Джеймс Эллиот - Холодное, холодное сердце Страница 4

— Наши выплаты?

— Да, сэр. Это все, что осталось после покупки лавки и дома от шестисот тысяч долларов, положенных нами на его имя за те шесть лет, которые он работал нашим агентом у себя в стране. Перебежав к нам четыре года назад, он снова смог распоряжаться деньгами.

Глаза Уильяма Чайлдса сузились.

— Ваши люди все еще его разыскивают?

— Там есть группа, наблюдающая за домом и магазином.

— Немедленно отзовите их, — приказал заместитель директора ЦРУ.

Начальник ЦОПП тотчас же встал из-за стола и подошел к телефону, стоявшему на тумбочке возле двери. Он набрал номер из трех цифр — это была внутренняя линия, — что-то тихо сказал в трубку и вернулся к столу.

ЗДО обратился к Тому Уолтерсу, четыре года назад руководившему проверкой Малика:

— Так вы уверены, что это он убил студенток?

Он вспомнил последние известия по телевидению.

— Си-эн-эн и все местные телевизионные станции все утро прерывали свои регулярные программы сообщениями об обнаружении тела.

— К сожалению, доказательства лишь косвенные, сэр, — сказал Уолтерс, нервно откашливаясь. — Но достаточно убедительные.

— Расскажите о них.

— Примерно через год после того, как Малик прошел проверку и адаптировался к нашим условиям, перед самым неудавшимся августовским переворотом в Москве, прибыл другой наш агент — Борис Новиков. Проверявшие его сотрудники, как всегда, сравнивали информацию, полученную от Малика и других, обращая особое внимание на несоответствия. Узнав, что настоящее имя Малика Николай Лубанов, Новиков сказал, что знает его по меньшей мере десять лет и что по его делу велось длительное расследование.

— По подозрению в убийстве?

— Да, сэр. В течение двух лет в Москве и Киеве было совершено восемь убийств. Малик был главным подозреваемым.

— Убийства зверские?

— Да. Все жертвы — молодые женщины, стройные, небольшого роста, с длинными темными волосами, словом, такие же, как пропавшие студентки. Тела у всех изуродованы, хотя и не до такой степени, как тело, найденное сегодня утром в Шарлоттсвиле.

— Вы располагали этой информацией еще три года назад, — сказал ЗДО, — и все же не приняли никаких мер?

— Проверявшие Новикова сотрудники сочли информацию недостоверной, просто слухом, — ответил Уолтерс. — Однако, попробовав уточнить это обстоятельство, не нашли никого, кто подтвердил бы это обвинение. Во всяком случае, мы смогли установить, что Малика никогда не арестовывали и даже не допрашивали по поводу этих преступлений.

— Но вы же знаете, что он был полковником КГБ, — сказал ЗДО. — И имел могущественных друзей. В те дни местные следователи не посмели бы даже вызвать его к себе, не рискуя тотчас же оказаться в Сибири.

— Но Новиков занимал в КГБ сравнительно невысокое положение, — сказал Уолтерс. — Он мог и солгать, чтобы возбудить к себе интерес. Не исключено также, что он сводил старые счеты с Маликом. К такому заключению пришли проверяющие.

— И вы больше не возвращались к этому?

— К сожалению, я узнал об этом только вчера, — робко произнес Уолтерс. — Когда проверяющие подали свой отчет, кто-то в моем отделе подшил его к данным первоначальной проверки Малика, в досье ЦОПП его нет. Я нашел его, когда стал просматривать всю имеющуюся о нем информацию, пытаясь обнаружить какие-нибудь сведения о том, куда он мог исчезнуть.

— И вы что-нибудь нашли?

— Нет, сэр. Если это он убил студенток, то все еще находится где-нибудь в Шарлоттсвиле или его окрестностях. Утром, по крайней мере, он был еще там.

Несколько мгновений ЗДО сидел молча, глядя в окно на поток автомашин. Его размышления прервал Джон Куинлан, начальник ЦОПП.

— В настоящее время я не вижу другой возможности, кроме как передать всю имеющуюся у нас информацию в ФБР.

— Черта с два, — сказал ЗДО. — У нас есть в Конгрессе враги, которые охотно воспользуются этим случаем, чтобы облить грязью наше Управление. Есть конгрессмены, которые замышляют урезать наш бюджет вдвое и передать все наши контрразведывательные операции ФБР. Они просто взбесятся, узнав, что маньяк-убийца прошел у нас проверку и был признан пригодным для адаптации в Америке. И я даже не хочу думать, какой ор поднимут средства массовой информации.

— Но если он убьет кого-нибудь еще? — спросил Куинлан.

