Виктор Каннинг - Дерево дракона Страница 42

– Да забудь ты о миноносце! – сказал Моци, словно читая его мысли. – Сейчас все мы должны думать лишь о Кирении и нашем восставшем народе.

Он произнес эти слова бесстрастно, почти цинично и, снова заглянув в серые глаза Абу, понял, что тот обо всем догадался и уже знает, что Хадиду не суждено больше увидеть Кирению и что страна получит нового мученика героя.

– О них я думаю всегда, – проговорил Хадид, – но забыть вой летящих снарядов я просто не в силах.

Его нескрываемый страх вызвал у Мэрион едва заметную гримасу отвращения, она повернулась и быстро вышла из комнаты.

Какое-то время все молчали, потом Моци сказал Хадиду:

– Зря ты говоришь такие вещи вслух. – И, положив руку ему на плечо, проводил его до двери. – Мне еще нужно окончательно все обдумать, прежде чем Миетус выйдет на связь.

Поэтому я должен побыть один.

Хадид ушел в свою комнату, а Моци еще долго стоял прислушиваясь у двери вместе с Абу. Оба молчали, потом Моци произнес:

– Видишь, Абу, все совсем не так, как в былые времена…

– Да, полковник. Но они скоро вернутся.

– Вернутся, Абу, обязательно вернутся. – Они переглянулись, понимая друг друга без лишних слов. – Скоро все будет как в былые времена.

Абу улыбнулся, согнувшись в поклоне, в глаза ему бросились его собственные босые ноги, белевшие из-под брюк, и он подумал: «Мои ноги стосковались по раскаленному песку, руки изнывают без винтовки, а плечо зудит в ожидании, когда оно сможет наконец почувствовать сотрясающую силу ружейного ствола, чье горло обожжет горячая пуля».

– Ступай, – проговорил Моци. – И возвращайся, когда придет время Миетусу выходить на связь. Покараулишь у двери. Ничего не должно случиться сегодня ночью, с тем чтобы завтра с наступлением темноты все прошло как надо.

Тедди Берроуз брел по саду, направляясь в самый дальний его угол, где с выступавшего мыса открывался вид на Порт-Карлос.

В темноте среди множества огней были видны и огни «Дануна». Майор стоял, опустив руки в карманы, и смотрел на темные воды залива. Из дома доносились звуки музыки, голоса, и среди них он различал веселый смех Дафни… Он закрыл глаза и стиснул зубы.

Последние три часа явились для него сущим кошмаром. Сегодня, возвращаясь с «Дануна» на обед, он явился чуть раньше положенного и решил заглянуть в кабинет Грейсона, чтобы забрать предназначавшуюся ему почту. Рядом со стопкой лондонских писем на столе лежало странное, написанное карандашом письмо в дешевом непроштампованном конверте. Простые фразы, написанные на испанском вперемешку с плохим английским, застряли у него в мозгу…

Почувствовав внезапное отвращение, он отвернулся от моря и закурил. Господи, какая грязь! Только глупец может обращать внимание на анонимные письма… Какая-нибудь уволенная прислуга или кто-нибудь, кого обидела когда-то Дафни…

Он сидел на скамейке в беседке, яростно втягивая легкими дым. Пошли их всех к черту, Тедди, говорил он себе. Ты же знаешь, что этого не может быть, так зачем же верить анонимкам? Да, Дафни иногда может взбунтоваться…, может пообедать с этим пилотом с амфибии или даже отправиться с ним ночью купаться. Может позволить ему пару поцелуев, но не более того.

В конце концов, она ведь чертовски привлекательная женщина. Но чтобы такое… И чтобы именно с Грейсоном… Этого просто не может быть. Этот ублюдок не решился бы на такое, даже если бы Дафни сама к нему пристала. Слишком трясется за свою карьеру… Боится скандалов.

Он внезапно отшвырнул сигарету и подумал: «Забыть. Надо просто забыть об этом».

Но забыть оказалось не так-то просто. Сколько ни тверди себе одни и те же слова, яд уже успел проникнуть в кровь и теперь наступал против логики… В течение всего обеда он неотрывно следил за обоими и должен признать, что не заметил ни единого подозрительного слова или жеста. Но если бы это действительно была правда, разве стали бы они выдавать себя?

Проклятье! Дафни и он, Тедди, любят друг друга. Да, это правда, она любит иногда пофлиртовать, но не более того. Он верит ей. Да, он ей верит. У них были размолвки… Она не хотела, чтобы он оставался во флоте… А он стоял на своем… И она уступила. Но потом…, потом все снова стало хорошо, даже лучше, чем раньше.

Он встал, чувствуя, что не может найти себе места. А может быть… Может быть, все было хорошо как раз потому, что… Господи! И ведь надо же, подумать только – с кем! С этим Грейсоном, с этим ничтожеством, с этим разряженным хлыщом, который развалится при первом дуновении морского ветерка! Если это так, если это только окажется правдой… Он сжал кулаки и сдавленно зарычал.

