Дин Кунц - Лицо страха Страница 39

Он пожал руку Грэхему и неловко поклонился Конни.

Когда он проходил по вестибюлю, его мокрые туфли скрипели.

Снаружи он увернулся от одних репортеров и отказался отвечать на вопросы других.

Его не оборудованный сигнализацией автомобиль стоял в самом конце двойного ряда полицейских черно-белых седанов, машин «скорой помощи» и репортерских фургонов. Он сел за руль, пристегнул ремень и включил двигатель.

Его партнер, инспектор Дэниел Маллиган, будет занят внутри еще пару часов, и ему не понадобится автомобиль.

Напевая мотив своего собственного сочинения, Предуцки ехал по Лексингтон-авеню, которая была недавно расчищена. На колесах его автомобиля были прикреплены цепи; они скрипели на снегу и стучали на некоторых обнаженных участках дороги. Он свернул за угол, поехал по Пятой авеню и углубился дальше.

Менее чем через четверть часа он припарковал машину на окруженной деревьями улице Гринвич-Виллидж.

Выйдя из автомобиля, он прошел треть квартала, стараясь держаться в тени, подальше от света уличных фонарей. Бросив быстрый взгляд назад и удостоверившись, что он никем не был замечен, он свернул на узкую тропинку между двумя аккуратными домиками. Дорожка упиралась в глухую стену, но по обеим сторонам располагались высокие калитки.

Снежинки плавно кружились в ночном воздухе. Порывы ветра не добирались сюда, но сильный шум слышался наверху, на крышах.

Он достал из кармана связку замочных отмычек. Он нашел их уже давно в квартире одного вора-взломщика, который покончил жизнь самоубийством. За все время у него было несколько редких, но очень важных случаев, когда отмычки оказывались очень кстати. Он воспользовался одной из них, чтобы ослабить задвижку в дешевом замке калитки, другой отмычкой он вернул задвижку в прежнее положение. Так всего за две минуты он оказался внутри.

Перед домом Грэхема Харриса лежал маленький дворик. Верхушки травы торчали из снега, два дерева, облицованное кирпичом крыльцо. Две тумбы с цветами были укрыты на зиму. Однако наличие стального столика и четырех стальных стульев создавали впечатление, что люди играли в карты здесь вчера днем.

Он пересек двор и поднялся по трем ступенькам заднего входа.

Осторожно, тихо и аккуратно он открыл замок деревянной двери.

Его разочаровала легкость, с которой он проник внутрь. Когда же люди научатся приобретать надежные замки?

На кухне у Харриса было темно и тепло. Пахло пряностями и бананами, которые положили дозревать, а они уже переспели.

Он беззвучно закрыл дверь.

Несколько минут он стоял совершенно тихо, прислушиваясь к звукам в доме и ожидая, когда его глаза привыкнут к темноте. Наконец, когда он смог различать все предметы на кухне, он подошел к столу, приподнял около него стул и, чуть отодвинув, снова поставил его без малейшего шума.

Он сел и, достав револьвер из кобуры под левой рукой, положил оружие на колено.

44

Патрульный автомобиль оставался у обочины, пока Грэхем не открыл переднюю дверь дома. Затем он уехал, оставив следы в десятисантиметровом слое снега, который еще не был убран на Гринвич-Виллидж.

Он включил свет в прихожей. Пока Конни запирала дверь, он прошел в темную жилую комнату и зажег ближайшую настольную лампу. Он нажал на кнопку и... застыл, не имея ни сил, ни желания убрать пальцы с выключателя.

В одном из кресел сидел человек. У него был пистолет.

Конни положила руку на локоть Грэхема. Обратившись к мужчине в кресле, она спросила:

— Что вы здесь делаете?

Энтони Прайн, хозяин «Полночного Манхэттена», встал. Он помахал пистолетом перед ними.

— Я поджидал вас.

— Почему вы так говорите? — спросила Конни.

— С южным акцентом? Я родился с ним, потом, много лет назад, избавился от него. Но я могу пользоваться им когда захочу. Конечно, избавление от акцента привело к тому, что я заинтересовался искусством подражания. Я начинал в шоу-бизнесе как комик, подражая известным людям. Сейчас я изображаю Билли Джеймса Пловера, человека, которым я был.

— Как вы сюда проникли? — спросил Грэхем.

— Я обошел вокруг стены дома и разбил окно.

— Убирайтесь! Немедленно уходите отсюда!

— Вы убили Дуайта, — проговорил Прайн. — Я проехал мимо «Бовертон билдинг» после телепередачи. Я видел полицейских. Я знаю, что вы сделали. — Он был бледен, на лице отражалось напряжение.

— Убил — кого? — спросил Грэхем.

— Дуайта. Франклина Дуайта Боллинджера.

Сбитый с толку, Грэхем произнес:

— Но он пытался убить нас.

