Джеффри Дивер - Танцор у гроба Страница 45

Криминалист, Селитто, Сакс и Купер скрупулезно изучали план коммуникаций метрополитена, бесцеремонно приклеенный скотчем к стене. Взгляд Райма скользил по разноцветным полосам, изображающим различные линии: синим для Восьмой авеню, зеленым для Лексингтон-авеню, красным для Бродвея. С запутанной подземной системой у криминалиста были особые отношения. Именно в строящейся шахте подземки расколовшийся дубовый брус упал ему на спину в тот самый момент, когда он, сказав: «Ага!», склонился над трупом, чтобы поднять с него ниточку, похожую на золотистый ангельский волосок.

Но и до несчастного случая криминалистический отдел полиции Нью-Йорка уделял много внимания метрополитену. В свое время Райм прилежно изучал систему подземных тоннелей: поскольку они проходили через самые различные типы грунтов, поскольку за долгие годы менялись типы строительных материалов, на основании одних только микроскопических частиц, обнаруженных на одежде и обуви подозреваемого, можно было привязать его к какой-то конкретной линии метро, а то и к району или даже к станции. Райм собирал образцы почв и других материалов из метро в течение многих лет: самые древние из них относились к прошлому веку. (Именно в конце 60-х годов XIX века Альфред Бич, издатель «Нью-Йорк Сан» и «Сайнтифик Америкэн», решил применить принцип пересылки почты через тонкие трубы к транспортировке людей через трубы большого диаметра.)

Приказав компьютеру набрать номер телефона, Райм через минуту уже говорил с Сэмом Ходдлстоном, начальником транспортной полиции Нью-Йорка. Ходдлстон знал Райма еще по прежним временам. По непродолжительному молчанию, последовавшему за тем, как криминалист представился, он определил работу мысли: Ходдлстон, как и большинство его бывших коллег, еще не знал, что Райм буквально воскрес из мертвых.

— Быть может, стоит обесточить какие-то линии? — предложил Ходдлстон, когда Райм вкратце рассказал ему про Танцора и его спутника. — Отправить поисковые отряды?

Услышав его вопрос, Селитто покачал головой.

Райм согласился.

— Нет, нам нельзя выдавать себя. В любом случае, на наш взгляд, они находятся в заброшенной части.

— Недействующих станций не так уж и много, — сказал Ходдлстон. — Но под землей сотни пустынных тупиков, служебных тоннелей, шахт. Слушай, Линкольн, как твои дела? До меня...

— Замечательно, Сэм, просто замечательно, — как всегда быстро уклонился от вопроса о здоровье Райм. — Мы тут поговорили, и на наш взгляд, эти ребята будут предпочитать ходить пешком. Постараются держаться подальше от поездов. Так что мы считаем, они в Манхэттене. У нас перед глазами план, но мы хотим, чтобы ты помог нам сузить круг поисков.

— Помогу чем смогу, — ответил начальник транспортной полиции. Райм никак не мог вспомнить, как он выглядит. Судя по голосу, Ходдлстон был атлетически сложенным крепышом, но с другой стороны, и самого Райма человек, не видящий его искалеченного тела, мог бы принять за олимпийского чемпиона.

Криминалист осмотрел перечень улик, обнаруженных Амелией в подвале административного здания, оставленных спутником Танцора.

— В почве высокое содержание влаги, — сказал он Ходдлстону. — В ней присутствуют полевой шпат и кварцевый песок.

— Помнится, Линкольн, ты всегда обожал копаться в грязи.

— Это очень полезное занятие, — согласился Райм. — Каменистых пород очень мало; известняк и слюдяной сланец Манхэттена полностью отсутствует. Так что мы смотрим на южную оконечность острова. А судя по количеству частиц старого дерева, на район канала.

К северу от двадцать седьмой улицы каменистые породы выходят к самой поверхности. На юге же Манхэттена почвы песчаные и глинистые, и очень сырые. При прокладке тоннелей через песчаные линзы, распространенные в районе канала их постоянно заливало грунтовыми водами. Дважды в день работы приходилось прекращать, чтобы откачать воду. Стены укрепляли деревянными сваями, с годами сгнившими и смешавшимися с землей.

Ответ Ходдлстона был не слишком оптимистичным. Хотя сведения, предоставленные Раймом, и сужали район поисков, в нем оставались десятки служебных тоннелей, переходных платформ и самих станций, закрытых уже многие десятилетия. Некоторые из них, законсервированные и забытые, были известны не больше подземных гробниц египетских фараонов. Через много лет после смерти Альфреда Бича строители, прокладывавшие новую линию, проломили стену и обнаружили часть старого тоннеля, давно заброшенного, и зал ожидания с настенными панно, роялем и аквариумом.

