Михаил Нестеров - Жмурки с маньяком Страница 48

Мельник услышал именно это в импровизации гитариста. Несомненно, перед ними был Вячеслав Груздев.

Светлана с Мельником сели за столик, официант принес сухой «Мартини» и легкую закуску. Девушка пригубила вино и шепнула своему спутнику:

— Попробую пригласить его за наш столик.

Она подошла к сцене и поздоровалась с музыкантом.

Тот, не переставая играть, поднял голову и кивнул.

— Я могу пригласить вас за наш столик? — спросила Светлана. — Мы бы хотели поговорить с вами.

Гитарист мягко провел пальцами по струнам и отложил инструмент в сторону.

— Я не откажусь от рюмки коньяка, — сказал он, легко спрыгивая со сцены. — Вы знаете мое имя?

— Вячеслав, если я не ошибаюсь.

— Точно. А вас как зовут?

— Светлана, — представилась девушка. — А это мой друг, Илья.

— Привет, — музыкант протянул ему руку и, более внимательно вглядевшись в его лицо, сам нашел ладонь Мельника. Как бы извиняясь, он обвел руками зал ресторана. — Теперь вот играю здесь. Мне нравится.

— Вы здорово играете, — похвалила его девушка и попросила официанта принести коньяк.

— Ваш друг не очень-то разговорчив, — заметил Груздев, по-приятельски хлопнув Мельника по плечу. — Выше нос, дружище! Свет — это еще не все в этой жизни.

— Зачем вы так?~ — обиделась за Илью Светлана. — Вы же не можете знать этого.

— Я нет, — спокойно ответил музыкант. — А вот ваш друг знает. Скажи нам, Илья, прав я или нет?

— Да, — кивнул Мельник. — А молчал я потому, что у меня до сих пор стоит в ушах ваша музыка. Импровизация, достойная премии на высоком джазовом конкурсе.

— Ну, что я говорил? — улыбнулся Груздев. — Вы, Света, не достаточно хорошо знаете вашего друга, иначе не вступились бы за него.

Девушка нахмурилась и выпила полбокала вина. Гитарист выразительно посмотрел на нее и поднял свою рюмку.

Мельник задал первый вопрос:

— Слава, мы хотим поговорить с вами об Александре Шапиро.

— А чем вызван ваш интерес? Ведь вы не журналисты, так?

— Верно, мы не журналисты, — ответил Мельник. — Но нам очень важно знать причину, по которой Саша ушел из жизни. Мы поклонники хорошей музыки.

Груздев остался спокоен. Он даже пожал плечами. Ему не раз и не два приходилось рассказывать о смерти своего друга многочисленным его почитателям.

— Это ни для кого не тайна, — начал он. — И от вас я не хочу ничего скрывать. Вы — поклонники Шапиро, за это стоит вас только поблагодарить. Так вот, какой-то музыкальный заморыш тиснул в молодежном журнале заметку, что, дескать, Шура Шапиро, который написал большинство песен для нашей группы, занимается плагиатом. У нас была песня, вернее, инструментальная пьеса, называлась она «Призрачный ручей». Так, пятая~ шестая~ восьмая на диске. И вот этот заморыш своим чутким критическим ухом уловил в ней мотив — вы сейчас упадете на пол! — из монументальной увертюры Вагнера к опере «Тангейзер»!~

Гитарист несколько секунд смотрел на собеседников.

— Я вижу, вас это тоже потрясло. Но какой там к чертовой матери «Тангейзер», когда мы даже имени Вагнера не знали!

— Рихард, — подсказал Мельник.

— Сейчас-то я знаю, что он Рихард. А вот тогда я этого в упор не знал. Никто из нашей команды не знал, даже директор, Андрей Полянский. Эта пьеса — «Ручей» — родилась спонтанно. Шура сидел за клавишами, что-то наигрывал. А до этого чуть «покурил». Я слышу, он играет что-то потрясающее. Я к нему: «Шура, отличная музыка!» Он мне: «Включи магнитофон». Я включаю, он продолжает играть. Потом обработали импровизацию, что-то выкинули из нее, что-то добавили. Вот так и родилась эта пьеса. Какой там Рихард!

