Джефф Пови - Клуб серийных убийц Страница 4

— Бетти? Я могу называть вас Бетти?

— Конечно.

— Первый раз всегда самый трудный. Начинайте, и все будет хорошо.

Берту уже почти сорок, у него круглые плечи, жесткие волосы и тик на правом глазу. Он никогда не перестает удивлять меня, потому что совсем не похож на человека, который способен разговаривать в большом обществе, а между тем почти всегда он высказывается первым. Берт— учитель в начальной школе. Думаю, он так уверен в себе именно потому, что целыми днями кричит на маленьких детей.

Бетти краснеет и смотрит на Берта.

— Спасибо, э-э…

— Берт. Берт Ланкастер.

— Спасибо.

Бетти и Берт обмениваются серьезными взглядами, и я понимаю, что это помогло ей расслабиться.

Теперь, когда Берт разбил лед, все собравшиеся смотрят на Бетти более доброжелательно. Шер по-дружески кладет руку ей на запястье и смотрит ободряюще.

— Дебют — всегда дерьмо, мисс Грэбл. Бетти это придает мужества, она улыбается Шер и переводит взгляд на меня. Я немедленно отвечаю ей своим фирменным взглядом, сопровождая его легкомысленной и неотразимой улыбкой. Я наклоняюсь как можно дальше вперед, чтобы она заметила мой взгляд, но в этот момент Джеймс Мейсон зажигает свечу прямо у меня под носом. Я сердито смотрю на него.

но он ошибочно принимает мой взгляд за предложение выпить.

— Мне «Миллер лайт», а мамочка выпьет «Сент— Клементе».

— Это было здорово, Бетти. Просто здорово. —Тони Кертис говорит так, словно старается сдержать отрыжку. Он постоянно рыгает, когда говорит, потому его слова всегда звучат как-то сдавленно, и мне все время хочется от души шлепнуть его по спине — а может, и нет, учитывая, что ему случалось убивать и за гораздо меньшие провинности. — А теперь, как действующий председатель клуба, я прошу вас рассказать нам — и как можно подробнее — чем, собственно, вы занимаетесь. Бетти Грэбл, добро пожаловать в клуб.

Внезапно все сидевшие за столом становятся внимательными и заинтересованными. Все подаются вперед, глаза и уши готовы впитать любую крупицу информации. Люди, тонущие под темными небесами снаружи, забыты, на еду больше никто не отвлекается, все зажигают сигареты в предвкушении рассказа.

Бетти смотрит на Берта в поисках поддержки, и что-то в нем говорит ей: «Успокойся, Бетти, это твой час, я с тобой».

Я потираю руки под столом и ловлю себя на том, что раскачиваюсь на стуле.

Ох и люблю же я эти истории.

Бетти медлит еще чуть-чуть, собираясь с мыслями, и, глядя на нее, я прихожу к выводу, что в этой женщине что-то есть — что-то, чего я не заметил раньше, потому что не сосредоточился как следует. От нее исходит почти ощутимое тепло — тепло любви и женственности. И вообще она вполне милая — настоящая здоровая американка.

— Вы, наверное, знаете меня как Сучку-Поджигательницу. По крайней мере, так меня называют в газетах.

Я улавливаю в ее голосе мелодичную ритмичность, напомнившую мне о той английской актрисе, которая играла Мэри Поппинс. Классический фильм для любого возраста.

— Пока я убила шестерых. Сожгла им яйца.

Все сидящие вокруг стола резко втягивают воздух. Нервные пальцы тушат сигарету, чтобы тут же зажечь новую.

— Первый парень был сварщик — он-то и научил меня пользоваться паяльной лампой. Потому что это такие хитрые штуковины, не сразу и разберешься. — Бетти делает большой глоток красного вина и сразу чувствует себя гораздо увереннее. Клуб у нее на крючке, и она наконец-то начинает получать от этого удовольствие. — Говорю вам, он бы все равно этим кончил. Это точно. Он был ужасно надоедливый. И ужасно уродливый. Даже когда он надевал свою маску для сварки, все равно было видно, какой он урод. Когда бы я с ним ни спала…

…спала с ним? Вежливо выражаешься, солнышко. Мы тут не очень-то следим за манерами. —Таллула поворачивает к Бетти свое остренькое, мышиное лицо, глаза полузакрыты, зубы торчат. — Либо ты трахаешься с парнем, либо нет.

— Не все ведут себя как вы, мисс Бэнкхед. — Это говорит заносчивая Шер.

— Как будто к тебе хоть один мужчина способен близко подойти, Таллула. —Успокаивающий голос Берта заставляет Таллулу нахмуриться и сердито погрозить ему пальцем.

— Ведро с дерьмом.

Бетти теряется, ее уверенность в себе испаряется. Тони несколько раз щелкает пальцами, как гипнотизер, выводящий пациента из транса — только пациент из транса не выходит, сколько ни щелкай.

— Эй! Вы знаете правила. Никаких разговоров во время Рассказа!

Бетти заново собирается с духом, делает три больших глотка вина, промакивает рот салфеткой и продолжает.

