Владимир Ераносян - 90 миль до рая Страница 44

– Странно, – искренне удивился кубинец. – Если летающий шлем упорхнет в небо, то Свобода останется беззащитной? Так получается? А тот, кто не способен защищаться, может снова превратиться в раба.

Адвокат удивился замечанию своего клиента, но спорить на темы, связанные с достоинствами архитектурных ансамблей и скульптурных групп, не стал. Хотя сказал после длительной паузы:

– В Америке тех, кто не может защищаться, защищают адвокаты. У нас на одного инженера или рабочего тридцать адвокатов.

– А у нас на всех один адвокат – доктор Фидель Кастро, – поставил точку Хуан Мигель.

Определенное сходство двух столиц, неуловимое, улетучивающееся подобно эфиру, безусловно, было. Возможно потому, что в Вашингтоне не строились небоскребы. И здесь тоже была набережная. Потомак – одна из широчайших американских рек. Причалы и мосты поражали своим великолепием. Набережная была хороша, так же как Молекон с его обзорным видом на океан и башню крепости Кастильо-дель-Морро у входа в Гаванский залив. Надо отдать должное янки. Они жили богато. Красиво. Во всяком случае, именно такая картина представала перед неискушенным взором. Их столицу никто даже в шутку не сравнил бы со Сталинградом, как иногда позволяли себе не церемониться в выражениях о Гаване русские туристы. На фасадах домов янки не было трещин и клякс от осыпавшейся штукатурки и не пахло помоями даже в латинском гетто Адамс-Могран, последней экскурсионной точке, проехав мимо которой мини-вэн ускорил ход, устремившись на всем газу, минуя окраины с их неприглядными трущобами, на север, в Мэриленд.

Также ли чисто в их душах, как на их улицах? Это Хуану Мигелю только предстояло узнать. Крэйг сообщил, что есть судебное предписание, позволяющее отцу разговаривать по телефону с Элианом после семи вечера без ограничений. Обрадованный Хуан Мигель подпрыгнул от восторга. Завтра он поговорит со своим мальчиком! А скоро он увезет своего любимого сынишку домой, на Кубу. Их родина ничуть не уступает Соединенным Штатам ни в красоте, ни в природе, ни в архитектуре. Просто их остров меньше и беднее, но это их остров. А он научил своего мальчика различать свое и чужое. Только бы Элиан не забыл отцовских уроков. Ему сейчас труднее всех. Он переживает потерю матери. Папа поможет ему справиться с горем…

Особняк кубинского представителя в Мэриленде был похож на маленький бастион и даже отдаленно не напоминал посольский ряд в фешенебельном вашингтонском районе, что протянулся на запад от Дюпон-серкл вдоль Массачусетс-авеню. Угрюмого кубинского представителя дублировали его хмурые сотрудники. От американцев все время ждали какого-нибудь подвоха и всегда готовились к самому худшему. А так как самым худшим считалось вторжение в дом, то сухие поленья камина круглогодично, и в зной, и в стужу, лежали в непосредственной близости от топки. Первым делом сжигается вся документация, архивы и информационная база. Программа уничтожения компьютерных данных запускалась с центрального сервера в рабочем кабинете посла, вернее представителя режима Кастро, как называли его янки, не позволившие «кастровской Кубе» открыть в США свое суверенное посольство.

– Располагайся здесь и чувствуй себя как дома, но не забывай, что ты в гостях у янки, – перефразировал русский афоризм глава Отдела интересов Кубы в США: в середине восьмидесятых он учился в Советском Союзе на журналиста и запомнил много пословиц и поговорок, которыми время от времени пользовался. Хуану Мигелю показали его комнату, и он с удовольствием отметил, что в ней был телефон.

Радость была недолгой. Уже первый разговор с сыном показал, что дальние родственники не собирались выполнять предписание о телефонных разговорах. Альфредо, племянник Ласаро, сам Ласаро и его жена Анхела, а также Делфин и Марисльезис прибегали ко всяческим ухищрениям, чтобы воспрепятствовать полноценному общению отца и сына. Еще бы – за их спиной стояла целая армия адвокатов влиятельного Орландо Канозы, гарантировавшего любую поддержку этому «героическому семейству, что приняло на себя удар кастровской машины». «Только не отступайтесь, проявите должное мужество», – без устали твердили они, подбрасывая кругленькие суммы наличными от «Кубино-Американского Фонда», «чтобы ребенок ни в чем не нуждался».

– Если не хочешь, то можешь не разговаривать, – вкрадчиво прошептала на ухо Элиану его новая мама, когда мальчик поднял трубку.

