Марк Вайнгартнер - Месть Крестного отца Страница 45

По крайней мере, так писалось в диссертации Кэти.

Франческа передала тетушке творожную начинку для мани-котти и принялась за салат. Конни начала собирать ракушки. Они готовили молча. Домашние дела вообще не обсуждались: придет ли уборщица, все ли вещи забрали из химчистки. Ничего. Хотя поговорить было о чем. Франческа думала, у каждого в семье есть список проблем, новых и давно наболевших вопросов, однако между родственниками царило негласное соглашение не поднимать полсотни самых важных тем. Правда, когда вскипали страсти, дозволялся «захват» (маленький Санни любил смотреть рестлинг по телевизору, и выражения с экрана сидели у Франчески в подсознании). Задеть за живое могли кого угодно. А что тут поделаешь? Ничего. Порой и ее пламя недовольства обжигало близких. В конце концов, все были квиты. Боль накатывала из ниоткуда, и история каждого заканчивалась именно болью. Как поется в той ковбойской песне, что любил дядя Фредо? «Как ни старайся, на тот свет живым не попадешь». Племянницы и племянники заходились смехом от этой фразы. Фредо пел забавным йодлем. Накал тогдашнего веселья равен степени нынешней тоски. Об этом тоже никто не говорил. О Фредо. В списке запрещенных тем он стоял первым.

Длинный нож давил помидоры, а не нарезал их, и Франческа полезла за точильным камнем. Конни болтала о том, как разочарована в фильме, просмотренном прошлым вечером, а Франческе он понравился, за исключением джазового сопровождения и Джонни Фонтейна в трико. Он был тоже неповзрослевшим мужчиной, но по-другому, по крайней мере для Франчески, считавшей его воплощением мужественности, публичным носителем задумки природы. Однако его игривая юношеская жилка, студенческие шутки, похождения по клубам и гулянки такого размаха, словно Джонни — подросток, который боится пропустить забавы для взрослых, если ляжет спать, — все это словно делало Фонтейна моложе. Они с Франческой встречались дважды, украдкой, обсудить дела: один раз за обедом, второй — в ресторане «Хэл Митчеле» на Пятьдесят четвертой улице, в кабинке с красными шторами. Говорили о создании фонда в память его лучшего друга, певца и актера Нино Валенти. Встречи не были тайной, но в семье не упоминались. А что тут говорить? Если Джонни пригласит ее в Калифорнию, чтобы увидеться в третий раз, согласится ли Франческа? Они ведь даже не целовались, не считая чмоканья в щечку и ручку.

Франческа точила нож.

Конни с душераздирающей серьезностью анализировала неожиданный конец фильма. Как, вопрошала она, герой, сыгранный Уайтом-младшим, мог оказаться законным королем Англии?

Пожалуйста, открой свой сборник церковных гимнов на теме пятьдесят один. Теперь продолжай листать страницы.

— Он единственный не белокожий во всем фильме, — распиналась Конни, — и мы должны поверить, что он король? Король старой доброй Англии? Король Мулиган Первый? Честно говоря, такое даже в комедии представить сложно.

— Гм… — произнесла Франческа. Трепет обуял ее еще сильней. — Да уж.

— Что касается Джонни, Майкл говорит, слухи о нем — правда.

Страх сжал Франческе горло.

— Что за слухи? — спросила она и почувствовала, как краснеет.

— А ты не читала в газетах? — удивилась Конни. — Он задумал сыграть Христофора Колумба. В фильме «Открытие Америки». Продюсер тоже он. Очевидно, ведет переговоры со студиями. Будет уйма крупных звезд, широкий экран и тому подобное. Режиссером пригласят Серджио Леоне, музыку напишет Морриконе или Нино Рота, хотя поговаривают о Манчини. В «Скрин тэтлер» вышла статья, будто съемки пройдут в Италии, где построят точные копии трех кораблей.

— Всех трех? — переспросила Франческа, провела ножом последний раз по точильному камню, вытерла его и продолжила нарезать овощи.

Сердцем, нутром Франческа чувствовала, куда ведут все проблемы в семье: к ней. Она ни с кем об этом не говорила, но мысли постоянно вертелись в голове. Она убила мужа. Вышла из себя, продемонстрировала ярость — семейную черту, наследие отца — и убила мужа в собственной спортивной машине. Ей невыносимо хотелось исповедаться и получить прощение от смертного греха, но смысла нет: Франческа не жалела о содеянном. Билли предал ее. Он собирался пойти против клана, он заставлял ее страдать, проводя ночи с женщиной, которая обхаживала его со времен обучения в юридической школе (что тщательно скрывалось). Естественно, эту потаскуху обвинили в убийстве. Справедливость восторжествовала. Приятно было расквитаться с ними. Стыдно признаться — в кровь выплеснулся адреналин, душа испытала облегчение: нечестно было бы забыть об этом. С другой стороны, Франческа не зверь. Ее раздирали угрызения совести. Они убила мужа и гнила бы сейчас в тюрьме, если бы семья не позаботилась о ней. Малыш Санни, свет жизни, воспитывался бы без матери. Представить больно. Однако теперь, когда вокруг Тома Хейгена творилось непредсказуемое, становилось ясно, что ей еще придется поплатиться за содеянное, и, вероятно, скоро.

