Юлия Латынина - Только голуби летают бесплатно Страница 4

– А у вас чай в пакетиках? – спросил тот, который с перстнями.

Секретарша кивнула.

– Мне, пожалуйста, полчашечки кипятка, а остальное – пакетики.

Аня посмотрела на свое отражение в аквариуме с пираньями и вдруг поняла, что она одета не очень хорошо. На ней были футболка и джинсы, в которых она прилетела из Лондона. Это была очень правильная одежда для студентки Лондонской школы экономики, но Аня не была уверена, что эта одежда подходит для стометрового офиса с дворцовым паркетом и южноамериканскими пираньями. Кроме того, это была не траурная одежда.

Наступила неловкая пауза, в течение которой человек с перстнями наблюдал за пираньями, а Зубицкий-старший смотрел на Аню. Он смотрел на нее так, что Аня невольно снова покосилась на аквариум, чтобы проверить, не порвалась ли ее футболка на груди.

Никто не имел права так на нее смотреть!

Особенно когда отец мертв!

Зубицкий Ане страшно не понравился, но еще больше ей не понравился человек, который попросил полчашки кипятка. А остальное – пакетиками. Она вспомнила, как это называется. Чифир. Да, чифир, очень густо заваренный чай. Этот чай пьют в тюрьме. Значит, этот человек был в тюрьме. Спрашивается, зачем этот человек пришел вместе с кредиторами ее отца?

Надо было что-то делать, но что? Аня вспомнила, что Стас предлагал ей свою помощь. Можно было встать, выйти в комнату отдыха и набрать номер Стаса. А можно было попросить подняться в кабинет тех двух парней, Игоря и Петю. Но это означало – сдаться. И с самого начала отказаться от самостоятельного расследования. А если это Стас убил ее отца? Как она может просить его о помощи?

Послышался цокот каблучков, и в кабинет вошла секретарша с подносом. На подносе стояли два чайничка с чаем и стакан с чифирем.

Секретарша Вика расставила чашки, очень-очень сладко улыбнулась Зубицкому-младшему и вышла. По ее походке было видно, что она принимает пол этого кабинета за подиум. Наверное, отцу это нравилось. Аня про себя порешила секретаршу уволить.

Зубицкий-старший налил себе чашку и откашлялся перед разговором.

– Простите, – сказала Аня, – вы все… от одной организации?

– Да.

– А я одна. Мой отец не советовал мне вести переговоры, если я одна, а собеседников – трое. Поэтому у меня предложение – либо мы переговорим с вами вдвоем, либо, – Аня широко улыбнулась и очень пристально взглянула на человека, пившего пакетики от чая, – с моей стороны нас тоже будет трое.

Зубицкий и человек с перстями переглянулись. Человек с перстнями еле заметно поднял брови. Зубицкие вышли из кабинета, как игрок, удаленный с поля по свистку судьи.

– Олег, – сказал человек с перстнями.

– А?

– Если Стас будет спрашивать, кто приходил, скажи, что приходил Олег Васильевич.

– Что вам надо от компании?

– Денег.

– Сколько?

У Олега Васильевича были очень странные глаза. Нельзя сказать, чтобы они бегали. Скорее они походили на локаторы, которые медленно обследовали все узловые точки комнаты – и вместе с тем всегда смотрели прямо на Аню.

– Три миллиона, без штрафов и пеней. За поставленный керосин. Акты сверки возьмешь у коммерсантов, – последовал кивок в сторону дверей. – Два миллиона девятьсот шестьдесят тысяч, если быть точным.

– Акты сверки? Это… за сколько?

– За два года. Больше мы ждать не намерены.

– А почему вы раньше ждали?

– Раньше в компании денег не было. Теперь есть. За самолеты.

– За какие самолеты?

– Твой отец продал самолеты. Три старых «Ила», три Ту-154, десять новых Ту-204. Покупатель – авиакомпания «Скайгейт». Васька Никитин. Он уже летает по этим маршрутам.

Слово SkyGate было произнесено с неподражаемым рязанским выговором. Судя по акценту, Олег Васильевич не знал не только английского языка, но и латинского алфавита.

– Отец продал четырнадцать самолетов? Но это… это весь бизнес!

– В общем да.

– А почему он тогда не продал компанию?

– Если бы он продал компанию, «Скайгейт» вместе с самолетами получил бы долги. А долги у твоей компании больше активов. Так что это такой способ отделаться от кредиторов. Он же получал лавэ не на компанию. А на оффшорку.

Олег Васильевич помолчал, потом улыбнулся.

– Только нам безразлично, где эти деньги – здесь или на оффшорке. Главное, что они есть. И если нам даже сейчас не заплатят, мы будем считать эти долги безнадежными. А когда кредитор понимает, что долгов получить нельзя… все самое страшное случается из-за безнадежных долгов, ты меня понимаешь, Аня?

