Геннадий Марченко - Кукловод Страница 4

Алексей же получал премию. Вознаграждение ему выдавали по итогам каждого года от лица руководства УВД, но прожить на это, понятное дело, было невозможно, и он сочетал халтуру в милиции (как он это сам называл) с халтурой художественной. Обычно он подрабатывал оформителем, не гнушаясь браться за любую работу, а для души в свободное время рисовал картины. Его квартира давно превратилась в мастерскую, пропитанную запахом масляных красок. Для него этот аромат стал едва ли не наркотиком, без которого он, как ему казалось, даже не мог уснуть.

Картины Алексея отличались своеобразной манерой письма. Это было что-то среднее между сюрреализмом Дали и работами Андрея Рублева. Кто-то из его знакомых-художников назвал этот стиль неосимволизмом, так это название и прижилось.

Тем не менее картин становилось все больше и больше, и вскоре в его карман стали капать деньги от их продажи. Продажей занимался некто Виктор Егоров, исполнявший обязанности своего рода художественного дилера. В прошлом подававший надежды как живописец, он все же забросил это ремесло, и вот уже лет пятнадцать занимался перепродажей картин. Работал Егоров с несколькими самыми известными художниками Приволжска, работы которых оседали не только в квартирах местных нуворишей, но и в коллекциях питерцев и москвичей. А некоторым полотнам даже посчастливилось оказаться за границей. Егоров же, понятно, занимался этил делом не ради любви к искусству; как посредник, он имел вполне реальный доход, иначе как можно было объяснить то, что за последние годы он обзавелся новыми квартирой и машиной.

Как человек Алексею он особо не нравился, слишком уж был мелочным, и к тому же хамоватым. Хотя и понимал, что работа тоже отложила отпечаток на характере Виктора. Однако деньги за картины он приносил исправно, не кидал, и это немного нивелировало антипатию Клеста к торгашу.

Во всяком случае, подобного рода заработок позволял Алексею не голодать. Он даже купил себе подержанную «шестерку», хотя, признаться честно, в машинах и не особенно разбирался. Хорошо еще, что пока ничего не ломалось, а то с его «познаниями» в технике пришлось бы гнать «Жигуль» на станцию техобслуживания…

Однажды Клеста пригласили в местное управление ФСБ. Его завели в кабинет к начальнику, которого Алексей видел впервые в жизни. Тот представил гостю полковника из столицы, приехавшего якобы специально, чтобы поговорить с человеком, получившим прозвище «сканер». Получилась весьма «задушевная» беседа. Мило улыбаясь, полковник сказал, что во времена КГБ с ним церемониться не стали бы, а просто увезли бы в столицу, и трудился бы Клёст на благо Родины. А так он предлагает ему добровольно стать штатным сотрудником и, соответственно, неплохой оклад. Но Алексей к идее «золотой клетки» отнесся без особого энтузиазма. И напрочь отказался от предложенной негласной охраны, каким бы ценным кадром фээсбэшники его не считали.

— Понадобится моя помощь — со всем моим удовольствием. А следить за мной не надо. Не думаю, что ЦРУ и Моссад заинтересуются моей персоной настолько, что посчитают своим долгом выкрасть меня и заставить на себя работать.

Расстались, тем не менее, по-доброму. На прощание полковник сунул ему бумажку со своим московским телефоном. А присутствовавший при беседе начальник Приволжского УФСБ нацарапал на клочке бумаги свой. В свою очередь Алексей дал подписку о неразглашении, поскольку его дар одномоментно определили как секрет государственной важности. И, несмотря на обещание полковника не приставлять к нему охрану, Клёст первое время неоднократно замечал вроде бы неприметных личностей, висевших у него на хвосте.

Он не был уверен, что и дома у него не стоят подслушивающие устройства. Но истерик по этому поводу благоразумно решил не устраивать, понимая, что переть против такой махины, как ФСБ, просто бесполезно. Со временем он просто перестал обращать на «хвосты» внимание. А потом как-то попробовал вычислить наблюдателя, но бесполезно. В итоге Клёст пришел к выводу, что чекисты уверились в том, что ему ничего не угрожает, и перестали тратить на него время.

В личной жизни Алексею не очень везло. В двадцать три он женился, и как оказалось, поспешил. Лида быстро навела порядок, запретив ему дома доставать мольберт и краски. Мол, надоела эта вонь, даже в туалете красками несет. Можно подумать, лучше, когда там пахнет дерьмом… Алексей попробовал упереться, однако вскоре понял, что эту битву он проиграет. Пришлось в итоге арендовать помещение под мастерскую — комнатушку в полуразваленном двухэтажном доме постройки XIX века.

