Линдси Фэй - Прах и тень Страница 40

— Этот обрывок плоти мы получили не из медицинской школы или университета и не из близлежащей лондонской больницы.

— Откуда такая уверенность?

— В случае необходимости они хранят органические материалы в глицерине.

— У нас нет доказательств, что посылка пришла из Ист-Энда. И в Уэст-Энде многие учреждения…

— На почтовом штемпеле, если внимательнее приглядеться с помощью лупы, едва заметная надпись «Лондон Е». Письмо послано из Уайтчепела.

— Любой морг способен прислать подобное.

— В Уайтчепеле нет моргов! — раздраженно сказал Холмс. Терпение уже изменяло ему. — Там только сарай для трупов.

На лице мистера Ласка отразилась крайняя степень изумления.

— Но какой уровень преступности в Уайтчепеле! Примите также во внимание болезни… Только половина детей становятся взрослыми, мистер Холмс. Ни один район не нуждается в морге так сильно!

— И тем не менее…

— Боже милосердный, если бы мир знал беды этого района!

Мистер Ласк видимым усилием воли взял себя в руки и с грустью посмотрел на нас.

— Уотсон, нас ждет работа, — объявил детектив. — Мистер Ласк, вас не затруднит сообщить о случившемся в Скотланд-Ярд?

— Конечно, мистер Холмс. И передайте привет мисс Монк! — воскликнул он, когда мы уже собрались уходить. — Ее, наверное, замучили мои отпрыски, но, надеюсь, они не причинили ей вреда.

Холмс был уже на полпути к выходу, когда я нагнал его. Широким шагом он словно компенсировал еще не до конца преодоленную после болезни слабость. Я слишком хорошо знал своего друга, чтобы надеяться услышать сейчас от него хотя бы одно слово. Но, к моему удивлению, этот исхудавший за время болезни человек произнес целую речь:

— Я не позволю забавляться с собой подобным образом! Каких только низостей он и без того не совершил! И все же отправка консервированного человеческого органа лондонской королевской почтой превосходит всякое воображение. Словно мерзавец задался целью вогнать последний гвоздь в гроб нашего расследования!

— Друг мой, что вы имеете в виду?

— У нас уже собрано множество улик, одно за другим приходят послания, словно пропитанные кровью, а этот негодяй раскрыл свое лицо не больше, чем когда вогнал нож мне в плечо! — с отвращением говорил Холмс. — Мы знаем лишь, что это препараторский нож, шестидюймовый, с обоюдоострым лезвием.

— Холмс, — возразил я, обеспокоенный этим взрывом эмоций, — вы сделали все, что только можно ожидать…

— …от Грегсона, Лестрейда — да любого из этих нелепых простаков, избравших своим поприщем службу в полиции из-за того, что они слишком слабы для тяжелого физического труда и недостаточно богаты, чтобы купить себе патент на офицерское звание!

Я был настолько ошеломлен его горячностью, что сумел сказать лишь:

— Но все-таки мы продвинулись в своем расследовании.

— Мы словно увязли в зыбучем песке! У нас нет ничего — ни отпечатков обуви, ни ярких черт характера. Мы с уверенностью можем сказать лишь, что он любит красть вырезанные органы и наслаждается моими сигаретами!

— Холмс, куда мы идем?

— Расплатиться с долгами, — огрызнулся он, и я не услышал больше от него ни одного слова целых двадцать минут, которые понадобились нам, чтобы дойти от Майл-Энда до оживленной артерии Уайтчепел-роуд, а затем по целой веренице улиц — до зеленой двери в запачканной сажей кирпичной стене.

Холмс резко постучал и зачем-то принялся слегка похлопывать набалдашником трости по своему высокому лбу.

— Кто здесь живет, Холмс?

— Стивен Данлеви.

— Что вы говорите! Бывали здесь раньше?

Он взглянул на меня, и в глазах его была такая боль, что я счел за лучшее отложить дальнейшие расспросы на будущее.

Неряшливо одетая особа средних лет в тщательно закрепленном булавками капоре открыла дверь и посмотрела на нас с чопорностью давно утратившей всякие надежды старой девы.

— Чем могу вам помочь, джентльмены?

— Мы хотели бы видеть вашего квартиранта Стивена Данлеви.

— А кто вы такие?

— Его друзья.

— Видите ли, джентльмены, это частное заведение. Я не позволю любому человеку с улицы беспокоить моих постояльцев.

— Хорошо, в таком случае мы здесь для того, чтобы предъявить вам обвинение в содержании публичного дома, раздел тринадцать Акта о поправках к уголовному кодексу. Конечно, если вы не вспомните, что мы друзья мистера Данлеви.

