Нора Робертс - Ясновидящая [Луна над Каролиной] Страница 41

– Он детский. – Она подняла грязное лицо, все в подтеках: – Мама не позволяет папе снимать с него дополнительные колесики.

– И понятно почему.

Он поднял велосипед и смерил сестренку высокомерным взглядом.

– Иди домой, и пусть Лайла тебя умоет. И не смей касаться своими загребущими руками моих вещей.

– Но я просто хотела научиться. – Она утерла пальцами нос, и сквозь слезы блеснул огонек упрямства. – Я бы ездила так же хорошо, как ты, если бы меня кто-нибудь научил.

– Ага, точно, – и он фыркнул, садясь в седло, – но ты еще маленькая девочка.

Тогда она вскочила на ноги, вся кипя от негодования.

– Я вырасту и буду ездить быстрее тебя. Быстрее всех. И ты тогда пожалеешь.

– Ой, я весь дрожу от страха.

Насмешка сверкнула в его синих глазах. Если уж у парня есть две несносных младших сестры, то он имеет полное право немного поиздеваться.

– Но я-то всегда буду тебя больше и старше и всегда буду ездить быстрее.

Ее нижняя губка дрогнула – верный признак, что скоро снова прольются слезы. Он усмехнулся и, встав на педали, лихо пронесся мимо, чтобы продемонстрировать свое превосходство. Когда, широко ухмыляясь, он оглянулся, чтобы убедиться, что она с восхищением смотрит вслед, Кейд увидел, как Хоуп опустила голову и ее растрепанные волосы упали на лицо. Тонкая струйка крови стекала по щиколотке.

Он остановился и покачал головой. Его ждали друзья. Столько надо было успеть сегодня, а уже половина субботы прошла. Ему некогда возиться с девчонками. Однако, тяжело вздохнув, он повернул обратно.

– Садись, черт тебя возьми.

Она шмыгнула носом, вытерла пальцами глаза и уставилась на него.

– Правда?

– Да, да, садись. У меня времени в обрез.

Она бурно обрадовалась, села и крепко ухватилась за резиновые ручки.

– Старайся держаться прямо, держи равновесие и все время смотри вперед.

Кейд припомнил, как отец учил его ездить на велосипеде, и, не снимая руку с сиденья, полегоньку подталкивал велосипед, а Хоуп начала крутить педали.

Велосипед смешно запетлял, проехал пару метров, и она упала, но не заплакала и немедленно уселась снова. Они вместе стали крутить педали, и так велосипед проехал мимо больших дубов, солнечных желтых нарциссов и юных тюльпанов, а позднее утро перешло в день.

Она вспотела, и сердце билось все сильнее. Она слышала около уха его дыхание, чувствовала, как он придерживает ее, чтобы не дать упасть, и ее затопила волна любви к брату. И теперь она старалась не ради себя, а ради него. Ради него она решила во что бы то ни стало победить.

«Я смогу, смогу», – шептала она себе. Велосипед словно споткнулся, но она его выровняла. Ноги у нее дрожали, мускулы рук напряглись, как канаты.

Велосипед под ней вильнул, но не упал. И вдруг она увидела, что Кейд бежит рядом и улыбается во весь рот.

– Молодец! Держи прямо, ты едешь.

– Я еду!

Велосипед под ней бежал ровно, как вымуштрованный конь. И, подняв лицо навстречу ветру, она понеслась как вихрь…

Тори очнулась. Она лежала на земле возле машины, вся дрожа. Пульс частил, а сердце щемило от радости и печали.

16

Тори вспомнила, что договорилась пообедать с Кейдом, только за несколько минут до того, как он постучал в дверь. Она едва успела умыться и запудрить следы слез, поэтому у нее не было времени выдумать благовидный предлог, чтобы отказаться от приглашения. Она ничего не придумала, чувствуя себя опустошенной. Экскурс в прошлое, в существование Хоуп, принес печаль, но и непонятное чувство возбуждения. Странный эпизод с велосипедом и радость победы, и стремительный бросок по аллее, и Кейд, бегущий рядом. И она так ясно видела его синий, смеющийся, ясный взгляд, устремленный на нее.

Та детская невинная любовь к нему, которую она недавно испытала, опасным образом сочеталась сейчас с ее сильным чувством, в котором не было ничего родственного. Это делало ее уязвимой. Лучше и мудрее было бы остаться сейчас одной.

Она скажет ему, что совсем замучилась сегодня и слишком устала даже для того, чтобы есть. И это истинная правда. Он поймет и оставит ее в покое.

Открыв дверь, она увидела Кейда с кастрюлей в руках. Она вспомнила, что соседи обычно приносят еду на поминки. Ну что ж, она ходячий мертвец, так что кастрюля кстати.

