Роберт Блох - Психоз 2 Страница 46

— Не могли бы вы рассказать немного о том, как вы познакомились с Лавкрафтом?

— Подростком я регулярно читал «Странные истории»[128] и был в полном восторге от рассказов Говарда Филлипса Лавкрафта.[129] В колонке писем мне встречались упоминания о рассказах, опубликованных еще до того, как я стал постоянным читателем журнала. В те времена произведения такого рода не перепечатывались, и, если номер исчезал с прилавков, он пропадал «с концами», разве что случайно наткнешься на него в какой-нибудь букинистической лавке. Поэтому я написал в редакцию «Странных историй» и попросил их узнать у Лавкрафта, где я могу найти рассказы, известные мне лишь из вторых рук. Он ответил, что с радостью предоставит в мое распоряжение экземпляр любого из своих сочинений. Так между нами завязалась переписка, и, кажется, в четвертом своем письме он заметил: «В вашем слоге есть нечто, заставляющее меня думать, что, возможно, вы и сами смогли бы написать что-нибудь. Почему бы вам не сочинить пару-другую историй? Я буду весьма рад высказать вам свое мнение о них». Естественно, как я мог отказаться? Я написал несколько рассказов, которые были чрезвычайно плохи, однако он не только не раскритиковал их, но, напротив, отозвался о них с похвалой. Это была как раз та поддержка, в которой я нуждался. В семнадцать лет, окончив среднюю школу, я приобрел подержанную пишущую машинку и засел за работу. Спустя шесть недель я продал «Странным историям» свой первый настоящий рассказ.[130]

С Лавкрафтом мы поддерживали общение вплоть до его кончины в 1937 году.

— Как по-вашему, что побудило его вступить в переписку с мальчишкой?

— У него была — о чем я в то время не знал — целая череда корреспондентов, которые позднее стали известны как «круг Лавкрафта». Это были начинающие писатели, которых он ободрял и поддерживал, а некоторые из них, подобно мне, вообще обязаны ему своим обращением к литературному творчеству. Он был в известной мере отшельником — не потому, что не любил людей, а потому, что это была пора Великой депрессии и у него недоставало денег на то, чтобы ездить по стране. Кроме того, он страдал бессонницей и проводил ночь за ночью, сочиняя письма. Пространные, энциклопедические письма ко многим, многим людям. Впоследствии они были собраны в пять объемных томов, но это только вершина айсберга. Он написал многие тысячи писем.[131] Это был основной способ его общения с миром. И я считаю своей огромной удачей знакомство с человеком, обладавшим столь своеобразным пристрастием.

— Можно ли сказать, что своими последующими успехами вы обязаны ему?

— Несомненно обязан! И испытываю к нему чувство живейшей благодарности за это.

— Приходилось ли вам встречаться лично?

— Нет, потому что, как я уже говорил, это была эпоха Великой депрессии и путешествия были просто не по карману — разве что ездить в товарняках. Правда, в 1937 году он должен был приехать в Висконсин, где я тогда жил, — но в тот год его не стало… Так что, к сожалению, встретиться с ним лицом к лицу мне не довелось. В 1975 году я оказался в Провиденсе, его родном городе, куда был приглашен в качестве почетного гостя на первый Всемирный конвент фэнтези.[132] Мне представился случай посетить его могилу, пройтись по улицам, которыми бродил он, увидеть все те места, что упомянуты в его произведениях, — в том числе церковь, в которой он «убил» меня в рассказе, мне же и посвященном.[133]

— Что вы почувствовали, узнав, что стали персонажем лавкрафтовского рассказа?

— Я был польщен. Кстати, это единственный его рассказ, которому предпослано посвящение. Будучи в Провиденсе, я заглянул в аудиторию университета Брауна, расположенного всего в нескольких кварталах от дома, в котором жил Лавкрафт и в котором он «поселил» меня в качестве персонажа своего рассказа. Фриц Лейбер[134] читал мне его тогда вслух в полночный час, и я испытал очень странное чувство, слушая спустя тридцать лет историю собственной смерти.

— Круг Лавкрафта включал в себя еще ряд персон, которые сегодня являются признанными величинами в обсуждаемом нами жанре…

— Роберт Э. Говард, К. Л. Мур, Мэнли Уэйд Уэллман, Кларк Эштон Смит, Фрэнк Белнап Лонг, Дональд Уондри, Генри Каттнер[135] — все они входили в этот круг.

