Дин Кунц - Казино смерти Страница 45

Кали всегда изображают обнаженной, бесстыдной. Частенько костлявой и высокой. Из открытого рта торчит длинный язык, видны два клыка. Ее красота — красота ужаса, которая тем не менее привлекательна.

Каждые два этажа в желоб вливались горизонтальные короба. В местах пересечений мне приходилось перебираться с одной лестницы на другую. Для перехода я использовал нейлоновую веревку. Массивные узлы служили достаточно надежной опорой для ног.

Во всяком случае, мне удавалось перебираться с лестницы на веревку и обратно, несмотря на головокружение и подкатывающую тошноту.

Я подумал, что услышал внизу какое-то движение. Замер, потом сказал себе, что шум этот — эхо моего дыхания, и продолжил спуск.

Нарисованные краской на стене номера показывали, мимо какого этажа я спускаюсь, даже если к желобу не подходил горизонтальный короб. Когда я добрался до второго этажа, моя нога попала во что-то мокрое и холодное.

Вот тут я решился направить луч фонаря вниз и увидел, что нижняя часть желоба заполнена черной водой, на поверхности которой плавает мусор. По этому желобу спуск для меня закончился.

Я поднялся к коробу между вторым и третьим этажом и покинул вертикальную шахту.

Если крысы существовали на этом уровне, то они погибли не потому, что задохнулись, а в яростных языках пламени, которые не оставили после себя даже костей. Здесь пожар бушевал с такой силой, что все поверхности покрывала абсолютно черная сажа, которая поглощала идущий от фонаря свет и ничего не отражала.

То, что когда-то было оборудованием, обеспечивающим подачу воды и воздуха нужной температуры, превратилось в оплавленные глыбы металла. И, как я указал выше, все покрывала сажа, толщина слоя которой кое-где доходила до дюйма, не порошкообразная, не сухая, а вязкая, жирная на ощупь.

Передвижение по этому лабиринту оказалось крайне опасным. Кое-где пол наклонялся: жар был столь силен, что плавился и выгорал бетон.

Воздух здесь пах еще хуже, чем в вертикальном желобе, чем-то мерзким, горьким, и еще казалось, что он разреженный, как на большой высоте. Жирность сажи намекала на исходный продукт, после сгорания которого она образовалась, и, чтобы не думать об этом, я пытался представить себе игуанозавров, но перед мысленным взором появлялась Датура, Датура с ожерельем из человеческих черепов на шее.

Я передвигался где согнувшись, где на четвереньках, иногда ползком, следуя проходам в лабиринте сожженного металла, и думал об Орфее в аду.

Согласно греческому мифу, Орфей спускается в ад, чтобы найти Эвридику, свою жену, которая ушла туда после смерти. Он очаровывает Аида и получает разрешение забрать ее.

Я, однако, не мог стать Орфеем, потому что Сторми Ллевеллин, моя Эвридика, отправилась не в ад, а в куда лучшее место, которое заслужила. Если здесь был ад и я пришел сюда со спасательной миссией, тогда спасти я пытался не чью-то еще, а собственную душу.

Я уже начал приходить к печальному выводу, что люк между коробом и вторым этажом отеля залило расплавленным металлом, когда едва не провалился в дыру в полу. Направил в дыру луч фонаря и увидел остовы полок, вероятно, находившихся в таком же чулане, как и на двенадцатом этаже.

Крышка и лестница превратились в золу. Облегченно выдохнув, я прыгнул вниз, приземлился на ноги, пошатнулся, но устоял.

Вышел в коридор. От стены, кстати, осталась лишь согнутая арматура. Находясь на втором этаже, я мог покинуть отель и без лестниц, которые, безусловно, охраняли Датура и Андре, скажем, выпрыгнув в окно.

Прежде всего луч моего фонаря упал на следы, вроде бы ничем не отличающиеся от тех, что я увидел, когда вошел в «Панаминт». Те самые, что заставили меня подумать о саблезубом тигре.

Потом луч высветил человеческие следы, а вот они привели к Датуре, которая включила свой фонарик в тот самый момент, когда мой нашел ее.

Глава 51

«Какая сука», — подумал я, вне себя от злости.

— Привет, друг мой, — улыбнулась Датура. Фонарь она держала в одной руке, пистолет — в другой.

— Я стояла у северной лестницы, выпила немного вина, расслабилась в ожидании, когда же почувствую твою силу, ты понимаешь, твою силу, притягивающую меня, как и рассказывал Дэнни-Урод.

— Не надо ничего говорить, — взмолился я. — Просто пристрелите меня.

