебли и стволы… Мне отчего-то вспоминаются похожие на бусы ширмы, которые в старину развешивали в дверном проёме вместо дверей — не помню, как точно они называются… За ними тоже практически ничего не видно, а когда пытаешься их преодолеть, они тихо шуршат…

Словно ветви ивы на ветру.

Идём дальше по Спортивной. Слева раскинулась роща, за которой безразлично присматривают далёкие девятиэтажки. Как мне кажется, они уже — по Героев Сталинграда. Справа снова пятиэтажные «хрущёвки».

— Интересно выходит…

— Что именно?

— Дома.

— А что в них интересного? — Волков смотрит на меня со странным выражением, будто не совсем понимает. Хотя так, скорее всего, и есть.

— Повсюду пять, девять и шестнадцать этажей… Я про жилые дома.

— Хм. — Волков тут же теряет интерес. — Припять — это современный город… Был. А в современных городах, думается, всюду так. Пока перестройки не начинаются, всё однообразно и однотипно. Может и выглядит скучновато, но уж как есть…

— А мне кажется, наоборот.

— И отчего же?

— Девственность какая-то прослеживается… Нетронутость.

Волков сопит. Потом всё же говорит:

— Нетронутость… Возможно, так и было. Но после того как Припять покинули, её имели многие… Причём, всяк как хотел.

Я хочу что-то возразить, но не могу. Мною снова завладевает какой-то трясун.

Волков замирает.

— «Олимпия». Помнится, по выходным мы всей семьёй тут обедали… Потом отец давал мне двадцать пять копеек, и я бежал по Лен Кому в тир… Славное было время, пока…

Волков осекается, но я вижу по его глазам, что он вовсе не про аварию. Его «пока» — замерло намного раньше…

Сворачиваем на аллею Ленинского Комсомола. Всё заросло тополями. По обочинам — кустарник и вездесущий мох. В центре аллеи друг за другом выстроились невысокие стелы, так похожие на современные таблоиды. Подхожу ближе… Надпись на полинялом боку гласит: «За выдающиеся заслуги в годы Великой Отечественной войны против гитлеровской Германии». Чуть выше навечно застыл герб СССР: портрет Ленина, окружённый колосками и лаврами, с традиционным серпом и молотом под ними.

Подходит Волков. Смотрит на надпись.

— Не помню, сколько их здесь всего… Каждая в честь очередной великой победы или ударной стройки…

— Не то, что у нас. Повсюду реклама…

— Уж что есть, то есть. Идём.

Мы двигаемся дальше. Внезапно я понимаю, что уже давно вижу колесо обозрения, возвышающееся над тополями… Я просто никак не осознаю, что сегодня всё взаправду…