Александр Субботин - Сделка Политова Страница 4

Политов указал на него пальцем, и распорядитель только сокрушённо развёл руками.

Иван Александрович подошёл к столику, где сидел мужчина, и поздоровался. Это был Андрей Ланц. Он приехал первый и был как всегда весел, отчего его лицо, и без того широкое, расширилась ещё больше, теперь уже от довольной и искренней улыбки. Политов достал из плаща сигареты и, выложив их на стол, сел. Ланц двумя пальцами подтянул пачку к себе и, склонив голову, прочёл марку:

– Да, брат. Негусто ты живёшь, совсем, – заметил он, а затем также двумя пальцами оттолкнул пачку обратно и, взглянув на Ивана Александровича, сказал. – Ну, как дела – рассказывай!

– Нет, это ты рассказывай. Ты же меня сюда вызвал, – пристально посмотрев на Ланца, возразил Политов. – И давай без лишних вступлений, а то я тебя знаю.

Сказать по правде, последняя реплика Политова была не совсем справедлива – он совершенно не знал Ланца, о чём иногда подумывал и сам. За три года знакомства с этим человеком Иван Александрович мог бы рассказать о нём совсем немного. Однако, обо всём по порядку.

Итак, несмотря на всю свою внешнюю простоту и открытость в лице, Андрей Ланц являлся очень занятным человеком. Вопреки своей немецкой фамилии, он считал себя русским, хотя и был, как он иногда утверждал сам, внуком солдата Вермахта, которого во время Великой Отечественной войны взяли в плен и переправили в СССР.

Ланцу было на вид чуть больше сорока лет. Он был блондин с прямой и длинной чёлкой, свисающей на лоб, и аккуратно стрижеными на затылке волосами. Лицо имел широкое, гладкое и всегда идеально выбритое. Нос крупный, с небольшой горбинкой. Глаза почему-то карие, даже почти чёрные, но большие, с идеально чистыми белками. Толстые губы его то и дело расплывались в какой-то радушной улыбке, оголяя ровные ряды белоснежных зубов, а в его массивном подбородке сидела симпатичная ямочка.

Вообще, посмотрев на лицо Ланца, можно было бы сразу определить, что этот человек совершенно здоров, хорошо питается, спит не менее восьми часов в сутки и не утруждает себя изнурительной работой.

Одевался Ланц весьма оригинально. Он словно бы пытался задержать время, которое ускользало от него. А может быть, он попросту был приверженцем старомодного стиля или хотел выделиться, кто знает? Но, так или иначе, а вся одежда у него была подобрана по моде пятидесятых годов двадцатого века. А это значило, что на его могучих плечах неизменно сидел двубортный полосатый пиджак из тяжёлой и плотной ткани с сильно расширяющимися кверху лацканами заострённой формы. Брюки с манжетами были неимоверно широкими и в ту же полоску, что и пиджак. Грудь и живот Ланца прикрывал жилет с золотой цепочкой от часов, которые покоились в маленьком кармашке, а на его шее был туго повязан шёлковый стильный галстук, поддерживаемый золотой булавкой на вороте. Кроме этой булавки и цепочки от часов на среднем пальце Ланца поблёскивал большой, также из золота, перстень со странным изображением. Это было как будто изображение дома, но весьма стилизованное, на котором отдалённо проглядывалось наличие крыши и одного окна на фасаде.

Чем занимался Ланц, Иван Александрович определённо сказать не мог. Только в начале их отношений, которые зародились на одной из общих служебных вечеринок, когда Политов ещё до департамента работал в юридической конторе, в задушевной беседе Ланц случайно обмолвился, что является директором производства на какой-то подмосковной химической фабрике под названием «Штамп». Политову даже припоминалось, что эта самая фабрика занималась чем-то похожим на производство то ли краски, то ли печатных чернил или чего-то в этом роде, но, однако, этим исчерпывалась та информация, что решил тогда открыть о себе его новый приятель.

Несмотря на внешнюю простоту, Ланц обладал довольно скрытным характером и не любил распространяться о себе, и уж тем более о сфере своей деятельности. Впрочем, он обладал ещё одной особенной чёрточкой: не рассказывая о себе практически ничего серьёзного и при этом отшучиваясь на все вопросы о том, чем он занимается типовой фразой: «А чёрт меня знает! Наверно, я самый бесполезный человек на земле, который попусту ест свой хлеб!», сам он с лёгкостью узнавал почти всё самое важное и сокровенное о каждом новом своём собеседнике. И впоследствии также легко мог раздобыть почти полную информацию о любом из них, если такая нужда у него появлялась.