— Ну так вот, э-э… Этот сварщик, с которым я спала, э-э… вы понимаете… ну… В общем, когда я просыпалась на следующий день, мне хотелось покончить с собой. Просто ужас, что он заставлял меня делать. Даже сейчас я иногда просыпаюсь среди ночи и не понимаю, где я, мне кажется, что он лежит рядом со мной, — и каждый раз, когда он поворачивается посмотреть на меня, его кошмарные прыщи лопаются прямо мне на подушку.

— Тьфу. Какая гадость…

— Ой, умоляю, я только что заказала заварной крем.

— И вот однажды для меня все прояснилось. Мне пришла в голову эта идея, совершенно четкое видение. Внезапно я поняла, что делать. Я пошла прямиком в мастерскую этого сварщика, взяла паяльную лампу, зажгла спичку, и — ну, скажем просто, что его вопли могли бы разбить любой бокал.

Бетти делает еще один глоток, откидывается назад, и я понимаю, что она уже здорово пьяна. Взгляд у нее мутный, помада размазалась, и она совершенно не похожа на кроткую, скучную женщину, которой никак не удавалось развлечь нас в начале вечера. Я думаю, что такое состояние ей идет больше.

Она поворачивается, и по какой-то причине ее взгляд останавливается именно на мне — зрачки расширены, голос становится все печальнее с каждой секундой — пьяный, глубокий, полный эмоций, — и внезапно я понимаю, что она собирается сказать. В глазах у нее стоят слезы, и она обводит затуманенным взглядом всех членов клуба по очереди. Ее подбородок и нижняя губа начинают дрожать.

— Я, э-э… — она трагически вздохнула, — я тысячи раз видела такое в кино. Думаю, корни всего этого лежат в моем детстве…

Боже, только я начал получать удовольствие.

Я немедленно отключаюсь.

Только не еще одна история о несчастном детстве. Послушал ее один раз — считай, что выслушал уже миллион раз. Голос Бетти звучит где-то далеко, а я сосредотачиваюсь на маленькой молитве, которую произношу про себя.

Боже, хоть бы раз я мог услышать что-то оригинальное.

Я смотрю в окно, как дождь барабанит по согнутым спинам прохожих, и думаю, что жизнь — это бесконечное лавирование между лужами.

Разглагольствования Ломбарда

— Я восхищаюсь человечеством. Я восхищаюсь тем, как ему удается выжить. Война за войной, война за войной, а мы все равно здесь — выживаем. Эпидемии, наводнения, землетрясения — вы можете унести с собой множество людей, но мы все равно выстоим. В этом-то и есть наша тайна, ключ ко всему. В конце концов мы выживаем…

Кэрол — сорок с хвостиком, дородный, шесть футов три дюйма, борода, невыносимый запах изо рта — сидит у стойки бара. Члены клуба давно разошлись, немногие оставшиеся смакуют наиболее пикантные моменты. Когда Бетти закончила, я аплодировал едва ли не громче всех, но только потому, что подумал, будто она могла бы быть довольно привлекательной, если бы сходила к хорошему парикмахеру, сняла свои жуткие очки в розовой оправе и, возможно, сбросила фунтов двадцать.

Кэрол не аплодировал Бетти. Он оставался надменным и строгим, притворяясь, что все это уже слышал. Это уже в который раз, и не я один считаю, что он становится уж слишком заносчивым. По легенде, все чуть не умерли от смеха, когда Кэрол впервые появился в клубе и своим грубым, скрипучим голосом объявил, что его следует называть Кэрол Ломбард. Это вызвало бы массу насмешек, но клуб хорошо запомнил урок, который ему преподали в аналогичном случае. Как рассказал мне Тони, после того как Рэкел Уэлч схватил Эррола Флинна и проломил его головой деревянную перегородку между столиками, в клубе научились относиться к людям с уважением. Рэкел Уэлч оказался злобным и гнусным сукиным сыном, и думаю, весь клуб вздохнул с облегчением, когда, вскоре после моего появления, он перестал посещать заседания.

— За выживание, — я поднимаю бокал, и Кэрол с Чаком Норрисом тоже поднимают свои.

— Выживание.

— Умирающее искусство, —ухмыляется Чак. Он мне нравится больше всех членов клуба.

У него на все свой, иронический взгляд. И он красивый, сразу всем нравится. У него лицо с постера или с рекламного плаката — лицо парня, который доволен жизнью и всем, что она может ему предложить. Особенно если это «Мальборо лайт».

Кэрол не понимает шутки Чака. Он считает себя выше юмора. Вечно умничает, вечно делает вид, что вот-вот узнает, в чем смысл жизни во всем ее великолепии. Практически на каждом собрании у него новая теория насчет того, почему в мире все происходит так, как происходит. Его последняя идея — я даже щеки прикусил изнутри, чтобы не взорваться, — что с помощью серийных убийц природа просто пытается сказать нам, что земля перенаселена. Никогда мне не было так трудно удержаться от смеха — как будто у меня в животе сидела живая волчица. Чак смотрит на меня и подмигивает.