Джон Миллер - Последняя семья Страница 4

– В какой церкви он служит? – не отставал Тед.

– В какой-то... – безучастно произнес Рейни.

Птицы пытались решить, можно ли им подлететь за зерном, которое насыпала для них Дорис, или Рейни бросится на них сквозь стекло.

– Ты как, Рейни? То есть я хотел сказать, могу ли я что-нибудь для тебя сделать? Хоть что-нибудь?

– Я не...

– Что произошло?

– Произошло?

– С Джорджем?

– Убит.

– Убит? Но он же в походе – я сам видел, как он уходил!

Рейни повернулся лицом к старому полицейскому. Глаза Рейни были мокры от слез, но казались мертвыми, словно стеклянные.

– Я должен уехать, распорядиться по поводу моего мальчика. Он приедет... часа через два.

– Может, вам с Дорис лучше поехать вместе? Она же мать, она захочет...

– Джордж упал на скалы. Его собирали черпаками. Никто никогда больше не увидит нашего сына, потому что от него ничего не осталось. – Рейни зажмурил глаза. – Боже, как бы я хотел... не видеть этого. Господи Иисусе, кто же мог так поступить с моим мальчиком?

– Я позову сюда Мэри и поеду с тобой. Поведу машину.

– Останься здесь за меня. Я позвоню проповеднику из офиса. Мне нужно уйти. Я... я просто не могу оставаться сейчас здесь. Пожалуйста...

– О чем тут говорить, Рейни? Мы поможем всем, чем сумеем. Что за вонь? – Тед повернулся к плите, сунул руки в кухонные рукавицы и открыл дверцу духовки. Кухня тут же наполнилась едким дымом. Пока Тед извлекал из духовки обугленных рябчиков, Рейни встал и вышел.

Спецагент Рейни Ли барахтался в сновидении со стенами из яичного белка, занавесями из облаков. Бесплотный, словно колечко сигарного дыма, он выплыл из дома на вечерний воздух, «чероки» поглотил его невесомое тело, и... Рейни обнаружил, что стоит в вестибюле управления. Лифт выбросил его, словно Иону, на нужном этаже, и... он очнулся в кабинете со стаканом бурбона в руке. Рейни осознал, что взгляд его прикован к столу, точнее, к стоящей на нем фотографии в серебряной рамке. Две счастливые детские рожицы рядом с Дорис. Васильковые глаза и щербатая улыбка Элеонор; веснушчатая физиономия и лукавая усмешка Джорджа. Рейни казалось, что они вот-вот оживут. Он больше не плакал. Он достал из кобуры свой «смит-вессон», сунул ствол в рот и взвел курок. По языку растекся характерный привкус ружейного масла. Тут решимость покинула Рейни. Он привалился к спинке стула – живой и разочарованный. Положив пистолет на стол, выдвинул ящик и нашел в глубине за папками вторую пинту бурбона. Бутылка поможет ему набраться мужества. А там – короткая прогулка на крышу, минута под вечерним небом, и он уже среди звезд. Упиваясь этой мыслью, Рейни отвинтил пробку и наклонил бутылку над чашкой с надписью «Папина кофейная».

Глава 3

Тед Брум, отставной полицейский, одетый уже в свитер и слаксы, открыл входную дверь дома Ли перед представительным пожилым мужчиной в темно-синем блейзере и тенниске. Тед скользнул взглядом по стальным костылям и безупречно чистым бинтам на запястьях незнакомца. «Полиомиелит скорее всего», – отметил он про себя. Костыли, одно время явление весьма распространенное, теперь стали настоящей диковиной, и Тед не вспоминал о полиомиелите уже много лет, хотя в начале пятидесятых его племянник перенес это заболевание. На согнутых пальцах правой руки незнакомца, упирающейся в ручку костыля, висел докторский чемоданчик.

– Доктор Томас Эванс. Рейни просил меня взглянуть на Дорис.

– Проходите, – пригласил Тед. – Прошу вас.

Доктор вперевалку вошел за Тедом. Наконечники костылей тихонько поскрипывали в такт неловким, каким-то однобоким шагам старика. Тед открыл дверь спальни. Его жена Мэри сидела на кровати и держала рыдающую Дорис за руку. Прошло меньше получаса с тех пор, как Рейни уехал из дому.

– Том Эванс, – представился старик удивительно звучным голосом.

– Доктор Эванс, – пояснил Тед обеим женщинам.

– Меня прислал Рейни, – обратился доктор к Дорис.

– Где он? – спросила она дрожащим голосом. Дорис лежала на спине, закрыв лицо руками. Доктор присел на краешек кровати и приставил костыли к стене.

– Извините нас, пожалуйста, – сказал он, открывая чемоданчик. Когда он поднял голову, дверь за супругами уже закрылась.

Дорис смотрела на старика глазами испуганной лани. Доктор улыбнулся, его глаза за дымчатыми линзами ласково смотрели на застывшее от ужаса лицо. «Вытащите меня! Вытащите меня скорее из этого ада!»

Его лицо приблизилось. Дорис ощутила тепло его дыхания, мятный запах изо рта.