— Мы должны остановить его, прежде чем он это сделает, — ответил ЗДО. — Но то, о чем мы здесь говорим, не должно выйти за стены нашего Управления.

— Сэр, — сказал Куинлан. — Я думаю, излишне напоминать о том, что наш устав запрещает проводить операции внутри нашей страны. И ФБР гораздо лучше, чем мы, оснащено для его захвата.

Поскольку в ЦРУ проводится строгое разделение всей информации и каждый знает лишь то, что ему полагается знать, Уильям Чайлдс не сомневался, что начальнику ЦОПП ничего не известно о деятельности Малика в ту пору, когда он был офицером КГБ. И он решил, что настало время просветить его, чтобы заручиться его полной поддержкой.

— Я хочу сообщить вам кое-какие сведения о нашем друге Малике, — сказал он, уставившись суровым взглядом на Куинлана. — Это один из лучших разведчиков. Еще до того, как мы завербовали его, действуя под глубоким прикрытием, он провел десять лет в Нью-Йорке. И мы ничего об этом не знали. КГБ с тринадцати лет готовило его к нелегальной работе в этой стране. Он знает нашу культуру лучше, чем мы сами, и говорит по-английски без малейшего акцента. У него ученая степень по политологии, и он работал над своей докторской диссертацией в Вирджинском университете.

ЗДО заколебался, тщательно обдумывая, какую дополнительную информацию следует сообщать Куинлану и другим.

— Во время своего пребывания в Нью-Йорке Малик создал целую сеть агентов внутри Организации Объединенных Наций, прямо под носом у контрразведки ФБР. За время своей деятельности он организовал, по его собственному признанию, двенадцать убийств и десять похищений; одному Богу известно, сколько их было на самом деле. Подвожу итог. Я несу личную ответственность за захват Малика. Что до ФБР, то оно не смогло разоблачить его даже тогда, когда у них были все возможности.

ЗДО вновь замолчал. Теперь он перевел взгляд на Лу Грегуса, начальника отдела особых операций. Грегус был его любимцем: он с успехом решал самые трудные, запутанные проблемы. Спокойно и быстро. Делая все, что требуется. У него была сильно развита интуиция, а его подход к решению проблем часто отличался новизной и смелостью. Именно поэтому Уильям Чайлдс и пригласил его на совещание.

Хорошо сложенный, с телом пловца и все еще юношески красивый в свои сорок два года, Грегус сидел за дальним концом стола в свободной, непринужденной позе. Его руки покоились на коленях, а длинные ноги были вытянуты и скрещены в лодыжках. Он внимательно слушал дискуссию и, заметив, что на него обращено внимание начальства, отбросил со лба песочно-желтую прядь волос и выпрямился на стуле.

— Лу? — спросил его ЗДО. — Есть ли у тебя какие-нибудь предложения?

— Да. Организовать нашу собственную охоту за Маликом. Ограниченными средствами.

— Что ты имеешь в виду под «ограниченными средствами»?

— А то, что действовать будет один человек, но его поддержит круглосуточный оперативный центр, работающий двадцать четыре часа в сутки. Мы можем разместить его на одной из наших явочных квартир, вдали от штаб-квартиры. Мы можем пользоваться своими источниками, следить за тем, что делают ФБР и местная полиция, и снабжать нашего человека всей необходимой информацией.

— И кого ты предлагаешь выделить для поимки Малика?

— Майка Калли.

Это имя как гром поразило всех присутствующих. Лично Майка Калли знали только заместитель директора ЦРУ и Грегус, однако имя его было хорошо известно Куинлану и Уолтерсу, как и всем сотрудникам ЦРУ.

По обвинению в лжесвидетельстве и пренебрежении к Конгрессу Калли был приговорен к четырем годам тюрьмы. Фактически же он выгораживал начальство ЦРУ, в частности и самого заместителя директора, на сенатских слушаниях по поводу скандальных банковских операций. Калли отмывал через банк деньги, предназначавшиеся для поддержки нелегальных операций и незаконных собственных компаний ЦРУ. Он представлял собой единственное прямое звено во всей этой деятельности, и Управление гарантировало ему свою защиту в обмен на его молчание.

Но, на беду Калли, его судил Оливер Хендрикс, человек из богатой, пользующейся большим влиянием в обществе семьи, не склонный ни к каким компромиссам. Судья не питал ничего, кроме презрения, к тогдашней администрации и, невзирая на ходатайства на самом высоком уровне, категорически отказался вынести мягкий приговор. Он твердо решил устроить показательный процесс над Калли, который к тому же вел себя на суде вызывающе, дерзко возражая самому судье.