Коллин Хувер - Безнадежность Страница 4

Я сказала, ад? Это я сильно преуменьшила несчастье. Школа встретила меня всем, чего я боялась, и даже больше. Уроки прошли не так уж плохо, но мне пришлось (по недомыслию и исключительной необходимости) воспользоваться туалетом рядом с лабораторией, и хотя я выжила, но перепугалась на всю оставшуюся жизнь. Мне было бы достаточно малюсенького намёка от Шесть, что это помещение используется не столько как туалет, сколько как притон разврата.

Сейчас идёт четвёртый урок, и я уже многажды услышала слова «шлюха» и «шалава», как бы ненавязчиво прозвучавшие почти от каждой девицы, мимо которой я проходила в вестибюле. И, кстати, по поводу ненавязчивости, куча долларовых купюр, вылетевших из моего шкафчика вместе с запиской — откровенный знак того, что мне тут не рады. Под запиской стояла подпись директора, но его авторство мне показалось сомнительным, учитывая «извени» вместо «извини» и сам текст: «Извени, стриптизёрша, но в комплект твоего шкафчика не входит шест».

Я пялюсь на записку с деланой улыбкой, постыдно принимая свою судьбу на следующие два семестра. Нет, ну правда, я думала, что люди ведут себя так только в книгах, но теперь на собственном опыте убедилась, что идиоты существуют на самом деле. И ещё надеюсь, что все остальные шутники, которым захочется развлечься на мой счёт, окажутся такими же любителями платить за несуществующий стриптиз, как те, с кем я столкнулась только что. Какой болван, решив оскорбить, даёт деньги? Наверное, богатенький. Или богатенькие.

Уверена, шайка скудно, но дорого одетых девиц, хихикающих за моей спиной, ждёт, что я сейчас побросаю вещички и с рыданиями кинусь в ближайший туалет. Вот только мне придётся обмануть их ожидания, потому что:

1) Я не плáчу. Никогда.

2) Я уже побывала в этом туалете и больше туда ни ногой.

3) Я ничего не имею против денег. Зачем же от них бежать?

Опускаю рюкзак на пол и собираю купюры. Как минимум 21 доллар рассыпался по полу и ещё около десяти остались в шкафчике. Их я тоже беру и засовываю всё вместе в рюкзак. Меняю книги, захлопываю шкафчик, надеваю рюкзак, продев руки в обе лямки, и улыбаюсь.

— Передайте от меня спасибо своим папочкам.

Шествую мимо шайки девиц (которые уже не хихикают), игнорируя их злобные взгляды.

Подходит время ланча, и, глядя на потоки дождя, изливающиеся на школьный двор, осознаёшь, что карма мстит кому-то дерьмовой погодой. Кому именно — вопрос, пока остающийся открытым.

Я смогу.

Я распахиваю двери столовой, почти ожидая, что за ними меня ждут всполохи пламени и запах серы.

Прохожу в двери, но встречают меня не огонь и сера, а ужасающий шум. Бедным моим ушам никогда не доводилось слышать ничего подобного. Такое ощущение, что каждый человек в столовой стремится говорить громче, чем все остальные. Кажется, я поступила в школу, состоящую из крикунов-перфекционистов.

Я изо всех сил изображаю уверенность, не желая привлекать ничьё внимание: ни парней, ни девичьих шаек, ни парий, ни Грейсона. Мне уже почти удаётся благополучно добраться до стойки с едой, но тут кто-то продевает руку мне под локоть и тащит за собой.

— Я ждал тебя, — говорит он.

Мне даже не удаётся хорошенько разглядеть лицо парня, а он уже ведёт меня через всю столовую, изящно огибая столы. Я могла бы воспротивиться внезапному нападению, но это, пожалуй, самое волнующее событие за весь сегодняшний день. Он отпускает мой локоть и хватает за кисть, всё быстрее волоча меня дальше. Я отбрасываю всякие мысли о сопротивлении и отдаюсь на волю стихии.

Даже со спины видно, что у него есть свой стиль, каким бы странным этот стиль ни казался. На нём фланелевая рубашка, отделанная по краям ярко-розовой каймой в тон туфлям. Чёрные брюки, тугие и обтягивающие, видимо, призваны подчеркнуть достоинства фигуры (обычно так одеваются девушки), но на самом деле лишь подчёркивают его субтильность. Тёмные каштановые волосы коротко пострижены на висках и чуть длиннее на макушке. Глаза у него… Погодите, он же на меня смотрит. Я осознаю, что мы остановились, и он больше не держит меня за руку.

— А вот и наша вавилонская блудница, — с широкой улыбкой произносит он.  Вопреки словам, только что вылетевшим из его рта, выражение лица у него располагающее. Он садится за стол и жестом приглашает меня последовать его примеру. Перед ним стоят два подноса с едой, но только один принадлежит ему. Он передвигает второй поднос на пустое пространство передо мной. — Садись, нужно обсудить наш альянс.

