Нельсон Демилль - В никуда Страница 44

Она покачала головой:

– Консульство еще не получило статус официальной миссии и не имеет права выдавать паспорта. И не получит еще с полгода. Так что без паспорта и визы вы далеко не уедете.

– Но если я окажусь в американском посольстве в Ханое, это уже станет их проблемой.

– Пол, не усложняйте ситуацию. Сходите завтра утром к полковнику Мангу.

– Договорились. А теперь расскажите мне об иммиграционной полиции. Кто такие эти придурки?

– Их объект – иностранцы. Здешняя полиция организована КГБ в тот период, когда здесь находились русские. И по подобию КГБ. В ней шесть отделов: от А до F. А – госбезопасность, нечто вроде нашего ЦРУ. В – внутренняя полиция, как у нас ФБР. С – иммиграционная. D, Е и F соответственно муниципальная, областная и пограничная. Иммиграционная полиция, как правило, имеет дело с нарушениями паспортно-визового режима. Так что по ее поводу я бы особенно не тревожилась.

– Понятно. – А про себя я подумал: скорее всего наш полковник Манг из отделов А или В, но работает под крышей С. Обычная история. Но почему госпожа Уэбер так подкована в вопросах местной безопасности? Хотя не исключено, что в этих делах соображают все иностранцы.

Время подходило к одиннадцати.

– Мне, пожалуй, пора, – сказал я. – Завтра рано подниматься. – И попросил счет, но Сьюзан настояла, что расплатится кредитной карточкой своей компании. Против этого я не стал возражать.

Она что-то написала на корешке счета и подняла на меня глаза.

– Вот так: "Пол Бреннер, инвестиции в рыбную консервную промышленность и опасные для жизни предприятия". – И положила корешок в сумочку.

Мы поднялись и вышли на улицу.

– Я вас провожу, – предложил я.

– Спасибо. Я как раз собиралась показать вам одно последнее местечко. По дороге, в двух кварталах отсюда. Выпьем на сон грядущий, и к двенадцати будете в гостинице.

Последние слова мне особенно понравились, и я ответил:

– Отлично.

– Если только не предпочитаете посетить "Манки-бар".

– Лучше уж выпью по последней с вами.

– Прекрасный выбор.

Мы миновали несколько кварталов на тихой, не слишком освещенной улице. В ее конце стояло большое здание, на котором полыхала неоновая надпись "Апокалипсис сегодня"[44]. Я решил, что мне померещилось, но Сьюзан сказала:

– Нам туда. Слышали об этом местечке?

– Видел фильм. А еще раньше пережил такое кино.

– Неужели? А мне показалось, вы сказали, что служили поваром.

– Не служил.

– Я так и решила.

– И полковник Манг тоже, – буркнул я.

– Вы ему наплели, что были поваром?

– Все лучше, чем признаться, что служил боевым пехотинцем. Он мог еще подумать, что я укокошил кого-нибудь из его родственников.

– А вы кого-нибудь убили?

Я не ответил, а вместо этого сказал:

– В фильме показана Первая воздушно-кавалерийская дивизия. Моя часть.

– Правда? Я смотрела фильм. Вертолеты, ракеты, пулеметы. Атака под музыку "Полета валькирий". Нереально. Вы этим тоже занимались?

– Да. Правда, "Полета валькирий" не припоминаю. Но кавалерийские сигналы к атаке пускали через динамики.

– Безумие.

– Еще бы.

Мы подошли ко входу – низенькому желтому домику, у которого слонялось несколько улыбающихся велорикш.

– Часто сюда захаживаете? – спросил я у Сьюзан.

– Да нет, – рассмеялась она. – Только с гостями. Родителей приводила. Их как-то очень уж поразило.

Дверь перед нами открыл белый, и мы вступили в "Апокалипсис сегодня". Первое, что бросилось мне в глаза, было облако дыма, словно кто-то зажег дюжину дымовых шашек, чтобы обозначить район высадки в джунглях. Но оказалось, что это всего-навсего сигаретный дым. Внутри стоял рев – оркестрик из четырех вьетнамцев играл Джимми Хендрикса[45]. У левой стены расположилось нечто вроде блокпоста – мешки с песком и колючая проволока. А на самой стене висел постер из фильма, давшего название сему заведению. Сьюзан сообщила мне, что он подписан Мартином Шином[46] – можно подойти и в этом убедиться. Я не захотел.

Потолочные вентиляторы напоминали вертолетные лопасти, а круглые светильники, словно кровь, запятнали красные брызги.