— Он был одним из лучших людей. Один из самых лучших, какие когда-либо жили. Я вел программу о полицейских, и он был одним из гостей. Всего за какую-то минуту мы поняли, что мы оба очень похожи.

— Он был Мясником, который...

Прайн был крайне возбужден, у него тряслись руки, левая щека дергалась от нервного тика. Он перебил Конни и сказал:

— Дуайт был половиной Мясника.

— Половиной Мясника? — переспросила Конни.

Грэхем оторвал руку от выключателя и взялся за ножку настольной медной лампы.

— Я был другой половиной, — сказал Прайн. — Мы были похожими, Дуайт и я. — Он сделал шаг в их сторону, затем другой. — Даже больше того. Мы были неполноценны друг без друга. Мы были половинками одного целого организма. — Он нацелил пистолет в голову Харриса.

— Убирайся вон отсюда! — закричал Грэхем. — Беги, Конни! — И он бросил лампу в Прайна.

Лампа откинула Прайна назад в кресло.

Грэхем повернулся к прихожей.

Конни уже отпирала входную дверь.

Как только он последовал за ней, Прайн выстрелил ему в спину.

Страшный удар под правую лопатку, вспышка света, кровь заливала ковер вокруг него.

Он упал, повернулся на бок и в тот же миг увидел Айру Предуцки, выходившего из коридора, который вел на кухню.

Он плыл в море боли, которое становилось темнее с каждой минутой. Что же случилось?

Детектив закричал на Прайна и затем выстрелил в него — в целях самообороны. Один раз, в грудь.

Хозяин шоу упал возле журнального столика.

Боль. Только первые признаки боли.

Грэхем закрыл глаза. Подумал, правильно ли он делает. Он помнил: если уснешь, то умрешь. Или это было верно только при тяжелых ранениях? Он открыл глаза, чтобы удостовериться: он жив.

Конни вытирала пот у него с лица.

Стоя на коленях возле него, Предуцки сказал:

— Я вызвал «скорую».

Прошло какое-то время. Ему казалось, что он постепенно исчез в середине разговора и появился в середине другого.

Он закрыл глаза.

Снова открыл их.

— Теория судмедэксперта, — сказал Предуцки. — Сначала она казалась неправдоподобной. Но чем больше я думал об этом...

— Я хочу пить, — сказал Грэхем. Он хрипел.

— Пить? Еще бы, — сказал Предуцки.

— Дайте мне... воды.

— Может быть, тебе не следует этого делать, — сказала Конни. — Подождем «скорую помощь».

Комната кружилась. Он улыбнулся. Он кружился по комнате, как на карусели.

— Я не должен был приходить сюда один, — подавленно сказал Предуцки. — Но вы видите, почему я подумал, что должен так поступить? Боллинджер был полицейским. Второй половиной Мясника тоже мог быть полицейский. Кому я мог доверять? Действительно, кому?

Грэхем облизнул губы и промолвил:

— Прайн мертв?

— Боюсь, что нет, — ответил Предуцки.

— А я?

— А что ты?

— Убит?

— Ты будешь жить.

— Уверен?

— Пуля не повредила позвоночник. Не задела жизненно важные органы. Я держу пари.

— Уверен?

— Я уверена, — сказала Конни.

Грэхем закрыл глаза.

Эпилог

Воскресенье

Айра Предуцки стоял спиной к госпитальному окну. Низкое вечернее солнце обрамляло его мягким золотым светом.

— Прайн говорит, что они хотели начать расовые войны, религиозные, экономические...

Грэхем лежал на боку в кровати, подушки поддерживали его. Он говорил немного медленно из-за раны, причинявшей ему боль.

— Итак, они стремились добиться власти впоследствии.

— Именно об этом он и говорит.

Конни, сидевшая на стуле около кровати Грэхема, сказала:

— Но ведь это безумие. Разве кучка психопатов Чарльза Мэнсона не убивала людей по тем же самым причинам?

— Я упомянул о Мэнсоне, — сказал Предуцки. — Но Прайн говорит мне, что он — ничтожный человечишка, мразь, шпана.

— А Прайн, надо полагать, сверхчеловек.

Предуцки печально покачал головой:

— Бедный Ницше. Он был одним из самых блестящих философов, когда-либо живших — и к тому же неправильно истолкованных.

Он нагнулся и понюхал букет цветов, которые стояли на столике у окна. Когда он снова посмотрел вверх, то промолвил:

— Извините меня за вопрос. Это не мое дело. Я знаю. Но я любопытный человек. Один из моих недостатков. Но... когда же свадьба?

— Свадьба? — переспросила Конни.

Смутившись, Грэхем произнес:

— Как же вы могли узнать? Мы говорили об этом только сегодня утром. Между собой, и были только вдвоем.