Джонатан Нэсоу - Двадцать семь костей Страница 4

— Почти не помню, — признался он.

Его прекрасная половина выплыла из ванной в костюме для гольфа: клетчатых шортах и белой безрукавке. Ее полное имя было Линдсей Хоканссон Апгард — обе фамилии весьма известные на Сент-Люке. Но все, включая слуг, звали ее Хоки. Бездетная стройная женщина, отличная пловчиха, хорошая наездница и начинающий игрок в гольф, она одновременно выглядела и старше, и моложе тридцати трех лет — они с мужем были ровесниками. Тропический климат не пощадил ее скандинавской кожи, но своими гримасами она по-прежнему напоминала испорченную маленькую девчонку. На этот раз Хоки капризно надула губы: «Так я и думала».

Неожиданно Льюис захотел в туалет. Он откинул одеяло, спрыгнул с кровати и трусцой промчался мимо нее в ванную, даже не пытаясь скрыть свою утреннюю эрекцию.

— Ну? Ты мне расскажешь или нет? — крикнул он через шум струи, бьющей по воде. Несмотря на похмелье, он почувствовал облегчение и даже удовольствие. Учитывая то, как складывалась его семейная жизнь, это, пожалуй, было самым приятным, что он делал со своим членом.

— Я подожду.

Он спустил воду и вернулся в спальню. Хоки сидела рядом со своей сумочкой, причесывая светлые волосы короткими яростными движениями. Она повернулась к нему спиной, но видела его отражение в зеркале.

— Надень штаны, — велела она, не оборачиваясь. — Я не стану разговаривать с тобой, пока ты трясешь здесь своими причиндалами.

«Это уже мое дело», — подумал Льюис, поднимая и натягивая шорты, валявшиеся на полу около мусорной корзины. Раньше она называла его член Кларком. Точнее, говорила «Льюис и Кларк», потому что в первые годы замужества редко видела одного без другого.

— Так лучше?

— Да, спасибо, — быстро ответила Хоки.

Льюис тяжело опустился на край кровати.

— Слушай, что бы ни произошло прошлой ночью, я…

Она не дала ему договорить.

— Нет. Только не сейчас, Лью. С меня хватит. Все кончено. Я хочу…

— Хоки, пожалуйста! — Он оборвал ее прежде, чем она успела произнести слово «развод». — Что бы ни случилось прошлой ночью, даю тебе слово, я…

— Как ты можешь обещать, если даже не знаешь…

— Как я могу знать, если ты не говоришь…

— Хорошо, малыш. Я тебе расскажу. — Хоки встала, бросила расческу в сумочку и нависла над ним (она была выше его на два дюйма), упершись руками в стройные бедра. — Вчера ты напился в стельку и опять убеждал меня продать землю рядом с аэропортом, а когда я отказалась, ты попытался ударить меня, но был так пьян, что промахнулся. Потом у тебя началась истерика, ты стал плакать, извиняться, потом снова рассвирепел, набросился на меня, но был уже так пьян, что вырубился прямо на мне.

Льюис застонал и зарылся руками в свои густые золотистые волосы. Теперь он начал вспоминать — но не прошлую ночь с Хоки, а вчерашний день. Он заперся у себя в кабинете, изучая финансовые сводки, звонил бухгалтеру, управляющему, брокеру, юристу. Похоже, он был самым невезучим инвестором на свете. Сначала его компания лопнула как мыльный пузырь, потом — убытки после взрыва одиннадцатого сентября, затем — банкротство «Энрон».

Его инвестиционный портфель был уничтожен, яхта, ферма и сахарная плантация с трудом окупали себя, и все же, по меркам острова, он по-прежнему считался богатым и влиятельным человеком. Теперь почти вся его собственность состояла из недвижимости, но без согласия Хоки он ничего не мог продать, в том числе и самое ценное — участок махагониевого леса в шестьдесят акров, граничивший с аэропортом Сент-Люка.

Так что о разводе не могло быть и речи. По крайней мере пока не будет решен вопрос с притоком капитала. А решить его можно, только вырубив лес рядом с аэропортом. За одну древесину он бы выручил миллионы долларов, а потом продал этот участок компании, занимающейся мелиорацией острова, совладельцем которой он являлся. Они сровняли бы холм и увеличили взлетно-посадочные полосы аэропорта так, чтобы на них смогли приземляться большие самолеты. После этого Льюис мог просто спокойно сидеть и любоваться видом из окна, а его акции росли бы в цене.

Конечно, имелся и другой вариант. В последние месяцы, наблюдая за тем, что осталось от инвестиционного портфеля, уходя в беспробудные запои и продолжая бесполезные споры с Хоки, Льюис все чаще думал об этом, это стало для него чем-то вроде наваждения. Если его брак закончится разводом, то он будет разорен; но, если Хоки умрет, он снова станет богатым человеком.