– Я хочу. Это мой папа, – ответил маленький Элиансито. Но в комнате вдруг заработал телевизор. Такой классный мультик про медведя-забияку. Ребенок разрывался между обычным детским любопытством и папиными словами о любви, о Кубе, о маленьком братике, о том, что бабушки хотят его увидеть и о скором возвращении домой.

– Тебе нравится медведь? – вклинилась в разговор Марисльезис.

Элиан восторженно закивал в знак согласия, заодно соглашаясь и с папиными словами.

Доводы взрослых не могли быть неправильными. Ведь все любили его. Все говорили, что души в нем не чают. Но как же трудно определиться мальчугану, когда любящие его люди ненавидят друг друга.

На другой день дозвониться не удалось. Телефонная линия была занята. В следующий вечер никто так и не подошел к трубке, сколько ни пытался набирать Хуан Мигель заветный номер домашнего телефона двоюродного дедушки Элиана. Спустя два дня племянник Ласаро по имени Альфредо сообщил, что Элиан принимает пищу и не к чему его отвлекать. Да, если мальчик не кушал и не был в школе, то он обязательно спал.

– Элиан очень устал, ему пора спать…

– Элиан пошел проведывать Марисльезис в больницу…

– Элиансито нет дома, он в церкви…

– Он на экскурсии в майамском парке дикой природы…

– Я же сказал, Элиансито уже лег спать, ты же не хочешь, чтобы мы его разбудили?! – хитрил Делфин.

– Да, но сейчас только семь часов, – возмутился было Хуан Мигель.

– Звони завтра, – хладнокровно отрезал Делфин. Назавтра Хуан Мигель позвонил в шесть тридцать. Раз Элиансито укладывают так рано, мальчик мог к этому привыкнуть.

– Тебе не разрешено звонить до семи вечера, – дерзко отчитал его Делфин. – Ты можешь звонить только после семи, и на разговор тебе отводится двадцать минут. Так черным по белому записано в судебном предписании.

– Мне об этом ничего не известно, – откровенно признался Хуан Мигель.

– Теперь ты знаешь, – высокомерно заявил Делфин.

– Хорошо, сейчас пять минут восьмого.

– Мальчик плохо себя чувствует. Ему сделали укол и уложили баиньки, – ехидно проинформировал родственник.

– Что за укол? – У отца замерло дыхание.

– Мне почем знать, это дела медиков. Что-то успокоительное, – разоткровенничался Делфин.

– Ты мне должен сказать, что за инъекцию ввели моему сыну! – раздраженно потребовал Хуан Мигель.

– Не надо мной помыкать! – разъярился в ответ Делфин. – Вы с команданте качайте права на Кубе! Мы живем в свободной стране! – бросил он напоследок, и в трубке послышались короткие гудки.

– Они пичкают его какими-то лекарствами, – Хуан Мигель обратился за помощью к главе кубинской дипмиссии. – Они говорят, что мне позволено разговаривать с Элиансито только двадцать минут в день, на деле у меня и у бабушек Элиана нет даже этих двадцати минут. Я не знаю, что с ним. Я должен поехать в Майами, чтобы увидеть своего сына.

– Ты не можешь этого сделать, – угрюмо возразил представитель. – Твоя жизнь в опасности, несмотря на то что госдепартамент и приставил к нашему особняку полицейских и федеральных агентов. Пойми ты, наконец, гусанос выгодна твоя смерть – они скажут, что ты хотел попросить политического убежища и был за это убит кубинскими спецагентами. Так они скажут. Ты должен терпеливо ждать, кубинское правительство делает все возможное для воссоединения твоей семьи.

В семь часов вечера следующего дня Хуан Мигель твердо довел до ушей Делфина:

– В госдепартаменте и службе миграции ничего не слышали об ограничениях телефонных разговоров во времени.

– Как же ты достал! Мальчик купается, понимаешь? Здесь цивилизация. Люди моются каждый день, чтобы быть чистыми, – театрально иронизировал Делфин. – Я больше не могу с ним разговаривать, хочешь с ним пообщаться, Альфредо?

К трубке подошел племянник Ласаро.

– Да, я слушаю.

– Я бы хотел пообщаться с Элиансито, – не отступал отец.

– А с кем я имею честь разговаривать? – под всеобщий одобрительный хохот продекларировал Альфредо.

– С человеком! – заорал Хуан Мигель, не в силах сдерживать слезы. – С человеком, приходящимся Элиану родным отцом. Не бог весть кем, просто отцом! Дайте мне поговорить с сыном, ублюдки! Позовите его! Я не желаю общаться с вами, я хочу слышать своего Элиана!

– Папа! Что ты кричишь? – прервал его детский голосок.