Мы подошли к длинной стойке, у которой толпились белые и чернокожие среднего возраста явно с военным прошлым. И у меня возникло ощущение deja vu. Американцы снова бродили по Сайгону.

Я заказал две бутылки "Сан-Мигеля", и бармен-американец спросил меня:

– Откуда ты, приятель?

– Из Австралии.

– А говоришь, как янки.

– Стараюсь подделаться.

Мы устроились со Сьюзан за стойкой. Все заведение окутывал густой сигарный и сигаретный дым.

– Ты сегодня один, рядовой? – пошутила Сьюзан и тоже закурила.

– С девушкой, – отозвался я на ее шутку.

– И где же она? Упорхнула с генералом – неверная? Давай-ка я останусь с тобой. Хорошо проведешь время. Я девчонка что надо. Не пожалеешь.

Я не знал, как себя вести: забавляться или психануть. И спросил:

– А что такая девчонка, как ты, делает в этом месте?

– Зарабатываю деньги на Гарвард, – улыбнулась она.

Я переменил тему:

– Полная противоположность Замороженному миру.

– Мир увольнительной. Это вас оскорбляет?

– Мне кажется, когда из войны делают банальность, это всегда оскорбляет.

– Хотите уйти?

– Сначала допьем пиво. Когда здесь откроют огонь?

Но уйти оказалось нелегко. Рядом с нами сидели четыре пары среднего возраста, и у нас завязался разговор. Мужчины, бывшие военные летчики, теперь привезли своих жен показать места, где когда-то служили. Вполне нормальные ребята, и мы немного потрепались. Они базировались в Дананге, Чулае и на авиабазе Фубай в Хюэ. А бомбили цели вдоль всей демилитаризованной зоны – такие ставили перед ними задачи.

Они даже не поинтересовались, ветеран я или нет, а сразу спросили, где служил.

– В шестьдесят восьмом – в Первой воздушно-кавалерийской в Куангчи, – ответил я.

– Серьезно? – встрепенулся один из них. – А мы, ребята, для вас вышибали из косоглазых душу.

– Помню.

– Собираешься в глубинку?

– Мне кажется, мы там уже побывали.

Все хмыкнули, а один из них заметил:

– Здесь как-то нереально.

– Абсолютно, – согласился я.

Их жены не очень интересовались войной, но как только узнали, что Сьюзан живет в Сайгоне, тут же насели на нее. Пять дам болтали о магазинах и ресторанах, а пять мужиков, и я в том числе, до посинения рассказывали военные истории. Они интересовались жизнью пехотинца, каждой кровавой деталью. А я чувствовал себя обязанным поддерживать разговор, отчасти от того, что они заказали мне пиво, а отчасти по причине обуревавшей их, да и меня тоже, ностальгии. Дома я не касался этих вещей, а здесь, слегка подвыпивши, прорвало.

Они говорили о самонаводящихся ракетах "земля – воздух", о зенитном огне и о том, как поливали напалмом все, что двигалось на земле. А для наглядности демонстрировали это на пустых пивных бутылках, и я внезапно понял, что рассуждения этих ребят о войне лишены какого-либо морального или этического содержания, а региональные конфликты они рассматривают как цепочку технических и логистических проблем, которые надо решать. Меня увлекли рассказами о бомбометании и ракетном огне, что само по себе пугало. Не это должно трогать сердце такого старого воина, как я. Это был опять 1968 год.

Подошла и миновала полночь. Оркестр играл мелодию "Дорз"[47], и я почувствовал, как меня покидает ощущение реальности и хронологии.

Как только музыканты прерывались на несколько минут, динамик разражался кавалерийским сигналом к атаке, а затем следовал вагнеровский "Полет валькирий".

Потом снова вступал оркестр и звучала "Планета Голливуд".

Как-то в разговоре мы коснулись мест, куда собирались и которые уже видели.

– Вам над съездить посмотреть тоннели Кучи, – предложил я.

– Да? А что там такое?

– Огромные тоннели, как для поезда, в которых у вьетконговцев находились госпитали, ночлежки, склады и кухни. Туда въезжаешь на электрокарах для гольфа – потрясающая экскурсия. А потом, если пожелаете, вам накроют стол в столовой северян. Еще там есть лавки, где продают шелк, так что женщинам тоже понравится. – Сам не понимаю, зачем я это сказал.

Ребята все аккуратно записали.

Четыре летчика запоздало поняли, что моя Первая воздушно-кавалерийская дивизия и та, что показана в фильме, – одно и то же. И за это мы выпили еще по кругу. И по новому кругу начали военные рассказы. А когда боеприпасы иссякли, один из них спросил: