Тест Тьюринга - Александр Петрович Никонов Страница 39

Пока собеседник колдовал у кухонного столика с чаем, его голос до меня доносился слегка приглушенным, видимо, микрофоны были встроены в динамики, торчащие возле экрана… Хотя, стоп! Там же нет никаких микрофонов! Там все – одна сплошная цифра! А значит, его голос, создаваемый шлюзом, должен звучать одинаково ровно. Или машина отрабатывает даже такую ненужную иллюзию, как удаление от микрофона?

Я отошел в самый дальний угол комнаты. Негромко позвал:

– Олег Палыч!

– Да! – сразу откликнулся приглушенный расстоянием голос. Кажется, он сейчас распаковывал пачку с чайными пакетами. Точно, вот бросил в мусорную корзину полиэтиленовую ленточку-открывалочку. Шума сминаемого полиэтилена я уже не услышал – мощности микрофонов не хватало.

– Вы меня хорошо слышите?

– Прекрасно. А что? – Олег Павлович подошел с кружкой к экрану. – А вы где?

– Здесь, – я показался перед камерой. – Хочу эксперимент провести. Я сейчас буду считать по порядку и отходить от экрана в дальний угол, а вы скажите, будет у вас звук моего голоса затухать или нет.

– Зачем? – удивился он. – Ну, давайте!..

Я начал считать и стал пятиться от экрана в дальний угол.

– Нет. Звук не меняется. А что?

– Не знаю, – я пожал плечами. – А вот когда вы отходите, мне становится вас хуже слышно.

– И что это значит? – заинтересовался Олег Павлович.

– Пока не знаю. Может, у нас микрофоны разные. Может, программа сопряжения отрабатывает мой голос для вас на одном уровне громкости.

Мой собеседник только махнул рукой:

– Я так и не понял, честно говоря, что это за программа, хотя мне объясняли…

– О! Кстати! – Я наставил на дующего в горячий чай собеседника указательный палец. – А расскажите-ка мне! Как вообще вы попали в эту каморку со своим котом? Как вас привлекли в качестве добровольца для контакта? И кто?

– А ответ на свой предыдущий вопрос вы уже не хотите услышать? Значит, не очень я для вас интересен, раз вы в моих ответах не нуждаетесь.

– Извините. – В этот момент я действительно почувствовал неловкость, а мгновением позже осознал, что испытываю неловкость перед компьютерной программой, симуляцией человека. Хотя с другой стороны, если верить Фридману и его байкам, там действительно целый мир. Вот только кто в нем живет – такие же люди или эволюция доросла там до разумных осьминогов, а сводит их к удобоваримому для меня виду программа перехода – шлюз?

– Ничего, – махнул рукой Олег Палыч, ничуть не похожий на осьминога. – Молодость суетлива, а вы по сравнению со мной все-таки молоды и даже в лучшей форме, чем могли бы быть в вашем возрасте… Вам сколько лет?

– Под полтинник.

– Ну! Мне бы ваши годы! Мне шестьдесят с большим гаком.

– Так это не предел! У меня был собеседник под девяносто! – бодро сказал я, умолчав о том, что он был болен раком.

– Ладно, не утешайте… Поживем еще. – Махнул рукой Олег Павлович. – В общем, давайте тогда по порядку, хорошо?.. Сначала первый вопрос, потом все остальные. Согласны?

Что мне оставалось делать? Я кивнул.

– Значит, по поводу Создателя… – Олег Павлович поудобнее уселся в кресле. – Вопрос вообще, на мой взгляд, некорректно поставлен. Мне кажется, его и ставить-то смысла нет. Ведь ничего же в нашей жизни не поменяется от того, что нас создала слепая природа путем случайного перебора и отбора или некое разумное существо по хитрому плану, вам не кажется?

– Почему? – задал я вопрос просто, чтобы его задать. Ответить встречным вопросом на вопрос всегда проще. Слушать ответы всегда легче, чем отвечать самому, это я как полицейский говорю.

– Ну как почему! Все разумные люди, когда, например, ищут потерянную искру в двигателе своей машины, ищут какую-то конкретную причину. И если водитель сразу найти не может, куда ушла искра, подойдет более опытный и умудренный мастер, скажет: «Ищи лучше! Чудес не бывает!» И хозяин машины согласится: чудес не бывает, надо искать причину – в каком месте искра уходит на массу. И так во всем. Интуитивно все же понимают: чудес не бывает! Вернее, они бывают только в книжках – в Библии, в сказках Шехерезады… Или в прошлом: если человек верующий, он вам скажет: раньше чудеса бог сотворял, а вот что-то в последнее время газеты не сообщают…

Я внимательно слушал своего собеседника, гадая, куда же он выруливает.

– В общем, никто всерьез на чудеса в жизни не рассчитывает, даже верующие. Согласны? Ни один верующий, каким бы упертым он ни был, если ему ампутируют ногу, не пойдет в церковь и не станет молиться о том, чтобы у него выросла новая нога. Правильно? Идиотов нет!

– Не станет. Действительно, нет таких дураков.

– А ведь, казалось бы, богу отрастить человеку вторую ногу – да хоть третью! – раз плюнуть! Но никто не будет молиться, чтобы завтра ему господь ногу отрастил или миллион долларов подкинул. Хотя богу это тоже раз плюнуть. Какие угодно оправдания найдут – и что бога нельзя искушать… А почему, кстати, нельзя? Он что – обидится? Или ему впадлу приятное гражданину сделать? Или он не может?.. Люди, как правило, молятся о другом, о том, что может случиться, – чтобы отец, там, выздоровел, сын или дочь. Но ведь и тут никаких гарантий! Если выздоровеет – значит, помогла молитва, сработало! А если нет – ну, что ж, пути господни неисповедимы! Так что молись, не молись – никаких гарантий. Лотерея. И чем серьезнее болезнь, тем меньше шансов на чудо… Короче, всерьез на такого бога рассчитывать нельзя. Ненадежный очень. Так что в личном плане его использовать трудно…

– Трудно, – согласился я. – Не идет на сотрудничество!

– Непонятно, кстати, зачем верующие вообще молятся, чтобы их близкие выздоровели. Ведь чем быстрее они умрут, тем быстрее встретятся на том свете со своим Создателем. Почему верующие так боятся смерти, не понимаю. Неужели не хотят встретиться с Отцом? Они ведь любят бога больше жизни – сами так говорят. Мол, жизнь коротка, а мы на самом деле живем жизнью вечной, бла-бла-бла… А сами в жизнь вечную уходить не хотят. Дорожат этим огрызочком. Лечатся упорно, когда заболевают, боятся смерти, то есть встречи с любимым отцом, которого так обожают. Вот вы бы с отцом любимым не испугались встречи?

– Я бы не испугался! – Перед моим внутренним взором вдруг встала фигура отца – долговязого, сутулого. Сгорбленного. Несчастного. Как бы я хотел его сейчас обнять! У меня ведь с ним, оказывается, ситуации так похожи, словно по одним граблям шли – он не смог остаться с любимой женщиной,