На этот раз он проглотил обиду. Льюис опустил голову и закрыл лицо руками. Когда он снова посмотрел на Хоки, его бирюзовые глаза были полны слез.

— Я люблю тебя, — сказал он сдавленным голосом. — И я сделаю все, что ты хочешь. Дай мне еще один шанс.

Хоки села рядом с ним на кровать из вест-индского атласного дерева, с пологом на четырех столбах и ручной резьбой в изголовье.

— Больше никакого рома?

— Не притронусь.

— Под ромом я имела в виду…

— Знаю: завязать с выпивкой.

— И ты начнешь кое с кем встречаться?

— Я слышал, что этот новый врач, Воглер, очень хороший… Позвоню ему днем.

— Ты понимаешь, что это твой последний шанс?

— Если я упущу его, но, Бог мне свидетель, я этого не сделаю, то без возражений дам тебе развод.

— Если ты подведешь меня на этот раз, сыночек, — произнесла Хоки, — твои возражения не будут иметь никакой силы.

Дополнительные услуги — настоящее проклятие для массажистки. Раньше Холли не сталкивалась с подобными проблемами — в Айзелине никто не просил ее приблизить «счастливый конец». Но через три месяца пребывания на Сент-Люке, куда она приехала ухаживать за умирающей сестрой, все их сбережения растаяли, и единственной работой, которую она смогла найти, было место массажистки в салоне «Проворные ручки», вполне приличном заведении, а не каком-нибудь публичном доме. Но Холли вскоре усвоила, что именно дополнительные услуги, могут гарантировать хорошие чаевые и постоянных клиентов. Иначе говоря, без них практически невозможно заработать себе на жизнь.

Хотя Холли с радостью оставила бы «Проворные ручки» с его дополнительными услугами, в надежде постепенно создать нормальную клиентскую базу, после нескольких недель работы она с удивлением обнаружила, что почти не возражает против того, чтобы помогать своим клиентам достигать разрядки. Помехой служила разве что ее сексуальная ориентация, которая не распространялась на сильную половину человечества.

Но Холли ставила одно условие — если мужчина начинал распускать руки, сеанс заканчивался. Кроме того, ей всегда казалось немного странным, что, проводя столько времени в интимном контакте с клиентом, намазывая его маслом, массируя, растирая и похлопывая каждую его часть, одну из них принято обходить вниманием. Она считала, что попытка сделать из какого-нибудь предмета табу только наделяет его еще большей силой. Недаром мужчины уверены, что весь мир крутится вокруг их членов.

И все же Холли поставила перед собой рамки дозволенного, которые едва не были нарушены тем днем в загородном клубе «Синяя долина», где она работала три раза в неделю, массируя утомленные тела богатых игроков в гольф, уставших после продолжительной игры. И хотя дополнительные услуги в «Синей долине» были не так востребованы, как в «Проворных ручках», изредка ее клиенты просили о «хеппи-энде», и обычно это занимало немного времени.

В то утро ее вторым и последним клиентом был гость клуба. Он был моложе большинства ее клиентов в «Синей долине», но находился в ужасной физической форме — его дряблые и заплывшие жиром мышцы нуждались в хорошем лечебном массаже. Но едва Холли начала массировать его плечи, как он перевернулся на спину и член его уже превратил синее с белыми полосками полотенце с логотипом «би-ви» в небольшую палатку.

— Милочка, займись сначала этим. Я приехал сюда по делам, и он висит уже целую неделю.

«Так, — подумала Холли, — так-так». Но тут она вспомнила об арендной плате, которую придется вносить завтра, о новом сцеплении для микроавтобуса (оно могло понадобиться в любой момент) и о деньгах, только что просаженных на травку; поэтому просто откинула полотенце и принялась за работу.

Через несколько минут он снова прервал ее:

— Слушай, милая, это не поможет. Даю тебе еще двадцать долларов, чтобы ты поработала ротиком.

Холли была некрупной женщиной нормального телосложения: пять футов и четыре дюйма роста при ста двадцати двух фунтах веса. Но пятнадцать лет работы массажисткой сделали ее руки, особенно предплечья, необычайно сильными. Холли всерьез задумалась над тем, чтобы схватить этого лысого сиротку и двух его круглых дружков обеими руками и сжать изо всех сил. Но вместо этого она просто выскочила из комнаты, лишившись и платы за сеанс, и чаевых.

«Подумаешь! Невелика важность!» — успокаивала она себя. Но в конце полосы величественных королевских пальм, росших вдоль дороги, протянувшейся между воротами «Синей долины» и его клубными домиками, ей пришлось остановиться — слезы застилали глаза.