— Да-да… Видимо, яркий свет ослепил меня. Сюда, пожалуйста.

Мы поднялись по грязной, украшенной паутиной лестнице и прошли по коридору к двери без номера. Домовладелица постучала:

— Выходите, к вам пришли двое джентльменов. Говорят, что ваши друзья, так, во всяком случае, они сказали.

Она улыбнулась нам щербатым ртом и удалилась вниз по лестнице.

Не дожидаясь ответа, Холмс повернул дверную ручку, ворвался в комнату и уселся в ближайшее кресло, прежде чем стоявший у открытой двери хозяин успел поприветствовать нас.

— Хотя неблагодарная задача установить вашу личность сильно замедлила мое расследование, я все же выяснил место рождения Джонни Блэкстоуна, разыскал ферму его родителей, начальную школу, первый полк, место, куда его перевели по службе — Египет, — и установил факт его исчезновения. Мне нужно узнать, где сейчас Блэкстоун. Его армейское начальство, родители и любимая сестра не меньше моего заинтересованы в том, чтобы найти его. Я попрошу вас рассказать о первой встрече с Блэкстоуном в мельчайших подробностях, не упуская самой незначительной детали. Я призываю вас стать певцом банальности. — Детектив зажег сигарету, вдохнул и медленно выпустил дым. — Снабдите меня мелочами — топливом, на котором работает механизм сыска.

Беседа продолжалась почти четыре часа, но мне показалось (думаю, и Данлеви тоже), что она заняла несколько дней. Холмс снова и снова просил его повторить свой рассказ. Данлеви каким-то непонятным образом удавалось сохранить хорошее настроение. Однако я заметил, что он все больше сердится на себя за проявленное в ту ночь неблагоразумие, помешавшее ему запомнить все в подробностях.

Я курил, прислонившись к двери, Данлеви удобно расположился в кресле, подперев рукой подбородок, а Холмс занял другое кресло, уперев ноги в низкую каминную доску. Мой друг продолжал допрос. Мне казалось, он идет уже далеко не по первому кругу.

— Что вы успели услышать из разговора Блэкстоуна с Мартой Тэйбрам с момента их встречи и до того, как вы покинули «Двух пивоваров»?

— Только то, о чем я вам уже говорил, мистер Холмс. Все вокруг кричали, и никто особо не стеснялся в выражениях.

— Этого недостаточно. Пораскиньте хорошенько мозгами. Ну же, напрягите память, мистер Данлеви!

Тот крепко зажмурился, сосредоточиваясь, устало потер переносицу.

— Блэкстоун отвесил комплимент по поводу ее капора, сказал, что тот очень идет Марте. Он настаивал, что сам оплатит ее выпивку, говорил, мол, они с ней подружатся. Они издевались над одним солдатом — тот очень нервничал: положил глаз на девчонку и целый час не решался начать с ней разговор.

— А потом?

— Рассказывал про египетскую кампанию.

— Употребил именно это слово?

— Точно не помню. Было много экзотических выражений, ярких описаний… Помню рассказ о трех кобрах, который, как видно, ее сильно развлек. Я едва успел…

Холмс привстал в кресле, всем своим видом показывая неподдельный интерес.

— Три кобры, говорите?

— Вроде бы так.

— Вы точно помните количество?

— Готов поклясться, что речь шла о трех кобрах. Удивительно, что он встретил их так много сразу, но я мало что знаю о Египте.

Сыщик вскочил и приставил палец к губам. На лице его не дрогнул ни один мускул, но весь он почти вибрировал от едва сдерживаемой энергии.

— Мистер Данлеви, я сейчас задам вам чрезвычайно важный вопрос. Опишите как можно подробнее глаза Блэкстоуна.

— Бледно-голубого цвета.

Данлеви запнулся. Ему почудилось, что Холмс не в своем уме, и журналист изо всех сил старался, чтобы эта мысль не отразилось на его лице.

— Вам не показалось, что его раздражает свет?

— В тех притонах, куда мы заходили, было довольно темно. Только в «Белом лебеде» яркая лампа. Помнится, он сидел к ней спиной, но глаза не меняли цвет. Даже в плохо освещенных пивных его бледно-голубые глаза сияли.

Холмс издал восторженный возглас. Подбежав к Данлеви, он крепко стиснул его руку.

— Я знал, что вы попались на нашем пути не только для того, чтобы мучить нас. — Он надел шляпу, взял трость и поклонился, как в театре. — Доктор Уотсон, наше присутствие необходимо в другом месте. Приятного дня, мистер Данлеви.

Я выскочил вслед за Холмсом и догнал его уже на перекрестке.

— Nihil obstat.[25] Нам улыбнулась удача. Стивен Данлеви рассказал все, что нужно.