— Существует ли вероятность, что этот бродяга просто спит на действующих станциях или в ответвлении от тоннеля? — спросил Ходдлстон.

Селитто покачал головой.

— Вряд ли. Мы имеем дело с наркоманом. Он наверняка трясется за свой притон.

Райм сообщил о мозаичных плитках.

— Линкольн, невозможно определить, откуда они. Осыпавшиеся плитки постоянно меняют, так что пыль и осадок можно найти повсюду. Ваш парень мог подцепить их где угодно.

— И все-таки назови цифру, — настаивал Райм. — Сколько таких мест, где надо искать?

— Ну, двадцать, — послышался решительный голос Ходдлстона. — Может быть, чуть поменьше.

— Ого, — пробормотал Райм. — Что ж, высылай нам по факсу список наиболее вероятных.

— Хорошо. Когда он тебе будет нужен? — но прежде чем Райм успел что-то сказать, Ходдлстон поправился: — Извини, Линкольн. Я помню тебя по старым делам. Список был нужен тебе еще вчера.

— На прошлой неделе, — буркнул Райм, недовольный тем, что Ходдлстон шутит вместо того, чтобы писать.

Через пять минут зажужжал факс. Том показал Райму вылезший из аппарата лист бумаги. На нем были перечислены пятнадцать наиболее вероятных мест.

— Ну, Сакс, за работу.

Молодая женщина кивнула. Селитто связался с отрядами Хауманна и Деллрея.

— Амелия, ты будешь держаться сзади, хорошо? — выразительно добавил Райм. — Ты должна только осматривать место преступления, помнишь? Только осматриваешь место преступления.

На бордюрном камне в центральной части Манхэттена сидел Леон-Зазывала. Рядом с ним примостился Медвежонок, прозванный так потому, что всегда катал перед собой тележку с плюшевыми игрушками, предположительно, предназначенными на продажу, хотя только шизофреник купил бы своему ребенку одного из этих истрепанных жалких зверьков.

Леон и Медвежонок жили вместе, то есть делили между собой улицу на окраине Китайского квартала, перебиваясь сдачей пустых бутылок, попрошайничеством и мелким безобидным воровством.

— Точно говорю, он умирает, — сказал Леон.

— Не-е, ему приснился кошмар, — ответил Медвежонок, покачивая тележку так, словно хотел убаюкать сидящие в ней игрушки.

— Надо бы не пожалеть гривенник и вызвать скорую помощь.

Леон и Медвежонок смотрели на противоположный тротуар. Там лежал еще один бездомный, черный болезненного вида, с озлобленным дергающимся лицом без сознания. Одет он был в лохмотья.

— Надо бы кого-нибудь позвать.

— Давай взглянем поближе.

Пугливые словно мыши, приятели перешли улицу.

Негр был страшно исхудавшим, скорее всего, болен СПИДом, из чего следовало, что он, по всей видимости, наркоман, и ужасно грязным. Даже Леон и Медвежонок время от времени мылись в фонтане в сквере Вашингтона или в пруду в Центральном парке, распугивая черепах. На черном были драные джинсы, заскорузлые носки и рваная грязная куртка с надписью «Мюзикл „Кошки“». Обуви у него не было.

Приятели долго и внимательно разглядывали лежащего на тротуаре. Наконец Леон осторожно прикоснулся к его ноге, и тот, вздрогнув, очнулся и сел, осоловело оглядываясь вокруг.

— Ты кто, мать твою?

— Эй, парень, ты как?

Приятели боязливо отступили назад. Незнакомец, поежившись, схватился за живот, разражаясь приступом кашля.

— Знаешь, какой-то он злой, мать его, — шепнул Леон. — Вовсе и не больной.

— Да ну его. Пошли отсюда.

Медвежонку захотелось вернуться к своей тележке с игрушками.

— Помогите, — пробормотал оборванец. — Мне плохо.

— Там за углом больница.

— Какая к черту больницей. -«Кошки» рявкнул так, словно его оскорбили.

Значит, у него нелады с законом. Раз человек, которому стало плохо на улице, отказывается обращаться в больницу, У него серьезные проблемы с законом. Вполне возможно, «Кошек» разыскивает полиция. Да от этого типа надо ждать одних неприятностей.

— Мне нужно лекарство. У вас есть? Я заплачу. У меня есть деньги.

Приятели ни за что бы не поверили в это, если бы «Кошки» не был собирателем пустых банок. Причем чертовски везучим, как они смогли заметить. Рядом с ним валялась огромная сумка, набитая жестянками из-под пива и воды. Леон с завистью посмотрел на нее. Нужно не меньше двух дней, чтобы столько насобирать. Это добро стоит долларов тридцать-сорок.