Питер Джеймс - Убийственно просто Страница 4

Сэнди.

Внезапно Грейс почувствовал себя виноватым за то, что едет сейчас на свидание.

Дамочка выглядела шикарно – по крайней мере, на фото. И имя ему тоже понравилось – Клодин. Французистое, какое-то экзотичное. Ну и вид же был у нее на снимке! Янтарные волосы, бойкое хорошенькое личико, из-под тесной блузки выпирает солидных размеров бюст. Девушка сидела на краю кровати в мини-юбке, задранной достаточно высоко, чтобы показать: она носит чулки с кружевным верхом, а над ними, возможно – возможно! – ничего нет.

Они всего раз поговорили по телефону, и в ходе разговора Клодин практически соблазнила Роя. На пассажирском сиденье рядом лежал букет цветов, купленный в магазинчике у бензоколонки. Красные розы – да, несовременно, но Рой Грейс не чуждался старомодной романтики. Ребята правы, ему действительно не мешает встряхнуться. Можно по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз он встречался с женщинами за прошедшие восемь лет и девять месяцев. Он просто не мог и помыслить о том, что среди них вдруг окажется второй идеал. Что хоть кто-то из них может сравниться с Сэнди.

Может, сегодня все переменится?

Клодин Ламонт. Славное имя, славный голос.

Да выключи же ты свои поганые противотуманки!

Он вдохнул сладкий аромат цветов.

Надеюсь, от меня тоже пахнет неплохо.

В отблесках света от приборной панели «альфы» и задних фонарей машины впереди он глянул на себя в зеркало.

Интересно, что ты хочешь там увидеть?

На него смотрела сама грусть.

Тебе давно пора ехать!

Он снова выпил воды.

Всего через два месяца ему стукнет тридцать девять. И еще одна дата – тоже через два месяца. 26 июля исполнится девять лет с того дня, как Сэнди ушла. Исчезла, растворилась, не оставив записки, – в его тридцатый день рождения. Все ее вещи, кроме дамской сумочки, до сих пор в шкафу.

По закону пропавший без вести через семь лет официально считается умершим. И мать Роя, умиравшая в хосписе от рака, и сестра, и ближайшие друзья, и психиатр – все как один твердили ему, что так и надо поступить.

Не тут-то было!

Джон Леннон как-то сказал: «Жизнь – это то, что с тобой неожиданно случается, когда ты планируешь совсем другое». Верно подмечено, черт побери!

Грейс всегда считал, что к тридцати шести годам у них с Сэнди появятся дети. В идеале он видел троих – двух мальчиков и девочку. Он мечтал, как будет возиться с ними по выходным. Устраивать семейные праздники. Ездить на пляж. Закатываться в луна-парк на целый день. Играть в футбол. Чинить сломанные игрушки. Помогать делать уроки по вечерам. Купать их. Словом, жить так же мило и уютно, как с родителями жил он сам.

Но разве сейчас это жизнь? Он не знает покоя – даже во сне. Жива она или мертва? Восемь лет и десять месяцев он пытался разузнать о Сэнди хоть что-нибудь, но сейчас не продвинулся дальше, чем в тот момент, когда начинал поиски.

Не считая работы, жизнь Роя была пуста. Он не мог – или не хотел – завязать новое знакомство. На какие бы свидания он ни ходил, все они заканчивались катастрофой. Временами казалось, что единственным постоянным спутником в жизни Грейса оставалась его золотая рыбка Марлон. Он выиграл его в тире на ярмарке девять лет назад. Несколько раз он подкупал еще рыбок, чтобы Марлону не было одиноко, но тот неизменно их пожирал, будучи созданием угрюмым и недружелюбным. Именно за эти качества, как считал Рой, они и нравились друг другу. Два сапога пара.

Иногда Грейс жалел о том, что стал полицейским; сейчас ему хотелось бы заниматься чем-нибудь другим, не отнимающим столько сил и времени. Милое дело – уходишь с работы в пять, заглядываешь в паб, а потом топаешь домой, где, задрав ноги на стол, смотришь телик. Обычная жизнь – простая и ничем не примечательная. Но он ничего не мог с собой поделать. Видимо, ему по наследству от отца достались гены беспокойства, заставляющие вечно докапываться до истины. Именно благодаря этому обстоятельству Грейс относительно быстро продвинулся по службе и стал суперинтендентом уголовной полиции. Но душевного спокойствия эти гены не прибавляли.

Мрачное отражение снова взглянуло на него из зеркала. Грейс поморщился. Легкие, как пух, коротко стриженные волосы, сломанный и искривленный в потасовке еще в те времена, когда он был патрульным, нос, делавший его похожим на бывшего боксера.

На первом свидании Сэнди сказала, что у него глаза как у Пола Ньюмена.[2] Сравнение ему очень понравилось – как и многое другое, что ему в ней нравилось. Главное, она безоговорочно любила его всего, целиком и полностью.