Я не сажусь и вообще не двигаюсь, обдумывая сложившуюся ситуацию. Понятия не имею, кто этот парень и почему он ведёт себя так, словно поджидал меня. И давайте не будем забывать, что он обозвал меня шлюхой. И ещё — он что, купил мне ланч? Я искоса поглядываю на бесцеремонного незнакомца, пытаясь понять, что ему нужно, но тут моё внимание привлекает рюкзак, лежащий на стуле рядом с ним.

— Ты любишь читать? — спрашиваю я, показывая на книгу, выглядывающую из рюкзака. Это не учебник. Это и правда прямо книжная книга. Нечто, что я считала утраченным для молодого поколения интернет-маньяков. Я наклоняюсь, вытаскиваю книгу и сажусь напротив парня. — Какой жанр? Только не говори, что фантастика.

Он откидывается на спинку стула и лыбится так, словно только что одержал победу. Чёрт, кажется, так и есть. Я же сижу здесь, верно?

— Какое значение имеет жанр, если книга хорошая? — откликается он.

Я пролистываю страницы в надежде на любовный роман. Я без ума от любовных романов, и судя по виду парня напротив, он тоже.

— А эта хорошая? — интересуюсь я, не переставая листать.

— Да. Возьми, я уже дочитал во время компьютерного класса.

Я поднимаю глаза на своего визави — он по-прежнему купается в сиянии своей победы. Засунув книгу в рюкзак, я наклоняюсь над столом и придирчиво осматриваю содержимое подноса. Первым делом проверяю срок годности молока. Всё в порядке.

— А если я вегетарианка? — спрашиваю я, глядя на куриную грудку с салатом.

— Тогда объешь вокруг, — быстро находится он.

Я беру вилку, накалываю на неё кусочек курицы и подношу ко рту.

— Ладно, тебе повезло, потому что я не вегетарианка.

Он улыбается, тоже берёт вилку и начинает есть.

— Против кого альянс? — Любопытно, почему он выбрал меня из всех прочих.

Он оглядывается по сторонам, поднимает руку и несколько раз тычет ею во всех направлениях.

— Против идиотов. Мужланов. Мракобесов. Стерв. — Он опускает руку, и я обнаруживаю, что ногти у него покрашены в чёрный.  Заметив, что я рассматриваю его ногти, он тоже опускает взгляд и надувает губы. — Чёрный — потому что такое у меня сегодня настроение. Может быть, если ты согласишься присоединиться к моей игре, я переключусь на что-нибудь более весёлое. Например, жёлтый.

— Ненавижу жёлтый. — Я качаю головой. — Оставь чёрный, он подходит к твоему сердцу.

Он смеётся, и этот искренний, чистый смех вызывает у меня ответную улыбку. Мне нравится этот парень… кстати, не знаю его имени.

— Как тебя зовут? — спрашиваю я.

— Брекин. А ты Скай. По крайней мере, я на это надеюсь. Пожалуй, надо было сначала идентифицировать твою личность, а уж потом выбалтывать подробности моего адски злобного плана — как подчинить нам двоим всю школу.

— Я Скай. И тебе совершенно не о чем беспокоиться, ты же не поделился ещё ни одной подробностью своего адского плана. Хотя любопытно, как ты догадался, что я — это я? В этой школе я знаю четверых или пятерых парней — тусовались вместе. Ты не один из них. И что меня выдаёт?

На короткое мгновение в его глазах мелькает жалость. Повезло ему, что только мелькает.

Брекин пожимает плечами.

— Я здесь новенький. И если ты ещё не догадалась по моему безупречному вкусу в одежде, думаю, безопасно признаться, что я… — он наклоняется и шепчет, прикрыв рот рукой для пущей секретности: — мормон.

— А я то думала, ты скажешь: гей, — смеюсь я.

— Это тоже, — легко соглашается он. Упирает подбородок в ладони и наклоняется вперёд на пару дюймов. — Я предельно серьёзен, Скай. Я заметил тебя сегодня в классе, и сразу видно, что ты тоже новенькая. А когда я увидел, как перед четвёртым уроком ты не моргнув глазом собрала стриптизные деньги, я понял, что мы созданы друг для друга. Кроме того, если мы объединимся в команду, возможно, удастся в этом году избежать как минимум двух подростковых самоубийств. Ну, что скажешь? Хочешь быть моим самым-самым лучшим другом на свете?

Я смеюсь. А кто бы на моём месте не рассмеялся?

— А то! Но если книга окажется отстойной, мы пересмотрим договор о дружбе.

Понедельник, 27 августа, 2012

15:55

Получается, Брекин стал сегодня моим спасителем… и он на самом деле мормон. У нас с ним много общего, при этом мы оба не вписываемся в общество, отчего Брекин становится для меня ещё более привлекательным. Его тоже усыновили, но он поддерживает близкие отношения со своей биологической семьёй. У Брекина два брата, которых не усыновляли, и они не геи, так что приёмные родители примирились с его гейством (его словечко, не моё) — прежде всего потому, что он с ними не одной крови. Он говорит: они надеются, что это как-нибудь само пройдёт, если чаще молиться и закончить вуз. Но сам он считает, что «это» только расцветает всё больше и больше.