Теперь же, например, Ланц располагал точными сведениями о том, как и чем живёт Политов. Был осведомлён, что тот сейчас без работы, что просиживает дома практически впроголодь, что совсем никуда не выходит и что, в конечном счёте, катит свою жизнь всё ниже и ниже, не имея никаких внятных перспектив и планов на будущее. Каково же было удивление самого Ивана Александровича, когда он понял, что о его жизни справляется кто-то со стороны, пусть и не совсем посторонний, – а всё-таки большими друзьями они с Ланцем считаться не могли, – и тем больше удивился, когда сегодняшним утром Ланц, позвонив ему, вдруг предложил место на службе.

– Ну, не хочешь вступлений, так не надо! – рассмеялся Ланц. – Но и спешить тут я тоже считаю лишним. Поешь, выпей! А то, наверное, с утра только что и ел, так этот свой дрянной сыр?!

Политов вздохнул.

– Сыр – нормальный, – хмуро пробормотал он.

– Хорошо, пусть так, – ответил Ланц невозмутимо. – Но согласись, что и отказываться от угощений всё равно глупо. Хоть раз за неделю нормально поешь.

– Ты за этим меня сюда позвал? Впрочем, как скажешь, – согласился Политов и, пробежав глазами строчки в меню, подозвал официанта. Через несколько минут перед Иваном Александровичем уже стояла широкая плоская тарелка с салатом и высокий бокал вина. Политов, по своей заведённой привычке, хотел было заказать коньяк, но Ланц, выставив ладонь вперёд, отказал ему в этой слабости, многозначительно сообщив, что сегодня, скорее всего, принимать крепкое не стоит.

– А ты что? – спросил Политов, указывая вилкой с насаженным на неё кусочком помидора на пустую сервировочную тарелку перед Ланцем.

– Благодарю, я уже сыт, – замотал головой Ланц, отставляя тарелку в сторону. – Я час назад как хорошо подкрепился. Вернее, партнёры меня подкрепили, но да не суть.

– Согласен. Ну, рассказывай же.

– Готов? Так, слушай, – начал Ланц. В это время порыв ветра с силой ударил снаружи в полиэтиленовую плёнку и обдал её крупными каплями дождя, напоминая сидящим на летней веранде о том, что в Москве уже осень.

– Вчера, как ты знаешь, если ещё, конечно, совсем не запутался и не потерял счёт времени от безделья, было воскресенье, – Ланц достал сигарету и, откусив фильтр, вставил её в янтарный мундштук и закурил. – И я был на совещании в Минкомпрессе…

– Это что? – уточнил Политов.

– Минкомпресс. Министерство коммуникаций и прессы – Мин-ком-пресс, – быстро пояснил Ланц.

– А почему в воскресенье?

– Потому что, брат, некоторая работа не может останавливаться ни на день.

– И зачем же тебе там быть? – осведомился Политов.

– Так по делу же. Профильное министерство, – удивлённо ответил Ланц. – Впрочем, то, что было, и совещанием-то назвать сложно, но ты не перебивай, а слушай.

Политов в ответ небрежно кивнул.

– Так вот, – продолжал Ланц. – О чём у нас разговор там был, я думаю, тебе будет неинтересно. Ты вон какой – смурной весь. Но тут важно совсем другое. После того как всё закончилось, я разговорился с их замом. Есть там такой – Жигин Евгений Павлович. Так себе человек. Да тебе его имя, конечно, ничего и не скажет, да я и не спрашиваю. Но пока мы говорили с ним, слово за слово, выяснилось, что у него один помощник из двух. Первое место занимает симпатичная девушка, а второе – совершенно свободно. Но девушкой он не вполне доволен, а подходящих людей на вторую должность у него нет. Хотя, наверно, он их и не ищет. Но зато, как ты уже догадываешься, что на эту должность ему я предложил тебя.

Ланц улыбнулся и торжественно затушил окурок в пепельнице.

К этому времени Политов успел разделаться с салатом и, молча отставив тарелку и отпив из бокала вино, посмотрел на приятеля.

– Зам – заместитель министра? – уточнил он.

– Ну, да.

– Нет, Андрей, ты извини, но это не годится, – спокойно, выдержав паузу, возразил Политов. – Я благодарен тебе, что ты для меня стараешься, но извини ещё раз – это зря.

Тут на Ивана Александровича сразу накатила волна того самого ощущения, которое он предчувствовал после дневного телефонного разговора с Ланцем, а именно бесполезно-лишнее ощущение: чувство бесполезности и излишества всех этих движений, разговоров, объяснений, которые всё равно ни к чему не приведут, а только истратят энергию, силы и расстроят нервы. Ему вдруг стало холодно после съеденного, выпитого и выслушанного.