Слава богу, у нее есть сестра-близнец. Кэти понимает все без слов. Жаль тех в семье, у кого нет столь родственной души. Жаль всех, ведь только у тетушки Конни мог появиться брат-близнец, но умер в утробе. Бедная Конни была окружена смертью еще до рождения. Что она испытывает по этому поводу? Никто не знает. По совести говоря, она не одна такая. Все молчат. Франческа узнала о погибшем близнеце несколько месяцев назад, на Рождество, когда приехал крестный отец Конни, Оззи Альтобелло, загостил дольше обычного, выпил сверх меры, сел в углу и плаксивым тоном рассказал все Кэти и Франческе, приведя их в ужас. На следующий день об этом спросили у Конни, но та ушла от ответа. Поинтересовались у дяди, и Майкл подтвердил факт, хотя перевел разговор в другое русло с такой же быстротой. Сорок один год прошел, а тема так и не покинула список запрещенных. Никогда не упоминали и о скончавшемся ребенке Франчески: маленькая Кармелла появилась на свет раньше срока и прожила один день.

Во дворе Санни заходился смехом и кричал: «Гол!»

— Знаешь, если зажать в зубах спичку, — Конни ткнула в коробок на плите, — глаза не так слезятся от лука.

Франческа отошла от стола, повернула голову и вытерла щеку тыльной стороной ладони.

— Все дело в сере на кончике спички, — пояснила Конни.

Она говорила это уже тысячу раз. Франческа продолжила нарезать лук.

— Попробуй, — не унималась тетушка. — Зачем страдать, когда в том нет надобности?

Франческа вздохнула.

— Что с тобой? — спросила Конни.

— В этом доме нельзя вздохнуть?

— Если ты просто вздохнула, пожалуйста. Мне показалось, у тебя получилось слишком тяжело.

Вот еще одна семейная особенность. Никто не желает с тобой разговаривать по душам, а затем начинают вдруг пытать.

Впрочем, это шанс излить душу.

— Я тут подумала, — начала Франческа. — Ведь никогда, за столько лет… — Голос оборвался.

Конни завернула все трубочки маникотти и поливала их уксусным соусом. Она вопросительно посмотрела на племянницу.

Франческа уставилась в потолок.

— Не хочу, чтобы кто-нибудь, особенно дядя Майкл, подумал, будто мне не нравится работать в поддержку фонда, — произнесла она, имея в виду фонд Вито Корлеоне, — это не так.

— Ну, разумеется.

Конни не скрывала зависти, когда слышала, как Франческа каждые пару недель летает в Лос-Анджелес на встречу с людьми Джонни Фонтейна, чтобы обсудить планы основания нового фонда. Даже не к Джонни, к его подчиненным.

— Да, — согласилась племянница. — Это достойное занятие. Однако мне всегда представлялось, что оно для пожилых… то есть зрелых женщин. Благотворительность и все такое. А я не на своем месте.

Конни поставила сковороду в духовку и закрыла дверцу. Она никогда не устанавливала таймер, что злило Франческу. Всем приходилось засекать время и запоминать. Вот отчего случаются ошибки: из-за самонадеянности.

— Я веду к тому, — продолжила Франческа, — если б мне кто сказал десять лет назад, что я стану вдовой на третьем десятке, без всякой надежды и с единственным ребенком, и буду заниматься…

— Разве кто-нибудь додумался бы до такого? Прекрати. Незачем терзать себя размышлениями «если бы да кабы». Это твоя жизнь, а не кино, в котором может привидеться призрак из будущего и рассказать, чем все закончится. Хочешь мое мнение? Ты, на х…, слишком много думаешь!

У Франчески отвалилась челюсть.

Конни покраснела, бросила в племянницу полотенце и повернулась спиной.

Франческа никогда не слышала, чтобы ее тетя — да и вообще женщина в их семье — использовала это слово. Любое итальянское ругательство — да, более мягкие американские выражения — тоже, но не это.

Дело не в Джонни Фонтейне, подумала она. Дело в Билли. Тетушка тоже знала, что произошло с Билли.