Эрин Келли - Он сказал / Она сказала Страница 4

– Возлюбленные братья и сестры, – начал Мак, вертя в руках комок гашиша и зажигалку (разговаривать и забивать косяк у него получалось так же естественно, как у других разговаривать и моргать), – мы собрались здесь, дабы решить, как нам поехать на фестиваль, при этом не сильно потратиться. Я проверил – больше всего можно накрутить на горячих напитках, чай-кофе, все дела. Будем подменять друг друга и отлично заработаем.

Для самопровозглашенного анархиста у Мака была неплохая предпринимательская жилка. Он носил футболки с логотипом правозащитников «Amnesty» и проповедовал мир и любовь до тех пор, пока с ним соглашались. Здороваясь, он поднимал два пальца вверх – «пис, сестра», – но ни на секунду не задумывался, врубая техно на всю громкость, о том, что соседи не смогут заснуть.

– Отлично, – пробормотал он, поджигая трубку. На секунду огонек пламени выхватил из темноты лицо Кита – прямые, как стрелы, брови, острый нос, твердая линия рта. – В той части страны в это время проходит с десяток фестивалей. Они пока на стадии планирования, но я собрал всю информацию, что только мог, чтобы решить, какой из них лучше всего подходит для затмения.

Меня позабавила его напыщенная речь, я попыталась поймать взгляд Лин, однако она смотрела на Мака с немым обожанием. Я почувствовала себя лишней – ужасное чувство.

– Самый большой фестиваль в честь затмения устраивают в Турции, – продолжал Мак, – но нам это не по карману. Да и вообще, разве часто выпадает возможность взглянуть на затмение, стоя на родной земле?

– Меньше чем раз в жизни, – подал из угла голос Кит. У него был выговор образованного уроженца близлежащих к Лондону графств, он не растягивал слова, имитируя пролетарский акцент, как делал Мак. – Последнее затмение в наших краях наблюдалось в 1927-м, а следующее, по прикидкам, будет в 2090-м. Между 1724-м и 1925-м здесь не было вообще ни одного полного затмения.

– Ладно, человек дождя. – Мак вновь уткнулся в свой список. Три фестиваля он вычеркнул сразу – мол, музыка «слишком попсовая», следом еще один – со «слишком хищным» спонсором. Лин, которая проверяла фестивали по числу предполагаемых участников, вычеркнула еще одно небольшое мероприятие, где нам едва ли удалось бы что-то заработать. В итоге осталось два – в Северном Девоне и на мысе Лизард в Корнуолле.

– Без разницы, какой выбрать, – сказала Лин.

– Ты как считаешь, братишка? – спросил Мак.

Кит рывком встал. «Он выше меня», – подумала я. Мой рост – метр семьдесят пять, и я воспринимаю как потенциальных ухажеров лишь тех, кто выше. Кит достал из фанерного книжного шкафа кипу распечаток.

– Дело в том, что в Корнуолле, да и на всем Западном побережье изменчивый климат. Стоит отъехать на милю – погода совсем другая. Я вывел среднее арифметическое по солнцу и осадкам для каждого фестиваля и построил график. По моим расчетам, в этом месте шансов увидеть солнце больше всего.

Он развернул потрепанную карту Корнуолла и показал на полуостров Лизард.

– Значит, поедем на Лизард, – подытожил Мак, и улыбка Кита из неуверенной превратилась в ослепительную. – Думаю, это надо отметить.

Мы отпраздновали принятое решение, передавая по кругу бутылку «Джека Дэниэлса», Мак взял на себя роль диджея, а Кит все перебирал свои бумажки. Я привыкла к публичным проявлениям чувств между Лин и Маком. Думала, что Кит тоже, но, когда они начали целоваться, сидя на диване, он жутко смутился, покраснел и не знал, куда деть глаза – на меня он смотреть избегал. Спустя пару минут он ушел в кухню. Я громко кашлянула.

– Прошу прощения. – Мак одернул футболку. – Пожалуй, мы переместимся в соседнюю комнату.

– А как я доберусь домой?

Уже стемнело, и до нашей квартирки в Стоквелле добираться предстояло далеко, а последний автобус уже ушел. Я не так много выпила, чтобы отважиться на прогулку, а взять такси в то время мне бы и в голову не пришло.

– Кит тебя проводит. – Лин, пошатнувшись, поднялась. Мак уже успел расстегнуть ей бюстгальтер. Она подмигнула мне: – Не вздумай с ним переспать. А то в Корнуолле все станет слишком сложно.

Если бы я уже не думала об этом, то точно бы призадумалась, чтобы ей насолить.

Кит вернулся в свой угол и сел там, скрестив ноги. Он слушал музыку, постукивая пальцами в такт.

– Здорово, что ты построил все эти схемы, – сказала я, чтобы не сидеть молча. – Очень предусмотрительно.

