Джон Гришем - Вердикт Страница 44

— Кто был этот знакомый?

— Он был моим другом, теперь его уже нет в живых. Я обещал ему, что никогда никому не открою его имени. — Вы действительно держали в руках эту записку?

— Да, я даже скопировал ее.

— И где же эта копия?

— Она прожила недолго. На следующий день после того, как я запер ее в ящике своего рабочего стола, меня послали в командировку. Пока меня не было, кто-то влез в мой стол и выкрал несколько вещей, включая и копию докладной записки.

— Вы помните, о чем говорилось в той докладной записке?

— Очень хорошо помню. Я не мог этого забыть, поскольку много лет искал подтверждения своим подозрениям. Это был незабываемый для меня момент.

— И что же в ней было?

— Три абзаца, может быть, четыре — все очень коротко и по делу. Автор сообщал, что только что ознакомился с результатами никотиновых исследований, тайно предоставленными ему главой исследовательского отдела компании, его имя в записке не раскрывалось. Согласно этим результатам, решительно и безоговорочно можно утверждать, что никотин вызывает привыкание. Насколько я помню, к этому сводилось содержание первых двух абзацев.

— А что было в следующем?

— Автор предлагал Фрейли, чтобы компания серьезно занялась проблемой увеличения уровня никотина в сигаретах. Чем больше никотина — тем больше курильщиков, а это означает увеличение товарооборота и прибылей.

Криглер декламировал свой текст с легким налетом драматизма в голосе, и слушатели впитывали каждое его слово. Присяжные, впервые за все время процесса, следили за каждым движением свидетеля. Слово “прибыли” проплыло над залом и повисло, словно грязный смог.

Джон Райли Милтон сделал паузу, потом сказал:

— Давайте проясним один вопрос. Докладная записка была составлена каким-то лицом из другой компании и послана президенту той компании, в которой вы работали, так?

— Правильно.

— Та компания была конкурентом “Пинекса”?

— Совершенно верно.

— Каким же образом докладная записка попала в “Пинекс” в 1973 году?

— Этого я так и не узнал. Но в “Пинексе”, разумеется, знали об этих исследованиях. В сущности, к началу 70-х, если не раньше, о них знали все табакопроизводители.

— Откуда вам это известно?

— Не забывайте, что я работал в этой области тридцать лет, был занят непосредственно в производстве, встречался со множеством людей, особенно с коллегами из других компаний. Нужно заметить, что табачные компании во все времена держались вместе.

— Вы когда-нибудь пытались раздобыть другую копию докладной записки у вашего друга?

— Пытался. Но не сумел. Я не хотел бы больше говорить об этом.

Если не считать пятнадцатиминутного перерыва на кофе в половине одиннадцатого, Криглер безостановочно давал показания в течение трех часов. Это время пролетело, словно несколько минут, а то, что рассказал Криглер, самым радикальным образом изменило ход процесса. Драма бывшего служащего, проливающего свет на грязные секреты компании, была сыграна идеально. Присяжные даже забыли о своем обеденном перерыве. Адвокаты наблюдали за присяжными внимательнее обычного, а судья, похоже, записывал каждое слово свидетеля.

Репортеры проявляли несвойственную им почтительность, консультанты — несвойственное им внимание. Наблюдатели с Уолл-стрит считали минуты, когда они смогут рвануть из зала суда и, задыхаясь, позвонить в Нью-Йорк. Местные юристы, слоняющиеся вокруг зала заседаний, получили пищу для обсуждений на многие годы. Даже Лу Дэлл, сидевшая в первом ряду, отложила свое вязанье.

Фитч наблюдал за всем из просмотрового зала рядом со своим кабинетом. По расписанию Криглер должен был выступить в суде лишь в начале следующей недели, и тогда, вероятно, он вообще не смог бы там появиться. Фитч был одним из немногих оставшихся в живых людей, которые действительно видели ту докладную записку, и вынужден был признать, что Криглер описал ее весьма точно. Всем, даже Фитчу, было ясно, что свидетель говорит правду.

Одним из первых заданий Фитча, которое он получил девять лет назад, когда впервые был нанят Большой четверкой, состояло в том, чтобы выявить все имевшиеся ее копии и уничтожить их. Он все еще не закончил этой работы.

Ни Кейбл, ни какой бы то ни было другой нанятый им адвокат до сих пор записки не видели.