– Это прислала Лайла. – Он вошел и подал кастрюлю. – Она сказала, что те, кто так тяжко трудится весь день, не должны, придя домой, еще и готовить. Она велела поставить это в морозильник. Так что, когда ты опять придешь с работы, тебе достаточно разогреть, а сама тем временем можешь задрать ноги на стол и расслабиться. И сегодня, – добавил он, пытливо вглядываясь в ее лицо, – как раз такой случай.

– Ты прав, я только сейчас поняла, что трудилась сегодня как заводная. А сейчас завод кончился, и я без сил.

– Ты плакала?

– Это запоздалая реакция на усталость.

Она понесла кастрюлю в кухню, чтобы убрать в холодильник.

– Мне очень жаль, но сегодня… Это была прекрасная идея, отпраздновать открытие магазина. Может, через пару дней мы сможем… – Она повернулась, едва не наткнулась на Кейда и подалась назад.

Ее потрясло желание. Оно пронзило ее, словно молния.

– Да, тебе сегодня трудно пришлось.

Тори прислонилась к столу, но он прижался к ней и оперся ладонями о столешницу. Она почувствовала себя пойманной.

– Столько людей вокруг и воспоминания, которые они с собой принесли.

– Да. – Она пошевелилась, но положение было безвыходное, и кровь жарко побежала по жилам. – Да, воспоминания сыпались, как камешки из рогатки.

И они в конце концов попали в нее.

– Болезненные воспоминания.

– Да нет. – «Ради бога, не трогай меня», – взмолилась она про себя. Но Кейд уже взял ее за плечи, погладил по рукам, и в ее теле забилась каждая жилка.

Она произнесла его имя почти умоляюще. Его ладони вызывали приятную, восхитительную дрожь.

– А мне ты понравилась сегодня. Такая собранная, деловая, подтянутая. Внешне – спокойствие и холодность. Но мне всегда было интересно узнать, а что скрывается под ними.

– Я нервничала.

– Незаметно было. Не то, что сейчас.

Он снял ленточку с ее волос, и Тори прерывисто вздохнула. Он пристально посмотрел ей в глаза и заметил, как потемнели у нее зрачки, когда он стал расплетать ее косичку.

– Почему ты меня не останавливаешь?

– Я… – Отчего это у нее ослабли колени? О, она забыла, что можно испытывать такое прекрасное ощущение. Сдаться можно не только потому, что нет сил к сопротивлению. – Я как раз об этом думаю.

Он весело улыбнулся:

– А ты продолжай, продолжай думать. Я этим воспользуюсь.

Он расстегнул первую пуговицу ее блузки, потом вторую. Он прикасался к ней так, как давно никто не прикасался. Очень давно.

– Я отвыкла от этого.

– Думать?

– Нет, – и она нервно рассмеялась. – Думать я как раз умею.

– Тогда подумай сейчас вот об этом. – И Кейд легонько потянул блузку, чтобы вытащить ее из слаксов. – Я хочу прикасаться к тебе. Вот так.

И он провел ладонями по ее талии. Сердце у нее покатилось вниз, когда он расстегнул крючок на слаксах.

– Нет, не закрывай глаза. Раз ты отвыкла, я дам тебе возможность снова попрактиковаться. И я хочу, чтобы ты все время на меня смотрела.

– Я и хочу на тебя смотреть.

Он расстегнул «молнию» на слаксах, и она напряглась. Как долго ее не хотел мужчина. Как давно она сама не хотела. Она попыталась взять себя в руки, не поддаваться желанию, но тело жаждало прикосновения его рук.

Слаксы упали к ее ногам, и она переступила через них. Она хотела что-то возразить, но он закрыл ее рот поцелуем. Нежным и добрым, бережным. И в то же время в нем чувствовались безрассудство и одержимость. Его руки обняли ее, заскользили по спине и вниз и стали увлекать ее, словно в вальсе, к двери.

– Кейд…

Она уже принадлежала ему, и ее слабый голос остановить его не мог. У двери в спальню Кейд поднял ее на руки.

Золотые лучи заходящего солнца затопили спальню. Он положил Тори на кровать, лег рядом и сплел свои пальцы с ее. И, зорко наблюдая за выражением ее лица, он приник к ее губам. Постепенно, не сразу, она поддалась его поцелуям, губы стали мягкими, манящими, раскрылись. Сердце то успокаивалось, то снова начинало бешено стучать. И когда она отдалась ему, он изменил тактику и перешел к яростной атаке. Этого она не ожидала, и его ярость поразила ее плоть, как нож, ударила по нервам. Она подавила стон. Ее тело сотрясла дрожь. А он и хотел потрясти ее всю, чтобы она не ощущала ничего, кроме наслаждения. Пусть думает только о нем, о Кейде. Уж он об этом позаботится.