Дин Кунц - Ночь Томаса Страница 39

Потом, когда мы залезли в лодку и я начал грести к берегу, Ллевеллин услышала крик и раньше меня увидела тонущего мальчика.

Лет девяти или десяти, он захотел показаться большим, вот и заплыл слишком далеко. Руки ослабели, ноги сводила судорога, и он более не мог держаться на плаву даже в соленой воде.

Сторми рыбкой прыгнула за борт, быстро поплыла кролем. На песке мать и сестра мальчика, обе не умеющие плавать, поняли, что происходит, лишь когда Сторми, плывя уже на боку, другой рукой обхватив мальчика, доставила его на берег.

Плавала она быстрее, чем я греб. Когда нос лодки ткнулся в песок, я выпрыгнул из нее и побежал к Сторми, чтобы помочь, но искусственного дыхания даже не потребовалось. Сторми подхватила мальчика до того, как он успел наглотаться соленой воды.

Тот момент навсегда останется в моей памяти: кашляющий мальчик, плачущая мать, испуганная сестра… и Сторми, хлопочущая над ними, помогающая всем сразу и каждому по отдельности.

Она всегда была спасительницей других. Я знаю, что она спасла меня.

Я думал, что вода не стащит лодку с песка, когда побежал к Сторми, но, оглянувшись, увидел, что ее относит все дальше от берега.

Озеро было большим, и если поверхность оставалась спокойной, то течения никогда не затихали.

Я вошел в воду, потом поплыл, но поначалу течение относило лодку все дальше от меня.

И меня вдруг охватил иррациональный страх, навеянный, скорее всего, видом тонущего мальчика, а может, и тем, что мы со Сторми строили планы на будущее, то есть искушали судьбу.

Уж не знаю, по какой причине, но из-за того, что лодка ускользала от меня, раздражение вдруг перешло в ужас. Я не сомневался, что лодку мне не догнать и в нее не забраться, будущее, о котором мы вместе мечтали, никогда не придет, а смерть, объятий которой в последний момент избежал мальчик, заберет с собой одного из нас.

Но поскольку лодка остановилась, а я нет, мне удалось ее догнать. Забравшись в нее, я долго сидел, дрожа сначала от испытанного ужаса, потом от облегчения. Возможно, это было знамение: мне подсказывали, что через пару лет киллер отнимет у меня Сторми.

Иногда мне нравится вызывать из памяти тот день на озере. Небо и вода. И мы вдвоем, посреди синевы.

Я говорю себе, что по-прежнему могу лелеять ту грезу: я и Сторми на новой Земле, принадлежащей только нам.

Время от времени, когда мы плавали на спине, наши руки соприкасались под водой, и мы на мгновение хватались друг за друга, как бы говоря: «Я здесь, я всегда здесь».

Буксир чуть накренился, резиновые камеры, зажатые между бортов, заскрипели, что-то с грохотом опустилось на палубу.

Я соскользнул со стола.

Свалившийся со стула мертвец лежал на боку, шея вывернулась, глаза смотрели в потолок. Рот раскрылся, а глаза стали такими же, как бывают у рыб, лежащих на льду в супермаркете.

Я порадовался, что никогда не видел мертвую Сторми, мне принесли лишь урну с ее прахом.

Покидая каюту, я понимал, что время подниматься на палубу еще не пришло. После того как бомбы перегрузят на буксир, яхта «Июньский лунный луч» растворится в тумане. Потом Утгард и Бадди намеревались убить Джекки и Хассана. И я полагал, что мне следовало появиться на кормовой палубе именно в этот кровавый момент.

Одна каюта, дверь которой выходила в коридор, еще осталась необследованной, по правому борту, ближе к трапу. Я открыл дверь в темноту, нащупал выключатель, нажал и вошел в туалет.

На стене висел шкафчик с красным крестом на дверце, набитый средствами первой помощи.

Сняв свитер и футболку, я пальцами растянул края раны, а потом залил ее медицинским спиртом.

Швы не требовались. Кровь потекла вновь, но я понимал, что она скоро остановится.

Не хотелось оставлять рану открытой, потому что трение о футболку вызывало неприятные ощущения и отвлекало. Я мог бы положить на рану марлевую повязку, но находилась она не в самом удобном месте, времени в моем распоряжении оставалось немного, поэтому я просто заклеил ее пластырем.

Знал, что она вновь откроется, когда я буду отдирать пластырь, но не волновался из-за этого, потому что в очередной раз я смогу заняться раной только в одном случае: если переживу Утгарда и его команду.

Когда я надевал футболку, буксир качнуло, а с палубы вновь донесся глухой удар.

