Александр Юрин - Страшила Страница 4

Тошка согласился лишь с одним — да, он очень часто говорит невпопад.

7

Дружба с Павликом завязалась спонтанно. Как-то они там с Тошкой располагались в школьном журнале — естественно по алфавиту, — что постоянно приходилось вместе дежурить. Как правило, каждую неделю на дежурство заступал новый класс — иногда менялись, иногда просто путались, — в общем, как-то так… Суть дела — в другом. Каждый день назначались два человека, в обязанности которых входило следить за гимназистским беспорядком и не допускать, чтобы тот перерос НЕВЕСТЬ ВО ЧТО!.. Плюс, быть на побегушках и выполнять мелкие рутинные поручения, как то поливать цветы, следить за малышнёй, которая так и норовит вскарабкаться на подоконник или содрать со стен обои, а так же изображать из себя саму сознательность!..

По сути, делать девчачью работу!

Девочкам, конечно, было наплевать. Их в большей степени раздражал сам факт подчинения порядку и правилам, нежели всё выше перечисленное.

С мальчиками всё обстояло иначе. Как-никак не за горами переходный возраст, а соответственно, выработка мужского характера — вроде бы как-то не пристало будущему главе семейства цветочки поливать и пыль с парт вытирать…

Тошке было всё равно. Фиолетово. Он смотрел на всё сквозь пальцы — надо значит надо! Тем более, совершить революцию всё равно никто не позволит, как ни старайся.

На одном из уроков — именно в тот день, когда дежурили Тошка и Павлик — заявилась завхоз Клавдия Петровна и попросила двух человек поработать на продовольственном складе…

Тошка заскрипел зубами. Он ненавидел продовольственный склад, который так и норовил «случиться» в день его дежурства! Особенно осенью!

Склад располагался за гимназией, под землёй, и больше походил на БОМБОУБЕЖИЩЕ… которым, по совместительству, скорее всего, и являлся! В самой дальней части огромного помещения, заваленного всевозможными продуктами и стеллажами, под слоями плесени и паутины, располагались огроменные ворота! Рядом висела покорёженная табличка… Правда, что именно на ней было написано изначально, разобрать оказалось невозможно. Тошка даже испугался, когда впервые увидел данную конструкцию… Что было за дверьми оставалось только гадать, отчего, в первую очередь, и становилось не по себе!

Да даже бог с ними, с дверьми, — реально, напрягала пробирающая до рёбер сырость, которая была населена противными запахами и пронизывающими сквозняками!

Чаще всего приходилось просто подметать или двигать с места на место опостылевшие овощи — качанчики, репки, свеколку… Как-то это только со слов любезной Клавдии Петровы звучало легко и непринуждённо, словно тётка не заставляла ворочать огроменные тыквы, а предлагала подневольным малышам поиграть в мелки…

Овощи были холодными и влажными, покрытыми скользким налётом начавшегося разложения. Он оседал на ладонях и пальцах, отчего те постепенно теряли чувствительность… Хотелось сжать отмороженную конечность в кулак и поскорее засунуть в тёплый карман… Но данное желание казалось непреодолимым лишь на первый взгляд. Всплывающая перед глазами взбучка от мамы, которая естественно последует дома за уделанную НЕВЕСТЬ ЧЕМ форму, тут же расставляла приоритеты по своим местам… Вот лучше бы так, сами по себе, раскатывались по углам проклятые патиссоны! Приходилось просто то и дело дышать на непослушные пальцы, одновременно, вдыхая массу неприятных запахов и чувствуя, как отмёрзшая плоть отзывается на каждое движение болезненным покалыванием.

Короче продуктовый склад — это что-то НЕОПИСУЕМОЕ!

В тот день Клавдия Петровна ограничилась малым: вручила недовольно озирающимся ученикам по метле, отвела каждому по порядочному земельному участку и удалилась восвояси.

Тошка дождался пока за ненавистным завхозом грохнула дверь и отшвырнул метлу.

Павлик улыбнулся и проделал то же самое.

Некоторое время они просто сопели и изучали взглядами длинные полки, заваленные всевозможными овощами. Затем Павлик осторожно приблизился к Тошке и, как бы невзначай, предложил посмотреть, что скрывается за теми самыми воротами с покорёженной табличкой. Тошка почувствовал, как по спине пронёсся табун мурашек, но виду не подал — кивнул: мол, давай, попробуем…

Они на полусогнутых прокрались мимо стеллажей, затем потоптались на гнилой картошке и растворились в сумраке необъятного хранилища. Тошка помнил, где именно включается полное освещение, но для этого необходимо возвращаться в самое начало подземелья… Так же Тошка сожалел про беспечно отброшенную метлу — какое-никакое, но всё же оружие!