Рой Грейс знал, что внешность у него довольно невыразительная. Рост пять футов десять дюймов – всего на два дюйма выше минимального роста, допустимого для полицейских. Однако, невзирая на то, что он любил выпить и вел безуспешную борьбу с курением, благодаря усердным тренировкам в спортзале накачал мышцы и поддерживал себя в форме. Рой пробегал двадцать миль в неделю и до сих пор время от времени играл в регби – обычно крайним нападающим.

9.20.

Да пропади они все пропадом!!!

А ведь Грейс не собирался сегодня ложиться поздно. Ему нельзя не высыпаться. Он не мог себе этого позволить. Завтра идти в суд, а ведь там необходимо быть в наилучшей форме. Вспомнив о предстоящем перекрестном допросе, Рой сразу помрачнел.

Внезапно посветлело – над дорогой пролетел вертолет. Через секунду луч прожектора скользнул вперед, и Грейс увидел, что вертолет снижается.

Достав мобильник, он набрал номер. Ответили почти сразу.

– Здравствуйте, говорит суперинтендент Грейс. Я стою в пробке на шоссе А-26 южнее Кроуборо. Кажется, впереди ДТП. Не знаете, что там стряслось?

Его соединили с оперативным штабом.

– Здравствуйте, суперинтендент, – послышался мужской голос. – Там дело серьезное. По сообщениям, есть жертвы. Дорога еще некоторое время будет заблокирована. Лучше вам развернуться и поискать объезд.

Рой Грейс поблагодарил и отключился. Потом достал из нагрудного кармана рубашки мини-компьютер, нашел номер Клодин и послал ей эсэмэску.

Она ответила почти сразу. Пусть он не беспокоится и приезжает, когда сможет.

От этого девушка понравилась Рою еще больше.

И он ненадолго забыл о завтрашнем дне.

4

Такие поездки случались не очень часто, но, когда это бывало, как же Дэви радовался! Он сидел, пристегнувшись ремнем, на пассажирском сиденье рядом с отцом, а полицейский эскорт мчался впереди по встречной полосе. Маячок мигает, сирена завывает «Уау, уау, уап!», и они то и дело обгоняют обычные машины. Да, это покруче, чем на американских горках – даже на аттракционах в парке в Олтон-Тауэрс, куда папа его как-то возил, а уж там было круче некуда!

– Я-я-яху! – завопил Дэви, не в силах сдержаться. Будучи страстным поклонником американских полицейских телесериалов, он частенько говорил с американским акцентом: иногда – с нью-йоркским, иногда – с миссурийским, иногда – с флоридским, но чаще всего – с лос-анджелесским.

Фил Уилер – крутивший баранку крупный мужчина с огромным пивным брюхом, в коричневых рабочих брюках, поношенных ботинках и черной круглой шапочке, улыбнулся сыну. Много лет назад его жена не выдержала и сбежала, не в силах вынести связанных с Дэви тягот. Последние семнадцать лет сына воспитывал он.

Патрульная машина сбросила скорость, обходя тяжелый землеройный агрегат. Оба борта их грузовика с янтарными стробоскопами на крыше украшала надпись: «Мастерская Уиллера. Техпомощь. Авторемонтные работы». Впереди, сквозь ветровое стекло, освещенный лучами фар и прожекторов, показался искореженный капот «форда-транзит», впечатавшийся в передний бампер цементовоза, а потом и весь микроавтобус, смятый, как банка из-под кока-колы. Микроавтобус лежал на боку, на проломленной живой изгороди.

В тонких лучах синего света был ясно виден мокрый бетон и зеленая трава, блестевшая от дождя. Пожарные и патрульные машины и одна карета скорой помощи все еще стояли на месте аварии, вокруг толпились пожарные и полицейские, по большей части в светоотражательных жилетах. Один патрульный сметал с дороги осколки стекла.

Сверкнула вспышка – на месте происшествия работал полицейский фотограф. Двое сотрудников дорожной инспекции делали какие-то замеры рулеткой. Повсюду валялись куски металла и битое стекло. Фил Уилер разглядел гаечный ключ, кроссовку, коврик и куртку.

– Похоже, всмятку, пап! – протянул Дэви с миссурийским акцентом.

– Дело дрянь.

Фил Уилер за годы работы порядком очерствел, и его больше ничто не ужасало. Он повидал всякое – а на дороге может случиться что угодно. Одним из самых ярких воспоминаний был бизнесмен, зажатый на водительском сиденье «феррари» – в костюме, рубашке и галстуке, но… без головы.

На Дэви, которому недавно исполнилось двадцать шесть, была повернутая козырьком назад фирменная бейсболка команды «Нью-Йорк янкиз», куртка с начесом поверх теплой клетчатой рубашки, джинсы и грубые ботинки. Дэви нравилось одеваться, как американцы «в телевизоре». По умственному развитию парню было лет шесть, и исправить это было уже невозможно. Зато сила в нем была просто нечеловеческая, и порой это оказывалось весьма полезным на «сложных» вызовах. Дэви мог голыми руками гнуть толстые листы металла, а однажды в одиночку поднял за передний бампер наехавшую на мотоцикл машину.