О своем даре он жене не рассказывал. Случавшиеся время от времени звонки (в том числе и среди ночи), и следовавшие за этим отлучки объяснял наличием в родне двоюродной бабушки, которой то и дело становилось плохо с сердцем. Вот он якобы и мотался к ней ночами. Естественно, в телефонных разговорах приходилось маскироваться, называя собеседника (обычно это был сам Леонченко) Валентиной Петровной. Леонченко к такому псевдониму долго не мог привыкнуть, тихо матерясь в трубку. Лида верила, или делала вид, что верит.

А меньше чем через год он застукал жену в постели с любовником. Для бывшего десантника разобраться с каким-то длинноволосым мачо не составило особого труда. Впрочем, он особо и не марался, так, влепил пару оплеух. Досталось и неверной супруге. Та орала, что подаст на мужа в суд за рукоприкладство, и Алексей в сердцах сказал, что тогда точно ее грохнет. Грохнуть он ее, конечно, не грохнул бы. Да и просто по шее надавать вряд ли решился бы. Как-то уж противоестественно было поднимать руку на женщину. Когда он застукал ее с любовником — другое дело, тогда в нем взыграло уязвленное самолюбие.

В результате бракоразводного процесса Клёст благородно разменял доставшуюся ему от родителей 3-комнатную квартиру на две однокомнатных, и одну из них презентовал Лиде, пожелав ей на глаза ему больше не попадаться…

После этого случился длительный запой, из которого его не без труда вывел штатный психотерапевт местного управления ФСБ. И закодировал на всякий случай от употребления спиртных напитков. С тех пор вид вина и водки вызывал у него отвращение. Зато он мог пить пиво в сколь угодно больших количествах, это была своего рода поблажка от психотерапевта.

Сам начальник УВД вызывал Алексея к себе на ковер, по-отечески пожурил, сказав, что у многих из его подчиненных случаются в жизни неприятности, но это еще не повод, чтобы срываться. На что Алексей ответил, мол, он не подчиненный, а внештатный сотрудник. И вообще берет отпуск на месяц, в течение которого просил бы его не тревожить.

Целый месяц он провел у тетки в деревне, наслаждаясь чистым воздухом и ежеутренним парным молочком из-под буренки. С утречка отправлялся на пленер, рисовал сельские пейзажи, возвращался обедать, и вторую половину дня просто гулял по окрестностям, или купался в местной речушке со смешным названием Кутяйка. В общем, психику удалось более-менее привести в норму, и вернувшись, он с удвоенной энергией взялся за раскрытие новых преступлений.

Глава 3

— Ну, так ты расскажешь, как у тебя получается сканировать мертвых, или это твой профессиональный секрет?

Клёст очнулся, стряхивая с себя груз воспоминаний, и посмотрел на Степаныча так, словно видел того в первый раз. Потом сильно сжал лицо ладонями, надавив пальцами на прикрытые веками яблоки глаз так, что в них запрыгали яркие пятна.

— Извини, дорогой, но я и сам бы не прочь получить ответ на этот вопрос. Это происходит само собой, я просто вижу глазами мертвеца то, что видел он сам в последние минуты своей жизни. И честно сказать, каждое такое сканирование изрядно действует на психику. Так что, Степаныч, если ты вдруг надумаешь мне завидовать — лучше не надо.

— Да я и не завидую, была охота, — пробурчал криминалист. Однако что-то подсказывало Алексею, что Степаныч как раз исходил черной завистью. И с удовольствием поменялся бы с ним местами.

Домой он вернулся в половине восьмого вечера. Кастрюля щей, которую он доедал уже несколько дней, вчера неожиданно закончилась. Готовить что-то серьезное было неохота, и Алексей просто пожарил яичницу из четырех яиц, добавив в болтунью еще несколько кружочков докторской колбасы. Колбаса была настоящая (даром что дорогая), и не расплылась по сковороде, а загнулась тонкими аппетитными ломтиками. А когда к яичнице добавились свежие огурчики, помидоры и зеленый лук — ужин и вовсе показался царским.

Поужинав, он бросил сидящему в аквариуме скорпиону парочку специально купленных в зоомагазине мадагаскарских тараканов. Членистоногое тут же выбралось из песка, где коротало большую часть времени, и накинулось на добычу. Скорпиона привез полтора года назад из Средней Азии Пашка. Он мотался туда по своим делам, вот и приглянулась ему местная диковинка. А дома жена Наталья устроила ему разнос, крича, что скорпионы навлекают беду. Выбрасывать такую экзотику на помойку было жалко, вот он и притащил его Алексею, благо тот к тому времени уже вернулся к холостяцкой жизни. Новый хозяин не только приютил жителя пустынь, но и дал ему имя Курт. В честь Курта Кобейна, который свел счеты с жизнью при помощи охотничьего ружья. Скорпионы ведь тоже могут убить себя собственным жалом. Хотя такое имя больше подошло бы, наверное, каракурту.