А зачем на складе оружие?

А зачем БОМБОУБЕЖИЩЕ?

А что если в нём завёлся какой-нибудь Страшила?.. Типа того, которого заставили делать к Новому году…

Ну, нет! Это всё воображение. Не может тут никого быть… да и нету!

Тошка всё же замер и с надеждой посмотрел на еле различимого в сумраке Павлика; тот, казалось, испытывал сходные чувства и уже сожалел о проявленной инициативе. Однако мальчишеская гордость тут же напомнила о себе — причём в обеих головах одновременно! — заставив ноги нести тело вперёд.

Тошка судорожно наблюдал за тем, как Павлик, то и дело косясь по сторонам, — словно Страшила и впрямь был где-то поблизости! — подкрался к заплесневелым дверям и осторожно прислушался. Некоторое время он оставался недвижим, будто примёрз к холодной поверхности, наполняя темноту лишь шелестом своего дыхания; потом всё же «оттаял» и пожал плечами. Тошка естественно этого не видел — просто почувствовал шевеление тьмы. Так иногда бывает: вроде и быть рядом никого не должно, но всё равно что-то шевелится, особенно во тьме и обязательно за спиной!..

На этот раз зашевелилось спереди. Причём там явно кто-то был!..

Ну, это естественно.

Тошка протянул руку перед собой и чуть не упал — он-то ожидал прикоснуться к Павлику! Однако в раскачивающемся сумраке никого и ничего не оказалось!.. Тьма словно проглотила беспечного друга и теперь старательно заметала следы!..

Или подбиралась к новой жертве!!!

Тогда кто же шевелился???

Тошка сглотнул и вдруг понял, что движется он сам, причём в обратную сторону, а тьма просто смыкается перед его носом, обтекая дрожащие плечи…

Словно из ниоткуда возник Павлик. Он прошептал, что с той стороны что-то стучит…

8

Света постепенно оклемалась.

Правда, не очень быстро — потребовался месяц, а может и больше…

Где-то к марту у девочки порозовели щёки и ожили глаза — Тошка понял, что она снова красится. Однако подруги больше с ней не общались — Света неожиданно превратилась в изгоя, каким до этого был Павлик, а до Павлика — сам Тошка.

Надо отметить, что девочка восприняла это спокойно, словно какую-то неизбежность. На переменах она просто сидела под лестницей — там, где пару месяцев назад излила душу Тошке — и никого не воспринимала, сосредоточившись лишь на собственном мобильнике…

Тошка рассказал маме. А мама сказала, что это ДЕПРЕССИЯ, и за Светой нужно внимательно наблюдать… ШОК она уже пережила, но вот осилит ли в одиночку более ЗАВУАЛИРОВАННУЮ ДЕПРЕССИЮ, которую и взрослый-то человек порой не в силах преодолеть самостоятельно, — большой вопрос…

Тошка ничего не понял из этого разговора… Вернее понял, но по своему: со Светой нужно дружить, не зависимо от того, как она сама ведёт себя по отношению к тебе… Как-то так.

В тот вечер мама долго разговаривала с кем-то по телефону, а потом и вовсе ушла из дому.

Папа только пожал плечами…

На следующий день Тошка узнал, куда именно ходила мама… Она была у Светиных родителей. Девочка сама рассказала… А потом расплакалась.

За свою недолгую жизнь Тошка уже достаточно насмотрелся на девичьи слёзы, так что на первый взгляд чего-то неординарного вроде как не произошло… Однако нет… Кое-что всё же случилось: он что-то почувствовал… по отношению к всхлипывающей Свете…

И это была вовсе не жалость.

Тошка запутался в незнакомых чувствах, понимая лишь одно: ему хочется к НЕЙ прикоснуться — просто так… Но он не посмел и собирался уже отойти… Не успел. Девочка сама чмокнула его в щёчку и убежала!

Тошка ничего не понял и ещё долго тёр дрожащими пальчиками горящее лицо…

9

Они нашли папу на улице, у самого перрона, возле продовольственной палатки; он раскраснелся и, со слов мамы, «сиял как самовар». Тошка посмеялся вместе с родителями. Однако мамин смех тут же трансформировался в недовольное фырканье… Это всё из-за папиного пакета-маечки, в котором побрякивало и зеленело. Папа посмеялся над мамой, как «действительно ничего не знающий партизан над сворой пытающих его фашистов», — это мама сама тут же отмочила, на что тот самый партизан ещё убедительнее загремел своим пакетиком.