Джон Соул - Манхэттенский охотничий клуб Страница 4

После появления на свет Джеффа она замкнулась в себе, но Кит не очень встревожился. Он думал, что Мэри просто вся отдалась материнству. Но через год, когда Джефф начал ходить, ее отчужденность усугубилась. К тому времени, когда Джефф пошел в школу, супруги занимались любовью не чаще раза в месяц. Если, конечно, так можно было назвать то, чем они занимались. Затем Джефф стал старшеклассником, и периодичность этого процесса стала чуть ли не ежегодной. Кит уже почти забыл, что такое спать с Мэри. Но в остальном она была ему хорошей женой. Поддерживала в доме безукоризненный порядок, прекрасно готовила и так далее. И с каждым годом все сильнее замыкалась в себе, проводя за молитвами все больше времени.

Каждый раз, когда случалось что-нибудь нехорошее, Мэри говорила, что на то Божья воля.

Уверяла, что это им в наказание за совершенный грех.

Слушать такое было неприятно. Словно Мэри сожалела, что у них появился Джефф.

Кит настаивал, чтобы они пошли к какому-нибудь психоаналитику посоветоваться. Но единственный, с кем Мэри соглашалась беседовать, был их приходской священник. В общем, у Кита опустились руки. Он тоже стал молчаливым и сосредоточился на своих делах – у него был небольшой бизнес, – а когда Джефф начал учиться в колледже, Мэри объявила, что уходит от него.

– На то Божья воля, – заявила она. – Мы совершили ужасный грех, но я покаялась, и Бог меня простил.

Как обычно, они ничего не обсуждали. Кит мог найти общий язык с кем угодно – с поставщиками, субподрядчиками, клиентами, но не с Мэри.

С Божьей волей спорить было невозможно.

После ее ухода их небольшой дом в Бриджхамптоне неожиданно показался Киту пустым и слишком просторным. Он понуро бродил по нему, пытаясь привыкнуть к одиночеству.

Это было нелегко, но после ареста Джеффа стало еще хуже.

Когда сын в тот день позвонил ему из полиции, Кит не сомневался, что произошла какая-то ужасная ошибка. Джефф рос послушным ребенком, никогда не проказничал, как большинство детей. И вот его арестовали по жуткому обвинению. Кит знал, что его сын просто не способен совершить такое.

Вся осень прошла в невероятном напряжении. Кит ни на мгновение не усомнился в невиновности Джеффа, даже когда слушал в суде показания потерпевшей. Мэри там тоже присутствовала, он заехал за ней. Женщина утверждала абсолютно уверенно, но Кит знал, что она ошибается.

В зале суда потерпевшая показала на Джеффа и произнесла: «Вот этот человек, который напал на меня в метро. Я не забуду его лицо до самой смерти».

И когда жюри присяжных признало Джеффа виновным, Кит все еще был уверен, что это ошибка. Он был убежден, что все в конце концов выяснится, дело будет пересмотрено, Джеффа освободят и жизнь пойдет как прежде.

Но Джеффа не освободили, и Кит невольно начал обвинять в случившемся Мэри.

Теперь вот, когда движение на скоростной автомагистрали Лонг-Айленда почти полностью застопорилось, он бросил на нее взгляд.

– Мы опаздываем.

Мэри вздохнула.

– Я полагаю, в этом моя вина тоже.

Пальцы Кита сильнее сжали руль.

– Я не говорил, что ты виновата. Почему все нужно обязательно воспринимать на свой счет?

«Молчи, – мысленно повторял Кит. – Не произноси ни звука. Какая разница, опоздаем мы или нет. Положение Джеффа в любом случае это не изменит».

– Мне бы следовало приехать туда вчера вечером, – пробормотал он. – Мне вообще нужно было находиться там с самого начала.

Мэри Конверс не видела оснований отвечать на слова мужа. «Как же мне надоели эти бесчисленные препирательства, – думала она. – Вот если бы Кит мог черпать силы из того же источника, что и я...»

Она резко оборвала размышления, зная, что муж никогда не разделял ее веры. Вначале Мэри, как и Кит, тоже полагала, что ее сын невиновен. Но вскоре примирилась со случившимся, обвиняя себя, веря, что, если бы она и Кит тогда, много лет назад, не согрешили, ничего бы этого не случилось.

Джефф не попал бы в такую беду.

После начала судебного процесса вина стала невыносимой. Мэри в буквальном смысле призывала к себе смерть. Потом, после беседы с отцом Нонаном, она немного успокоилась. Он объяснил, что мать не несет за деяния сына никакой ответственности и теперь нужно простить его и молиться о спасении души.

Простить сына и продолжать любить, как Бог простил его и любит.

И как положено благочестивой католичке, смиренно принять Божью волю.