– Я понимаю, что вы сейчас испытываете, – сказал он. – Я сам когда-то потерял ребенка.

Дорис мертвой хваткой вцепилась в его запястье.

– Я хочу к нему, – прошептала она. – Я – его мать.

– Вы пили что-нибудь?

– Немного водки... раньше. – Дорис снова разрыдалась. Она знала, что пьянство – грех, и она – грешница. Из хаоса, царящего у нее в голове, внезапно выделилась мысль, что Господь, возможно, покарал ее и за этот грех среди множества других. Или Он наказывает Рейни за что-то такое, о чем она даже не догадывается. Может быть, Рейни проклял Бога?

– Ну, ну. – Престарелый врач взял шприц и наполнил его прозрачной жидкостью из ампулы. – Дорис, у вас есть на что-нибудь аллергия?

– Нет. Только на молочные продукты.

– Сейчас немного пощиплет, но этот препарат поможет вам продержаться ближайшие несколько часов. – Доктор воткнул иглу, но Дорис ничего не почувствовала. Что такое укол иглы по сравнению с переполнявшей ее нестерпимой болью? Дорис закрыла глаза.

– Что это? – спросила она заплетающимся языком.

– Сикцинилхолин. Он заставит вас расслабиться. Закройте глаза и вспоминайте о чем-нибудь приятном. Представьте себе улыбки детей. Им сейчас хорошо. Намного лучше, чем здесь. Вы верите в это?

Дорис улыбнулась:

– Верю.

– Ну вот, вообразите себе, что ваши детишки сейчас обнимают друг друга где-то далеко-далеко. Они счастливы, потому что снова вместе. Думаю, они ждут не дождутся вас.

Ее голова плавно завалилась набок.

– Дорис?

Она не шелохнулась. Под приоткрытым веком блеснула белая полоска. Он легонько коснулся шеи Дорис, потом лизнул свой палец и поднес к ее ноздрям.

– Уснула. – Старик поднял безвольную руку и нащупал пульс. – Еще разок, чтобы уж наверняка.

Он снова наполнил шприц и поднял его к свету, потом взял женскую руку, осторожно ввел иглу в вену и до упора вдавил поршень. Закончив, бросил шприц в чемоданчик, щелкнул замком и положил чемоданчик на кровать. Снова коснулся пальцами шеи уснувшей женщины и улыбнулся.

– Иди с миром, – сказал он с усмешкой, потом вытащил из кармана записку и пристроил у Дорис на груди.

У кровати стояли два телефонных аппарата, один обычный, другой, защищенный от подслушивания, – служебный. Старик поднял один из аппаратов и отлепил прикрепленные снизу два пластиковых квадратика. Сунув микрофоны в карман, набрал номер. Трубку подняли на третьем звонке.

– Спецагент Ли?

– Да. – Раздался безжизненный голос Рейни. – Кто говорит?

– Ваш семейный доктор.

– Кто?

– Доктор Флетчер. Мартин Флетчер. Мы с вами не встречались уже несколько лет.

– Кто? – недоверчиво переспросил Рейни, возвысив голос. – Мартин Флетчер? Не может быть.

– Посмотри на определитель номера. Что ты видишь?

Рейни молчал, глядя на окошко с цифрами. Мартин Флетчер звонил с личного номера Рейни. С закрытого номера. Мысли Рейни разлетелись в тысяче разных направлений.

– Что... что тебе нужно?

Голос его дрогнул.

– Мне нужно, чтобы ты кое о чем узнал. Помнишь, я сказал... забыл точное выражение... что я сожру ваши сердца?

– Мартин... я не... – Рейни силился вспомнить, о чем толкует Флетчер.

– Я хочу, чтобы ты меня выслушал. Мне много чего нужно сказать, а времени мало. Во-первых, ты должен знать, что твою дочь убил я. Никакого несчастного случая не было... Я подстроил все так, что ее смерть выглядела случайной. И доживи я хоть до ста пятидесяти, мне не забыть весь этот ужас. Огонь так отвратителен. А как ты пытался – тщетно – спасти ее! Я часто просматриваю эту пленку по ночам, когда меня мучает ностальгия.

– Флетчер!..

–А сегодня утром – твой сын Джордж. Просто поразительно, как долго может длиться крик в этих горах, когда его разносит эхо. Что он сказал в те последние мгновения? Секрет. Пять секунд. Остынь, я тебе говорю. Держу пари, от него мало что осталось. Через это ограждение трудно что-либо разглядеть. Представляешь, как он, должно быть, выглядел? Ты видел?.. Конечно же, ты видел. – Флетчер рассмеялся.

Рейни заревел в трубку. Слова сливались в нечленораздельный вопль, и лжедоктор с улыбкой прикрыл ладонью телефон.

– Успокойся, Рейни. Боюсь, это еще не все, – заговорил он, когда Рейни обрел способность слышать. – Это касается Дорис.

– Пожалуйста, не трогай Дорис! – взмолился Рейни. – Я отдам тебе все, что ты хочешь. Только не Дорис! Возьми меня.