— Разделяете ли вы пристрастие Лавкрафта к эпистолярному жанру и поддерживаете ли, подобно ему, начинающих авторов?

— Боюсь, что разделяю и поддерживаю — все эти годы. Мне приходит довольно много писем с различными вопросами, и я по мере сил стараюсь отвечать на них, расценивая это как своего рода возвращение долга. Я выплачиваю этот долг уже сорок девять лет.[136] К сожалению, у меня нет такого количества времени на ведение переписки, какое было у Лавкрафта. Меня не одолевает бессонница, и я значительно старше, чем был он в период своих регулярных ночных бдений. Соответственно, это занятие требует от меня несколько больших усилий, но я делаю что могу, и, когда нахожу кого-то, кто, на мой взгляд, подает надежды, я стараюсь воодушевить его или ее и ответить на те вопросы, на которые способен ответить.

— Скажите, «Странные тысячелетия»[137] — это ваш персональный оммаж Лавкрафту?

— Да. Я давно хотел написать подобную книгу. Видите ли, когда я только начинал, то писал вещи в стиле Лавкрафта. Большинство начинающих авторов имитируют чей-то стиль, пока не вырабатывают собственный. И вот, прочитав впоследствии великое множество других подражаний Лавкрафту, я задался вопросом: а что если попробовать написать книгу в лавкрафтианской традиции, используя свою индивидуальную манеру письма? Никто прежде такого не делал. Я, вообще говоря, не наделен коммерческой жилкой, но здесь я почувствовал: игра стоит свеч.

— Кажется, тема Джека Потрошителя преследует вас долгие годы?

— До выхода в свет «Психоза» я полагал, что ассоциируюсь в сознании публики с рассказом «Искренне ваш, Джек Потрошитель».[138] Я написал его в 1943 году, поскольку меня крайне заинтересовало то, что мне удалось о нем прочитать (а к тому времени на эту тему было написано не слишком-то много). Словом, я написал рассказ, и его напечатали в «Странных историях». В то время «Двадцатый век Фокс» как раз собирался экранизировать «Жильца» с участием Лэрда Крегара,[139] и крупнейшая радиопрограмма того времени, «Час Кейт Смит», сделала по моему рассказу инсценировку, доверив Крегару заглавную роль.[140] После чего, довольно неожиданно, он был включен в первую антологию, составленную Хичкоком, — «Домашняя книга саспенса».[141] Дальше — больше: было осуществлено еще несколько радиопостановок, и когда я выпускал в 1945 году собственное радиошоу, то сделал свою, авторскую адаптацию.[142]

Когда я переехал сюда, в Голливуд, я оказался порядком занят в кино и на телевидении, и, поскольку у меня не было времени, кто-то сделал по мотивам моего рассказа адаптацию для «Триллера».[143] Но это было лишь начало второго витка. Работая над сценарием «Звездного пути», я получил предложение написать историю Джека Потрошителя, в которой действие происходило бы в будущем,[144] потом Харлан Эллисон, составляя «Опасные видения», обратился ко мне с аналогичной просьбой, а затем к ним присоединился и «Эллери Куин мэгезин», поэтому мне ничего не оставалось, как сесть и сочинить ее.[145] Так что я использовал Джека снова и снова. С тех пор о нем появилось множество богатых фактами книг, особенно в Англии. В криминологии существует целое направление исследований, именуемое «потрошителеведением». Я считаю, что он — одна из величайших загадок всех времен, однажды и навсегда пленившая воображение мира.

— Был ли первый «Психоз» основан на реальной истории Эда Гейна?[146]

— Он был основан на ситуации. В то время я не много знал о самом Гейне. Я знал, что он обитал в маленьком городке с населением в семьсот жителей. Сам я жил примерно в пятидесяти милях оттуда, в другом маленьком городке на тысячу двести человек, и понимал, что это тот самый случай, когда, если ты чихнул в северной части города, из южной доносится «Будьте здоровы!». Итак, мне было известно лишь, что некий человек совершил несколько чудовищных убийств в маленьком городке. Он прожил там всю жизнь, и никто ни в чем не заподозрил его. Такова была ситуация, позволявшая думать, что за ней стоит некая история; на основе этой ситуации я и написал роман. Лишь впоследствии, уже после того, как образ Нормана Бейтса был придуман, я узнал, насколько близок он к реальному Эду Гейну.