Кит же продолжал отрицать вину Джеффа, настаивая, что это роковая ошибка, полностью отказываясь воспринимать все случившееся как Божью волю. В глубине души Мэри давно знала: что-нибудь подобное обязательно должно случиться, поскольку Джефф зачат в грехе, когда она проявила слабость и уступила низменным желаниям Кита Конверса. Теперь грех отца отразился на сыне, и ничего нельзя сделать, кроме как принять это со смирением и молиться. Не только о спасении своей души, но и Джеффа.

Дорожная пробка рассосалась так же неожиданно, как и возникла, и Кит направил машину на скоростную автомагистраль Бруклин – Куинс. Пальцы Мэри задвигались по шарикам четок, она возобновила молитву.

«Да будет на то Божья воля, – беззвучно молилась она. – Да будет на то Божья воля...»

Глава 2

Для Джеффа Конверса одно отвратительное утро было похоже на другое. Последние несколько месяцев пробуждение от сна каждый раз начиналось с мимолетной надежды, что кошмар, в какой превратилась его жизнь, наконец-то закончится. Но по мере того как мягкие пальцы сна отпускали, надежда неизменно ускользала прочь, а узел, сформировавшийся в животе в момент ареста, сжимался еще сильнее, когда он осознавал, что новый день никакого облегчения не принесет.

Первое время Джефф полагал, что недоразумение разъяснится в течение нескольких минут, может быть, часа или двух, не более. Когда его заперли в камере полицейского участка на Сотой улице, в помещении, где работали детективы, он никакого страха не ощущал. Скорее любопытство. В любом случае то, что с ним произошло, лишь досадная ошибка.

Ведь это же очевидно: он пытался помочь женщине в метро. Вот и все.

Джефф ее толком и не видел. Уже начал подниматься по лестнице, когда услышал какой-то шум и остановился.

Он был бы сейчас в полном порядке, если бы продолжал спокойно двигаться, не обращая на этот шум никакого внимания. Ведь не останавливаемся же мы каждый раз на улице, когда слышим сигнал автомобиля.

Но приглушенный крик не был похож на автомобильный клаксон, и Джефф без размышлений развернулся и направился в дальний конец платформы.

То, что он увидел, потрясло его. На платформе лежала женщина, лицом вниз. Сверху струился ослепительно яркий свет от люминесцентных ламп, усиленный белыми плитками, которыми были облицованы стены станции. Сюрреалистическая картина.

Рядом с женщиной спиной к Джеффу на коленях стоял мужчина и пытался сорвать с нее одежду.

О том, чтобы повернуться и уйти, Джефф не думал. Наоборот, он закричал во все горло и побежал к этому стоящему на коленях человеку. Тот бросил испуганный взгляд через плечо и поднялся. Джефф приближался, и злодей, не повернув к нему лица, соскользнул с платформы на пути и быстро исчез в темноте туннеля. К тому времени, когда удивленный Джефф подошел к женщине, насильника и след простыл. Вдалеке послышался шум приближающегося поезда, но все внимание Джеффа было приковано к женщине.

Она по-прежнему лежала лицом вниз. Джефф попробовал пульс и, почувствовав под пальцами биение артерии, осторожно перевернул женщину на спину.

Его взору открылось ужасное зрелище. Нос у несчастной был сломан, челюсть распухла, все лицо испачкано кровью. Когда поезд с ревом ворвался на станцию и затормозил, останавливаясь, глаза женщины неожиданно раскрылись. Пару секунд она молча рассматривала Джеффа, а затем вроде ожила. Из ее горла вырвался истерический крик, а в его щеку впились острые ногти. Он схватил ее запястье, но она продолжала орудовать другой рукой. Джефф не помнил, как долго длилась эта борьба – может быть, всего несколько секунд, но в любом случае не больше полминуты. Женщина не унималась, он пытался увернуться, затем его резко дернули назад.

– Она ранена, – начал Джефф. – Кто-то... – Но закончить ему не дали.

Транспортные копы грубо оттащили Джеффа от женщины и, заломив назад руки, повалили на платформу.

Тогда-то и начался этот кошмар, который длится до сих пор.

Когда вокруг его запястий сомкнулись наручники, кто-то произнес над его ухом что-то непонятное, вроде того, что он не должен сейчас ничего говорить.

Затем его доставили в полицейский участок Западного округа на Сотой улице.

Здесь его снова предупредили, что он имеет право ничего не говорить, но, поскольку Джефф не чувствовал никакой вины – ведь он всего лишь хотел помочь в метро этой женщине, на которую напал бандит, – ему не пришло в голову требовать адвоката. Он принялся рассказывать полицейским о происшедшем. Они начали оформлять его арест, а Джефф все говорил и говорил. У него отобрали часы, перстень, ключи и бумажник, затем на компьютере сканировали отпечатки пальцев, получив подтверждение, что этот арест у него первый. Потом наконец усадили на стул в комнате детективов и попросили снова как можно подробнее описать свои действия на станции метро. И он повторил все сначала, наверное, уже в третий или четвертый раз.