– Простая математика. – Он пожал плечами, но барабанить пальцами перестал.

– Мне математика всегда давалась с трудом. Как-то раз на уроке наша учительница нарисовала на доске все геометрические формы, а потом замерла, приложила руку к сердцу и сказала: «Конечно, самая прекрасная на свете форма – это круг». Я не смогла прочувствовать. Наверное, мне не войти в число посвященных.

Кит слушал, склонив голову, будто мог лучше разгадать меня, глядя наискось.

– Твой рассказ лучше того, что говорят в подобных случаях. Многие гордятся тем, что ни черта не смыслят в математике. Снобизм наоборот. Ни капли уважения. Не знаю, может, это просто защитный механизм, но бесит страшно. Им невдомек, что математика прекрасна. Совсем как эта мелодия. Ты только послушай.

Я попыталась сосредоточиться на музыке, однако кровать в соседней комнате скрипела не в такт.

– Сколько они уже встречаются? Полгода? – Его взгляд уперся в стену, за которой слышались скрипы. – Лишь бы он и в этот раз не напортачил, как обычно.

С меня слетел весь хмель.

– Чего-чего? – Мы с Лин друг за друга горой. – Он что, может ее обидеть?

– Нет, что ты! – Кит неумело включил заднюю. Мак хотя бы обаятельный, а у бедолаги Кита напрочь отсутствовало чувство такта. – Я не о том. Просто у него не очень выходит. С вами. С девчонками. С женщинами. Надеюсь, с этой все получится. С Лин.

Он взял бутылку, чтобы глотнуть, но, к его разочарованию, она оказалась пуста.

– Теперь понятно, кто из вас больший идеалист, – пошутила я, чтобы он расслабился.

– Да ну. Это Мак у нас ходит на всякие демонстрации.

– Тебе не кажется, что куда важнее то, каков ты по отношению к близким?

В ответной улыбке Кита сквозили покой и уверенность, которые так отличали его от прочих юнцов с лозунгами на футболках.

– Ну…

Рычание из соседней комнаты, которое издал кто-то из тех двоих, помешало ему закончить.

– Вообще-то, – я повысила голос, тщетно пытаясь заглушить шум, – ты собирался рассказать, как связаны между собой музыка и математика.

Кит уловил намек и сделал музыку погромче. Мелодия ситара вилась поверх ухающего баса.

– Лейбниц сказал, что музыка – разновидность счета, только ум не отдает себе отчета в том, что он считает. Затмение – тоже математика. Самая прекрасная математика на свете.

Я растерялась перед таким напором и страстью и состроила гримасу в надежде, что Кит сочтет ее воодушевленной.

– Смотри, Луна в диаметре в четыре сотни раз меньше Солнца, но находится в четыреста раз ближе к Земле, поэтому выходит, что размер совпадает.

Понять подобные вещи без схемы с картинками я не могу, однако мне не хотелось выглядеть в его глазах тупицей.

– А сколько ты видел затмений? – Я попыталась притянуть разговор если не вплотную к Земле, то ближе к моей орбите, и Кита прорвало. Он рассказал, как они с отцом и братом колесили по обеим Америкам, как побывали в Индии и наблюдали за затмением в компании недоумевающих диких коз, застывших на разрушенной стене древнего храма. Рассказал об Арубе, как они стояли на раскаленном песке, глядя на Венеру с Юпитером, круглые, как «канцелярские кнопки». И звезды, и планеты всегда были отчетливо видны, как будто тоже не хотели пропустить затмение.

– Когда стоишь внизу и смотришь на затмение, не думаешь о науке, все это отпадает.

У него зарозовели щеки – Кит снова оседлал любимого научно-технического конька. Он поведал об этапах затмения, об огненном кольце, которое называется короной, что появляется вокруг солнца, о том, как затмение, случившееся в 1919 году, подтвердило эйнштейновскую теорию относительности – ученый предсказал, на какую величину отклоняется свет от далекой звезды при прохождении через сильное гравитационное поле, окружающее Солнце. Кит воодушевился, и его лицо стало другим, в глазах сквозила тихая грусть, вызванная воспоминаниями. Я попыталась представить Мака, рассуждающего столько времени на какую-нибудь отвлеченную тему, а не о себе самом, и усмехнулась.

– Я надоел?

– Что ты!

– Мак говорит, я сильно завяз во всем этом. Расскажи лучше о себе. Ты учишься вместе с Лин? А что собираешься делать, когда закончишь?

Я раскрыла грандиозный план – проработаю пару лет в Сити, чтобы заслужить резюме, которое позволит перейти в сферу благотворительности. Я слишком насмотрелась на неловких, но ревностных друзей отца с жестяными банками для мелочи, которые готовы были простоять целый день ради нескольких монет.