Хотя я и не думал, что кто-нибудь спустится вниз до завершения работы, свет я выключил и остался в темноте. Если бы кто-то открыл дверь, я застрелил бы его в тот самый момент, когда он потянулся бы к выключателю.

Иллюминатора в маленьком туалете не было. А минимальная щель между дверью и дверной коробкой свет не пропускала.

Я подумал о зеркале в ванной Сэма Уиттла, которое подалось вперед, чтобы забрать его задержавшуюся в этом мире душу.

Здесь над раковиной висело маленькое зеркало. И я не мог видеть, что вылезало из него в темноте.

Даже моему обычно воспаленному воображению не хотелось фантазировать на эту тему.

Я же понимал, что одной смертью дело не закончится.

Дверь к безжалостности, которую я открыл в моем разуме, еще не закрылась. И того, что могло выйти из этой внутренней двери, я боялся даже больше, чем зеркал и темноты.

Покинув туалет, я направился к трапу, который вел на кормовую палубу.

На верхней ступени остановился у двери, через которую попал вниз. Из иллюминатора открывался вид на длинную, укутанную туманом кормовую палубу, которую по-прежнему освещала подвешенная на стреле крана яркая галогеновая лампа.

Два ящика, которых не было на палубе, когда мы отчаливали от пристани, теперь лежали вдоль правого борта. Каждый размером с гроб, с размытыми туманом контурами, эти контейнеры не говорили о том, что в них находятся бомбы, которые могут уничтожать целые мегаполисы. Скорее я бы подумал, что мы взяли на борт графа Дракулу и его невесту, которые еще спали в своих солнценепроницаемых гробах, но до их пробуждения оставалось не так уж много времени.

Утгард Ролф, в черных нейлоновых штанах и такой же куртке, совещался у маленького крана с мужчиной, которого я видел впервые.

Двое других мужчин у левого борта складывали инструменты в большой металлический ящик, закрепленный на палубе.

На ходу вытаскивая пистолеты, Утгард и его собеседник, несомненно Бадди, пересекли палубу и синхронно выстрелили мужчинам в спину. Оба распластались на палубе, и их палачи сделали по контрольному выстрелу в затылок.

Глава 38

Замерев за дверью, я подумал, что они обвяжут мертвецов цепями или привесят к ним какой-нибудь груз, прежде чем выбросить за борт.

Но, вероятно, они полагали, что находятся далеко от берега, и тела могло вынести туда лишь через несколько дней (если бы вообще вынесло), а к тому времени они уже собирались начать новую жизнь в дальних краях. Поэтому они убрали пистолеты, взяли трупы за воротник и пояс и потащили к ограждению левого борта.

Пока они находились спиной ко мне, но я понимал, что беззащитными они останутся лишь на короткий промежуток времени. Сильный, как бык, Утгард не стал подтаскивать свою жертву к самому борту. Быстро поднял и понес на руках.

Я не решился думать о том, что от меня здесь требовалось, постарался сосредоточиться на другом: почему у меня нет права на ошибку? Перед моим мысленным взором промелькнули дети, сгорающие заживо, женщины, которых взрывная волна рвет на части, мужчины, превращающиеся в пар, здания, от которых остается только пыль, рушащиеся церкви, вскипающий асфальт улиц, квадратные мили пепла, смоченного кровью миллионов.

Не помня о том, как открывал дверь и переступал порог, я нашел себя на кормовой палубе.

Галогеновый свет серебрил туман. Над головой он оставался белым, за бортами серел. Огни яхты туман уже проглотил, как кит — Иону с его фонарем.

Влажный воздух холодил лицо, а в желудке просто образовался кусок льда.

Утгард, с ношей на руках, добрался до борта. Перекинул через него труп, но ноги мертвеца зацепились за планширь. Какой-то момент мертвец висел головой вниз, но потом Утгард скинул его в воду.

Боясь поскользнуться и упасть, я тем не менее шел по чуть покачивающейся палубе, как бывалый моряк. Пистолет держал обеими руками.

Бадди тем временем только взвалил своего мертвеца на планширь. Утгард поспешил ему на помощь.

Сочувствуя возникшим у них трудностям, я ждал, пока они закончат начатое.

Герой не стреляет своим противникам в спину. Но героем меня называли совершенно напрасно, и я никогда не стремился к этому титулу.

Как только второй труп исчез в ночи и тумане, я дважды выстрелил Утгарду в спину с расстояния менее восьми футов. Его бросило на планширь, но за борт он не вылетел.

Второй мужчина в ужасе отпрянул, но тут же попытался выхватить пистолет из кобуры на бедре.

Я выстрелил в него дважды, целясь в живот и грудь, но позволил пистолету уйти вверх, так что первая пуля попала в лицо, а вторая лишь чиркнула по волосам.