Виктор Каннинг - На языке пламени Страница 39

– Сигарету? – предложил он.

– Нет, спасибо.

Полисмен закурил. Водитель снял фуражку и бросил на сиденье рядом с собой.

– Вы из Ведомства? – спросил Гримстер.

Его сосед кивнул:

– Вы, наверно, меня не помните. Я был на трех ваших лекциях. Четыре года назад. Извините, мистер Гримстер.

Гримстер улыбнулся, пытаясь скрыть свои мысли:

– Только на трех?

– Меня интересовало, трудно ли научиться заметать следы.

– А мне на это наплевать, – заявил водитель. Одной рукой он расстегнул полицейский мундир и пожаловался: – Ужасно неудобная штука.

– В ящике лежит фляжка с коньяком, – сказал Гримстер. – А я теперь не за рулем.

Его сосед перегнулся через сиденье, достал фляжку из ящичка. Отвернув пробку, он передал коньяк Гримстеру. Тот отхлебнул глоток и возвратил фляжку полицейскому, который сразу завинтил пробку.

– Если захотите еще, скажите, – предупредительно сказал он и улыбнулся, собрав морщинки возле глаз веером. – Мы повинуемся, а не распоряжаемся.

– Я это понял. А настоящая полиция вам помогала?

– Она следила за вами до Тонтона, – сообщил водитель. – Местные отделения, скрипя зубами, помогали нам. Вы же знаете, как они относятся к Ведомству. В Тонтоне за вас взялись мы. Ходят слухи, вы обставили Гаррисона.

– Возможно.

Эти люди были коллегами Гримстера. Они знали правила, уже испытали нагрузки, после которых наступает хладнокровное безразличие, а сверх того, умели убедительно притворяться сочувствующими и подкреплять свое притворство теплыми словами. К Гримстеру у них не было никаких чувств. И очень мало любопытства. Каждый был надежно защищен от любой слабости, способной привести к предательству. Эти люди высоко ценили Гримстера. Возможно, теперь его репутация пострадает, – он ошибся. А ошибки не прощают. Он настолько был поглощен замыслом убить сэра Джона, что не услышал свою интуицию.

Словно откликаясь на его мысли, водитель заметил:

– Систему не перехитрить. Даже если начать с головы.

Сосед Гримстера, не обратив на это внимания, сказал:

– Я просматривал досье на Гаррисона. Порядочная сволочь. Со своим весом он, при желании, мог ускользнуть, как тень. Тут одних способностей мало. Нужен талант. А он у него был.

– Да вот удача отвернулась, – вставил водитель.

Гримстер промолчал. Он слыхал и худшие надгробные речи. И ни в одной не было правды. А эта к истине все же немного приближалась.

Они пробирались сквозь ночь. Снова пошел дождь. Уже неделю не проходило дня без ливня. Вода в реке должна подняться. Без жалости, без всякой тревоги Гримстер подумал, что ему уже, возможно, не доведется порыбачить, не доведется испытать «Роял Соверен» ни в Англии, ни за границей, не доведется взять в руки удочку и ощутить, как разматывается леска, ведомая уходящей по течению рыбой, не доведется увидеть, как сделала стойку гончая, чтобы не спугнуть стаю куропаток… Что ж, чему быть, того не миновать. Но как бы там ни было, сначала он расправится с сэром Джоном. Каждый может ошибиться, ошибся и он. Это лишь доказывает, что непогрешимых нет, в чем Гримстер никогда не сомневался. Впрочем, на нем еще рано ставить крест.

Копплстоун и Кранстон неподвижно стояли на верхней ступеньке и смотрели на подъезжающий автомобиль.

Гримстер выбрался из машины в сопровождении охранников, один из которых нес его чемоданчик, встал между ними и взошел на крыльцо.

Копплстоун слегка заплетающимся языком приветствовал Гримстера: «Добрый вечер, Джонни», – и взял у охранников «дипломат».

– В доме для вас накрыт стол, – обратился к охранникам Кранстон. – Но сначала обыщите машину. Все, что найдете, несите ко мне в кабинет. – Он перевел взгляд на Гримстера, потрогал повязку на глазу и бросил: – Ты круглый идиот, Джонни. – В его словах неожиданно прозвучала грусть.

Охранники вернулись к машине, а Гримстера увели в дом. Дежурный за столом резко, словно птица, вскинул голову, взглянул на вошедшего и вновь склонился над журналом, который читал. Копплстоун обыскал Гримстера, отнял все, что было у него в карманах, даже перстень с корольком снял, и объяснил:

– Сэр Джон приказал. – Потом с улыбкой добавил: – Наверное, он считает, что ты нас всех загипнотизируешь.