Вокруг признания ее существования в суде поднялась небольшая война. По правилам подобные устные описания утраченных документов в суде не допускаются. Лучшее свидетельство — это сам документ. Но, как во всем, что касается законов, существуют исключения и исключения из исключений, и Pop со своей компанией мастерски убедил судью Харкина, чтобы тот дал возможность присяжным выслушать из уст Криглера описание того, что, в сущности, являлось утраченным документом.

Перекрестный допрос Кейбла, назначенный на вторую половину дня, обещал быть жестким, но урон уже был нанесен Фитч не стал обедать, а заперся в своем кабинете.

Во время этого обеденного перерыва атмосфера в комнате присяжных заметно отличалась от обычной. Привычных разговоров о футболе и кулинарных рецептах слышно не было, стояла полная тишина. Как совещательный орган жюри после двух недель выслушивания занудных научных выкладок экспертов, которым заплатили огромные деньги, чтобы они приехали в Билокси, пребывало почти в состоянии ступора. Теперь сенсация Криглера, вывалившего напоказ пласты грязи о табачных компаниях, встряхнула их.

Они меньше ели и больше вглядывались друг в друга. Большинству из них хотелось уединиться в другой комнате со своими приятелями и заново проиграть все, что они услышали. Правильно ли они поняли то, что рассказал этот человек? Значит, те, кто делает сигареты, намеренно поддерживают уровень никотина в них, чтобы люди привыкали к табаку?!

Кое-кому это удалось. Курильщики, которых после отставки Стеллы осталось трое, если не считать Истера, покуривавшего лишь затем, чтобы проводить время в курилке с Джерри, Пуделихой и Энджел Уиз, быстренько поели и удалились. В курилке они уселись на складные стулья и, попыхивая сигаретами, уставились в открытое окно. Зная теперь, что уровень никотина в сигаретах выше, они словно бы ощущали эту дополнительную тяжесть. Но когда Николас произнес это вслух, никто не засмеялся.

Миссис Глэдис Кард и Милли Дапри в то же самое время отправились в туалет. Там они долго делали свои дела, потом минут пятнадцать мыли руки и разговаривали, глядя друг на друга в зеркало. В разгар разговора к ним присоединилась Лорин Дьюк. Опершись о сушилку, она тут же поделилась своим удивлением и возмущением по поводу деятельности табачных компаний.

Когда убрали со стола, Лонни Шейвер, сидевший через два стула от Хермана, открыл свой лэптоп. Херман тоже работал на брайлевском компьютере. Обращаясь к нему, полковник сказал:

— Вам не нужен переводчик для того, чтобы поточнее вникнуть в эти свидетельские показания?

Херман широко улыбнулся и ответил:

— Я бы сказал, что они весьма интересны. — Это было самое большее, что Херман Граймз мог позволить себе в смысле обсуждения хода процесса.

На Лонни Шейвера ничто не произвело впечатления и ничто его не удивило.

Филип Сейвелл почтительно попросил и получил от судьи Харкина разрешение часть обеденного перерыва потратить на занятия йогой под раскидистым дубом позади здания суда. Охранник проводил его к дубу. Там Сейвелл снял рубашку, туфли и носки, сел на мягкую траву и скрутился крендельком. Когда он начал подвывать, охранник ретировался на стоявшую неподалеку бетонную скамью и опустил голову, чтобы его никто не узнал.

Кейбл приветствовал Криглера так, словно они были старыми друзьями. Криглер улыбнулся и, отвергая всякую конфиденциальность, ответил:

— Добрый день, мистер Кейбл.

За семь месяцев до того Кейбл с помощниками провели три дня в офисе Рора, делая видеозаписи Криглера. Видеофильм просмотрело и изучило не менее двух дюжин юристов, множество экспертов и даже два психиатра. Криглер говорил правду, но настал момент смазать ее и запятнать. Кейбл приступал к решающему перекрестному допросу, поэтому к черту правду! Нужно дискредитировать свидетеля!

В результате многочасовых совещаний была выработана стратегия. Кейбл начал с вопроса, был ли тот сердит на своего бывшего нанимателя.

— Да, — ответил тот.

— Вы ненавидели компанию, в которой служили?

— Компания — это некий совокупный организм. Как можно ненавидеть вещь?

— А войну вы ненавидите?

— Никогда не участвовал.

— Ненавидите ли вы растление малолетних?

— Уверен, что это отвратительно, но, к счастью, никогда не имел к этому никакого отношения.

— Ненавидите ли вы насилие?

— Считаю, что это ужасно, но, опять же к счастью, Бог миловал.

— Стало быть, нет вещи, которую вы ненавидите.

— Брокколи.

Сдержанный смех донесся из разных концов зала, и Кейбл понял, что получил козырь.