Датура продолжила, пропустив мои слова мимо ушей:

— Я заскучала. Такое со мной случается очень часто. Ранее заметила большие кошачьи следы на золе и пыли у подножия лестницы. Были они и на ступенях. Вот я и решила пойти по ним.

В этой части отеля огонь бушевал с особой яростью. Большинство стен между коридором и номерами выгорело, оставив широкие пространства. Потолок поддерживался стальными опорами, ранее скрытыми бетоном. Годами пыль оседала и оседала на полу, покрывая его ровным ковром, по которому недавно и прошелся мой саблезубый тигр.

— Зверь тут бродил долго. Я так увлеклась кругами, которые он описывал, что совершенно забыла про тебя. Совершенно забыла. И только когда услышала, как ты шебуршишься где-то неподалеку, выключила свой фонарь. Это круто, друг мой. Я думала, что иду за кошкой, а меня потянуло к тебе, хотя я этого совершенно не ожидала. Ты — очень странный тип, знаешь ли.

— Знаю, — признал я.

— Это действительно кошка или следы оставил фантом, которого ты использовал, чтобы привести меня сюда?

— Это действительно кошка, — заверил ее я.

Я страшно устал. И перепачкался, как трубочист. Мне хотелось с этим покончить, вернуться домой, принять ванну.

Нас разделяли двенадцать футов. Будь расстояние на несколько футов меньше, я бы попытался прыгнуть на нее, сбить с ног, отобрать пистолет.

Если бы я мог сделать так, чтобы она продолжала говорить, как знать, может, и представилась бы возможность поменяться ролями. С другой стороны, для того, чтобы она говорила и говорила, от меня ничего и не требовалось.

— Я знаю одного принца из Нигерии, который заявлял, что он — исангома и может после полуночи превращаться в пантеру.

— Почему не после десяти вечера?

— Не думаю, что он вообще мог превращаться. Скорее он лгал, потому что хотел со мной трахнуться.

— Насчет меня можете не волноваться. Я не захочу.

— Должно быть, это была фантомная кошка. С чего настоящей заходить в эту вонючую помойку?

— У западной вершины Килиманджаро, на высоте примерно девятнадцати тысяч футов, лежит иссохший, мерзлый труп леопарда.

— Гора в Африке?

— «Что понадобилось леопарду на такой высоте, никто объяснить не может», — процитировал я.

Она нахмурилась.

— Не понимаю. В чем тайна? Злобный, тупой леопард, он может пойти куда угодно.

— Это строчка из «Снегов Килиманджаро».

Рука с пистолетом дернулась, выражая нетерпение Датуры.

— Рассказ Эрнеста Хемингуэя, — объяснил я.

— Парня, который продает мебель? Какое отношение имеет Хемингуэй ко всему этому?

Я пожал плечами.

— У меня есть друг, которому очень нравятся мои литературные аллюзии. Он думает, что я мог бы стать писателем.

— Вы — геи или как? — спросила Датура.

— Нет. Он невероятно толстый, а у меня сверхъестественные способности, вот и все.

— Дорогой мой, иногда в твоих словах так мало смысла. Ты убил Роберта?

За исключением двух мечей света, которыми мы светили друг мимо друга, второй этаж прятался в темноте. Пока я спускался по вертикальному желобу, а потом пробирался по горизонтальному коробу, дождь вымыл последние остатки света зимнего дня.

Смерти я не боялся, но очень уж не хотелось умереть в этой огромной, закопченной пещере.

— Ты убил Роберта? — повторила она.

— Он упал с балкона.

— Да, после того, как ты его застрелил. — По голосу не чувствовалось, что она расстроена. Собственно, она разглядывала меня с расчетливостью паучихи «черная вдова», прикидывающей, гожусь ли я ей в пару. — Ты очень ловко все скрываешь, но ведь ты, как ни крути, мундунугу.

— С Робертом было что-то не так.

Она нахмурилась.

— Я не знаю, о чем ты. Мои парни не всегда остаются со мной так долго, как мне хотелось бы.

— Не всегда?

— За исключением Андре. Он — настоящий бык, мой Андре.

— Я думал, он конь. Cheval Андре.

— Жеребец до мозга костей, — подтвердила она. — А где Дэнни-Урод? Верни мне его. Такая забавная маленькая обезьянка.

— Я перерезал ему горло и сбросил в лифтовую шахту.

Мои слова возбудили ее. Ноздри раздулись, на грациозной шее запульсировала жилка.

— Почему ты это сделал?

— Он предал меня. Рассказал тебе мои секреты.

Датура облизала губы, словно только что покончила со вкусным десертом.

— Ты такой же многослойный, как лук, дорогой мой.

Я уже решил сыграть с ней в игру мы-одного-поля-ягоды-так-чего-нам-не-объединить-усилия, когда возникла другая возможность.