Весь вечер они провели вместе… Сэр Джордж что-то бубнил ему про какое-то недавно открытое им растение…, и ни единого признака, ни единого намека. Ради всего святого, Тедди, возьми себя в руки! Если ты действительно веришь этому, то пойди и вытряхни душу из этого Грейсона. Надо покончить с этим. А если не веришь – забудь. Ведь это всего лишь грязное, гнусное письмо, в котором нет ни слова правды.

Он медленно побрел к дому. Он не верил этому. Не должен верить. Быть может, он обходился с Дафни иногда грубо, не уступая ее желаниям… Конечно, надо было быть более снисходительным, чаще уступать. Но ведь он любит ее!… И хотя в этом письме ни слова правды, оно заставило его задуматься и признать, что ему следует больше считаться с женой. Черт возьми, да если она действительно хочет, он мог бы даже уйти из флота! Хотя вряд ли ему удастся продвинуться на каком-то ином поприще…

Веселый смех, доносившийся с веранды, встретил его, когда он поднимался по ступенькам. Сэр Джордж читал, рядом на столе стоял стакан виски. На противоположном конце плетеного стола Дафни играла с Грейсоном в кости.

– Тедди… – Ее голос прозвучал радостно, по всему было видно, что она приятно возбуждена. – Иди к нам!

– Да… – Грейсон поднялся. – Иди! Не знаю, может быть, тебе удастся ее обыграть. Меня она ободрала подчистую. И потом, мне еще нужно поработать. – Он улыбнулся, выскользнув из-за стола. – Смотри, Берроуз, это такая бестия! Ужасно жульничает.

– Ничего. Тедди тоже любит жульничать. Садись, милый…

Она коснулась его рукава, и он заметил в ее взгляде такую нежность, какой раньше никогда не замечал. Опускаясь на стул, он легонько сжал ее руку и вдруг почувствовал, что на него снизошло успокоение. Он вновь ощутил себя счастливым. Теперь он увидел истину. Он прочел ее в улыбке Дафни.

– Ах ты разбойница! – нежно проговорил он. – Сейчас посмотрим, удастся ли тебе обставить меня. Не забывай, я родился с игральными костями в руках!

Глава 9

Еще накануне днем Торло поднялся на Ла-Кальдеру. Эту гору и ее глубокий кратер он знал с тех времен, когда был еще мальчишкой, и во всей южной части острова, пустынной и дикой, не нашлось бы ни одной тропки, по которой бы не ходил Торло.

Вчера, взобравшись на вершину, он не таясь обошел кратер по кругу, прекрасно понимая, что на фоне неба его фигура отчетливо видна любому, кто может оказаться на дне кратера. Он подстрелил двух перепелок, и гигантская чаша кратера дважды отозвалась громогласным эхом. Потом спустился ниже и, перейдя на южную сторону горы, снова поднялся на вершину.

Торло пробирался сквозь корявые сосны, которыми порос склон, и вскоре очутился между двух огромных валунов, лежавших на вершине обрыва высотою в четыре сотни футов. До самого заката он наблюдал за кратером сверху, но не заметил никакого движения. Дно каменной чаши, испещренное остатками оползней, кое-где поросло кустарником и редкими фиговыми деревьями. В северо-западной части кратера в небольшом водоеме, сплошь заросшем тростником, кое-где все же поблескивала вода. За озерцом он наблюдал особенно пристально. Ведь это был единственный источник воды на Ла-Кальдере, однако в течение всего дня никто так и не приблизился к нему.

Когда стемнело, Торло поел хлеба и выпил полбутылки вина.

Когда до восхода луны оставался час, он покинул свое укрытие и по краю кратера направился к северу, пока не очутился на уровне озерца. Сняв ботинки, Торло начал спускаться вниз, внутрь кратера, двигаясь легко и бесшумно, как если бы он в полной темноте пробирался по собственному дому, не задев ни одного предмета. От скалистых уступов, целый день жарившихся на солнце, веяло теплом. Над зарослями мирта кружила стайка светлячков, а в ноздри бил сухой, напоенный ароматами гор воздух.

Целых два часа лежал Торло в засаде на каменистом выступе в тридцати футах над озерцом, и наконец его терпение было вознаграждено. На противоположном берегу он уловил какое-то движение. В лунном свете, только начавшем пробиваться из-за краев кратера, над темной, зеркальной поверхностью воды он увидел человеческую фигуру, поднявшуюся от воды и зашагавшую прочь. Торло последовал за ней, ориентируясь в основном по звуку воды, плескавшейся в наполовину наполненной канистре. Пройдя пятьдесят ярдов, Торло остановился и вернулся к пруду. Тропинка, по которой пошел незнакомец, хорошо известна ему, и он хорошо знал, где она кончается: в ста ярдах отсюда, у самого подножия стены кратера, была небольшая пещера, огороженная естественным бамбуковым частоколом.