Они прошли холл, спустились по пологой лестнице в подвал к тиру. Гримстер знал, куда они направляются. За тиром была маленькая клетушка по прозванию «губа»; ею пользовались редко, хотя она была вполне надежна. Башмаки гулко стучали по каменным плитам. Кранстон отпер железную дверь и вошел первым. В клетушке не было окон. По углам висели забранные решеткой лампы. Стены были сложены из огромных гранитных глыб. В пяти футах от двери поперек камеры от пола до потолка возвышалась железная решетка со столь мелкими ячейками, что сквозь них не пролезала рука. Копплстоун отпер обитую железом дверь посреди решетки, и Гримстер вошел в камеру. Там стояли стул, стол, койка, под которой был горшок, по задней стенке тянулась узкая деревянная полка с четырьмя или пятью книгами в мягкой обложке. Сколько помнил Гримстер, они валялись там всегда. Увидев на столе бутылку бренди, ящик с сигарами и зажигалку, Гримстер спросил:

– Это что, любезность шефа?

Копплстоун кивнул. Кранстон на мгновение смутился, но скрыл это – торопливо отвернулся, чтобы закрыть дверь. Вот почему майора не выпускали из усадьбы. Он так и не заматерел, слишком легко поддавался печали и стыду.

Копплстоун взял у Кранстона связку ключей, и тот молча ушел, оставив дверь в тир широко распахнутой. Копплстоун сел на низенькую табуретку у самой решетки. Гримстер подошел к столу и взялся за бутылку. Она уже была откупорена. Он налил себе, сел на койку, бережно держа стакан в скованных наручниками руках, согревая его.

– Когда приезжает сэр Джон?

– Завтра. Как обычно, – Копплстоун положил «дипломат» Гримстера себе на колени, открыл его, заглянул внутрь и тут же закрыл. – Чего тут только нет! Не многовато ли для обычного визита сюда? А что стряслось с Гаррисоном?

– Он объявился, когда я выкопал бумаги Диллинга.

– Где бумаги?

– Оригиналы у миссис Харроуэй. Я переснял их и оставил пленку в приемной сэра Джона.

– То есть мы будем вынуждены заплатить?

– Да.

– Великодушно, ничего не скажешь.

– Я бы назвал это по-другому.

– Что толкнуло тебя на измену? Факты или домыслы? Ты так много размышлял о Вальде и тебе было так горько, что ты задумал порвать с нами?

– Я просто пришел к определенному решению. – Гримстер улыбнулся и почти опорожнил стакан бренди.

Копплстоун встал с «дипломатом» в руках:

– Ты попал в беду, Джонни. Но все будет сделано честно – по нашим понятиям.

– Когда?

– Завтра. Или послезавтра. Точно не знаю. Лично я против тебя ничего не имею. Все дело в Ведомстве. Ты же понимаешь.

– Конечно.

У порога Копплстоун обернулся и добавил:

– Давно я не напивался так, как напьюсь сейчас. Ты крепко огорчил меня, Джонни.

Он вышел и запер за собой дверь.

Гримстер допил бренди и улегся на койку. Через полчаса он уснул.

На другое утро, в семь, к нему пришли те двое, что его арестовали, теперь они были в штатском. Один, с пистолетом в руке, остался у входной двери, другой принес Гримстеру воду и бритвенный прибор.

Через полчаса они вернулись и вынесли парашу. Тот, что был постарше, сказал: «Удивительно, как вам удалось побриться в наручниках», а младший не смог удержаться от восхищения: «Здорово».

Гримстер сел и развернул «Дейли Мейл», которую они ему оставили. В газете была фотография – длинная вереница машин у львиного загона и расплывчатые контуры ямы, вырытой Гримстером. Благородный герцог будет в восторге. Какой директор зоопарка не обрадовался бы такому случаю? Английская знать всегда была главным поставщиком зрелищ, впитывала эксцентричность с молоком матери. Трагическая смерть Гаррисона превратилась в сенсацию. Сэр Джон со своей стороны позаботится, чтобы Гримстер умер без шума. Его смерть будет картиной без цвета, мыслью без чувств. Джон отчетливо представил письмо, которое напишут матери. В досье погибших было полдюжины светокопий подобных похоронок… "Глубоко сожалеем… длительная служба… великая преданность… он был незаменимым… мы скорбим… " Длительная служба – только эти два слова не будут ложью. Мать сохранит письмо, станет оплакивать сына, превратит память о нем в еще одну тему для разговоров. Но сначала он убьет сэра Джона. Эта идея, холодная и твердая, как кремень, стала навязчивой. Ничто не остановит Гримстера.

Кранстон, сопровождаемый охранником, принес ему завтрак и остался стоять у внешней двери. Он более не смущался. Если бы он не смущался вообще, то далеко продвинулся бы по службе. Тоном доброй няни он проговорил:

– Бекон и сосиски, Джонни. Мы порезали их, чтобы тебе было легче есть. Мы бы сняли наручники, да сэр Джон не велел.

Гримстер завтракал один. Есть было трудно. Допив чай, он закурил сигарету и стал терпеливо дожидаться сэра Джона. Гримстер знал, когда он придет, с точностью до десяти минут: сэр Джон жил строго по распорядку. Теперь он в отпуске, поэтому приятное – то есть утренний рыболовный ритуал – в первую очередь, а все полезное – после завтрака. Гримстер представил, как сэр Джон рыбачит. Для мушки вода, пожалуй, слишком мутна. Сэр Джон был плохой рыболов, суетился, спешил, неумело подсекал, но, как это часто бывает, ловил больше, чем иные опытные.