Аня понимала. Аня не понимала другое. Ее отец был замечательный, умный человек. Он был самым проницательным бизнесменом. Он был ловок, все говорили. Как же так получилось, что он в течение двух лет не платил за топливо для самолетов? Или не доплачивал, по крайней мере?

И сколько еще таких долгов?

Господи боже мой! Господи мой боже! Ане отчаянно хотелось убежать в другую комнату и позвонить Стасу.

А еще больше ей хотелось убежать и позвонить отцу. Если бы это было возможно.

– Олег Васильевич, – сказала Аня, – я правильно понимаю, что компания должна многим и очень многим?

– Да.

– И ни денег, ни активов у нее нет, потому что активы проданы компании SkyGate, а деньги от сделки попали не в Россию, а в оффшор?

Олег Васильевич кивнул.

– То есть если вместо того, чтобы сидеть здесь и угрожать, вы предъявите мне иск и обанкротите компанию, то вы окажетесь одним из сотен кредиторов, дерущихся за сомнительную честь поделить между собой обстановку вот этого кабинета, которая, хотя и роскошная, но на три миллиона не тянет?

Олег Васильевич откинулся на стуле и скрестил руки на груди.

– А ты быстро соображаешь, – сказал он, – для семнадцатилетней пацанки.

– Мне девятнадцать, – гордо сказала Аня. – Вы же не можете получить эти долги законным путем? А я не могу выплатить все долги, сколько бы я ни старалась?

– Допустим.

– Вы угрожаете убить меня, если я не верну долг. Ну так меня же все равно убьют? Не за первую половину долга, так за вторую.

– Это твои проблемы.

– Нет, это ваши проблемы. Потому что если вы меня убьете, денег у вас не прибавится. Только на убийство потратитесь.

Олег Васильевич разглядывал рыбок.

– Если вы не могли получить эти деньги два года, значит, ваш долг не так уж дорого стоит, – сказала Анна, – Предлагаю так: я возьму эти документы, и если они не врут, то в течение недели вы получите миллион. Договорились?

Олег Васильевич думал не более двадцати секунд.

– Договорились, – сказал он.

Он был уже около аквариума, когда Аня внезапно сказала:

– А у отца были безнадежные долги?

– А?

– Вы говорите, что убивают только за безнадежные долги. Так были ли люди, которые уже отчаялись получить от отца деньги?

– Аэропорт «Международный». Эдик Каменецкий. Он судился за долги. И проиграл.

Оставшись одна, Аня задумчиво прошлась по кабинету. Если бы в раю были кабинеты, то этот бы принадлежал не меньше чем Святому Петру.

Из кабинета вели три двери одна в приемную, а вторая – в переговорную комнату, тихую и безликую, с овальным стеклянным столом и светящимся потолком; за третьей дверью Аня ожидала найти туалет, но там был не туалет. Там был спортивный зал, с тренажерами, зеркалами и большим кожаным диваном. Диван, видимо, тоже числился как тренажер.

Ванная была дальше. Душевая кабина с электронными табло и водонепроницаемым телефоном походила на капсулу «Шаттла».

Аня вернулась в кабинет. Она отражалась в паркете, аквариуме и бронированных окнах. Худенькая, беленькая и в рваных джинсах. Зачем она перекрасилась в блондинку? Это Лиза, с которой отец был в «Ритце» три года назад, была блондинкой. А у вчерашней Марии были немыслимо короткие волосы и искусно растрепанная челка. Темно-коричневая, чуть посветлее, чем волосы самой Ани еще месяц назад.

Аня села в отцовское кресло. Оно располагалось на возвышении, и Аня поняла, почему человек, стоявший по другую сторону стола, казался ниже человека, который сидел.

Некоторое время Аня изучала бумаги в ящиках, а потом подняла телефонную трубку и нажала на кнопку с надписью «Вика».

Секретарша вошла, улыбаясь дежурной улыбкой. Сейчас, когда мужчин не было, секретарша не так колыхала бедрами.

– У вас есть комбинация от сейфа? – спросила Аня.

– Нет. Во всей компании ее знал только Семен Аркадьевич.

Ане почему-то было страшно в этом кабинете. Каждую секунду казалось, что вот сейчас отворится дверь и войдет ее отец. Такой же бледный и холодный, как вчера.

Аня взглянула на часы.

– Мою машину ко входу, – сказала Аня, – и перенесите совет директоров на четыре тридцать. Где мои охранники?

– В столовой, – сказала секретарша, – обедают.

– Я выйду через переговорную. Не предупреждайте их, что я уехала.

Дверь отцовского «Мерседеса» была тяжелой, как люк бронетранспортера, и Бах из новых колонок звучал, как в консерватории. Было странно ехать и думать, что если бы отец не затеял менять аудиосистему, он был бы жив.