Ожившие кошмары (сборник) (СИ) - Александр Александрович Матюхин Страница 47

На пугало наткнулась Эмма. Фигура на кресте стояла в тумане и смотрела прорезями глаз на тыкве куда-то вдаль. И ещё была нехорошо похожа на человека. Эмма вспомнила фотографию в музее и закусила губу. Сфоткаться хотела?

Саша подошёл ближе и брезгливо потрогал.

— Вроде травой набито, — сказал он вполголоса, и Эмма мысленно согласилась: говорить громко не хотелось. — Тыквенный Джек…

— Это который дьявола обманул дважды?

— Нет, который тыквоголовый. Ну помнишь, в «Волшебнике из страны Оз»? Там пацан оживил пугало…

— Надеюсь, этого никто не оживит? — Эмма смотрела на тыкву, и ей показалось, что она ухмыляется. — А вон еще… И там… Сколько их тут?

Джек заозирался. Стоять в поле среди этих чучел было жутковато, и он машинально нащупал в рюкзаке оружие. Сумерки наползали вместе с туманом, и оставаться на этом поле на ночь совсем не хотелось. Поэтому когда Саша увидел далеко возле кромки леса свет, то облегчённо выдохнул и потащил Эмму через поле.

Эмма устала. Шла наугад, ставила ноги туда, куда не видела, смотрела только туда, где горел огонёк. Он то расплывался, то становился острым и царапал глаза. Пугала кончились, а потом закончилось и поле. Под ногами обнаружилась дорога, пыльная и езженная. Саша немного отошёл и начал что-то объяснять про границу и про то, что они сейчас в особом месте, и что с пистолетами это чудо какое-то, и она может сама посмотреть… Она кивала, шла рядом и думала только о том, что это конец. Устала. Страх толкался где-то внутри, в районе желудка. Ей предстояло ещё очень многое себе как-то впихнуть в голову. Пока что она отключилась, почти «заснула», как она сама это называла. Игра вдруг стала острой и опасной настолько, что не «бездна, и она на краешке болтает ногами»… Она чувствовала полёт. Что она уже упала и продолжает падать. Низ живота скручивало холодным узлом. Саша болтал, нервное напряжение всегда выходило у него через потоки бессмысленно повторяемых подробностей.

Дорогу обступили деревья, свет стал ярче и превратился в фонарь. Самый обычный деревянный фонарный столб с пристроенной ногой, железная крышка над патроном, стосвечовая лампочка. В пятне света, которое он отрезал от темноты, кто-то сидел.

— Ну вот и вы.

Женщина встала. Только что она была под фонарём — и вот уже стояла рядом, улыбалась, наклонив голову набок. Простое лицо, кого-то смутно напоминающее, одета в какой-то балахон, ну да что теперь только не носят в деревнях вдали от цивилизации. Сразу она оказалась перед Сашей, и смотрела на него почти влюблённо.

— Мама?

Эмма видела, что Саша в шоке и не знает, что сказать, хотела вмешаться и тут почувствовала, что не может сказать ни слова. Губы словно срослись, горло стиснула судорога. Эта женщина глянула на неё мельком, отрицательно качнув головой и снова повернулась, подошла к Саше вплотную, прижала ладони к его щекам.

— Мальчик мой, какой ты взрослый уже. Не бойся, Джек, здесь все ждут только тебя.

* * *

Когда Эмма очнулась, почувствовала, что лежать неудобно, что-то впивалось в спину. Пахло костром, травками и какой-то ещё запах примешивался к воздуху в доме, не очень приятный. Она осторожно подвигалась и тут же замерла. Услышала голос Джека.

— Ты не понимаешь, как мне тяжело было. Я метался, всё пытался понять себя, а теперь ты говоришь, что так надо было. Зачем?

— Надо было, чтобы ты вырос, малыш. Чтобы врос в мир, почувствовал его, — говорила женщина ласково, — почувствовал его жестокость и боль. Теперь ты готов, иначе бы не нашёл дороги сюда.

— Я совсем другое искал, всё случайно вышло. Янина мне говорила… — начал было Саша, но она его перебила.

— Милый, всё, что вело тебя сюда — это ступеньки, кровь и сила. Моя сестра не имела права всё тебе объяснять. Должна была только подсказать путь. Ты же знаешь — он не пропадет, если вычерчен в пустоте несмываемыми чернилами.

Эмма услышала, как Саша вздохнул и вдруг тихонько засмеялся.

— А кривой этот в городе и на автобусе, и остальные? Я ж убил их всех, а они вон во дворе бродят…

— Ты был совершенно прекрасен, малыш. Это кормильцы, наша внешняя стража. Они не люди, не в этом смысле. Помогают, защищают и не умирают. Наверное, было не очень правильно всех их насылать на тебя, но как иначе пройти инициацию? Кровь, боль, страх, смерть. Ты бы не справился, не будь Джеком. Не заставил бы холодное железо измениться. Так что всё прошло отлично, осталось завершить переход.

— Очень много всего, — Эмма слышала, как Джек растерян. — Ты говоришь, и я что-то вспоминаю, понимаю, но каша такая в голове. Выходит, я, ты, мы не совсем люди?

— Мы люди, но не только. Ты родился в грубом мире слабым, чтобы понять, как все устроено. Теперь ты пришёл в наш тонкий мир забрать силу и вернёшься другим. Совсем другим. Ты перевертыш, так они называют моих детей. Но на самом деле ты воин.

Джек помолчал.

— Но со мной же девушка моя…

— Конечно, — спокойно ответила женщина, — переход без энергии никак, а в ней её с избытком. Она нашла тебя и будет рядом и после.

— Но погоди, что ты хочешь сказать? Эмма знает, кто я на самом деле?

Женщина засмеялась.

— Нет, конечно. Но давай ты спросишь её сам, она давно не спит и нас слушает, правда Танюша?

Эмма вздрогнула.

— Правда, — пробурчала она, слезая с печи, на которой лежала, и доставая кочергу, которая впивалась в спину и мешала, а теперь была очень кстати, если придётся защищаться, — вы уж давайте, объясните мне, что здесь творится.

К тому моменту, когда Саша сбивчиво объяснил ей, как он представляет и что происходит, она уже поняла, что бездна почти поглотила её, и ветер в ушах от падения всё сильнее. Саша говорил про «жить» и «нежить», про своих братьев Джеков, про то, что он «жить», первая сущность, и переход соединит его с «нежитью», второй сущностью, с которой он станет сильнее. А перевёртыш это не страшно, это просто дурацкая кличка…

Всё это было похоже на какую-то фэнтезийную ахинею, она прямо чувствовала, как дрожит и пульсирует его разум, пытаясь во всем разобраться. Попробовала успокоить его, но