Груздев попросил еще коньяку. Опрокинув содержимое рюмки в рот, он продолжил:

— Шура после этой статьи в журнале ходил зеленый, как жаба. Перевернул библиотеку в музыкальном училище, нашел ноты этого «Тангейзера» — и ну играть Монументальную увертюру! Ему-то не до смеха было, а я за живот схватился: какая там увертюра! Наш «Ручей» в сто раз лучше! Но дело даже не в этом. Нет там ничего похожего. Шура мне ноты сует: на, мол, посмотри! Я ему: «Ты чего, Санек, я же нот не знаю!» К вечеру он проколол вену, двинулся каким-то дурофитом. Мы ему с укором: «Зачем, Саня!~» А он вялый какой-то. Что делать?~ Пошли в больницу. Врачи говорят: «Надо его положить». Мы: «Некогда нам лежать. Быстро надо. Второй диск к записи готовим, гастроли на носу». Те руки шире плеч, уперлись как бараны. Да еще страховой медицинский полис потребовали. Нету, говорим, полиса, мы живыми деньгами заплатим. Те плюнули, отправили нас в регистратуру, оттуда — к доктору. Тот сердобольный такой: вмиг, говорит, исправлю. И — достает коробку аспирина! Мы вот такие глаза на него! А он в улыбке расползся: знаю, что делаю. Прими, говорит, Шура, пару таблеток. И — бух их в стакан! Шура выпил, мы ушли — на хрена нам такой доктор нужен?! Хотя он вдогонку кричал: «Завтра обязательно покажитесь!» Саня запросился домой. Отвезли. А к вечеру он вздернулся.

Груздев сделал перерыв и налил в свою рюмку вина. Посмотрев на Светлану, он спросил:

— Хочешь знать, что послужило подставкой Шуре, когда он голову в петлю просовывал?

Девушка напряглась, рот ее приоткрылся, глаза округлились. Затаив дыхание, она ожидала от гитариста чего-то жуткого. Мельник тоже подался вперед.

Музыкант усмехнулся.

— Под его ногами были ноты. Целая стопа произведений Вагнера. Он толкнул их ногами и~ — Груздев провел пальцем по горлу. — Вот так закончилась жизнь Александра Шапиро~ Я хочу написать о нем книгу, простым языком, понятным, вот как сейчас разговаривал с вами. А в его квартире устрою маленький музей. С самой смерти моего друга там ничего не тронуто. Пылищи!~

Мельник откашлялся и спросил:

— А~ аспирин тоже там?

Музыкант пристально посмотрел на него.

— Я вижу, ты внимательно слушал, Илья. Там, где же ему еще быть? Лежит на столе, ровно половина упаковки. Видимо, в тот вечер Шура выпил еще пару таблеток.

Когда Мельник со Светланой, попрощавшись с музыкантом, пошли к выходу, Груздев окликнул их:

— Эй! Хотите послушать «Ручей»?

Он быстро прошел на сцену, взял в руки гитару и заиграл что-то удивительно мелодичное в стиле ритм-энд-блюза.

Светлана Турчина ни разу не слышала оперу «Тангейзер», она даже слова такого не знала, но подумала, представив себе образ покойного Шапиро: «Действительно, какой к черту Вагнер!»

Светлана ждала, когда Роберт Штробель поздоровается с ней первой, но эколог молчал, печальными глазами глядя на Мельника. Казалось, он не мог оторвать от него взгляда. Девушка слегка рассердилась на эксперта.

— Здра-авствуйте, — пропела она первый слог.

— Здравствуйте, — повторил за ней Штробель, продолжая рассматривать знакомое лицо спутника девушки. Однако, словно спохватившись, перевел взгляд на гостью.

Мельник тоже поздоровался.

— Чем могу служить? — спросил эксперт.

Светлана несколько удивилась, что хозяин кабинета не предложил им присесть. В ее голосе неприкрыто просквозило недружелюбие. «Как же так, — думала она. — Не может быть, чтобы эксперт не узнал в госте брата Мельника». Записи Павла оставили весьма благоприятные впечатления об эксперте, они были дружны, наверняка эколог знал о брате-близнеце Мельника, и сам Роберт принял в деле журналиста самое непосредственное участие. Именно он высказал идею об излучении, посоветовал Павлу обратиться к биологам — в частности, к Яну Гудману.

Начала Светлана с главного:

— Мы хотели узнать у вас, есть ли лаборатория, где могут обнаружить излучение, которому подвергся аспирин.

Роберт вскинул брови.

— Простите, о каком аспирине идет речь? У меня так много работы, что, возможно, я забыл. Если не трудно, напомните.

— Неужели вы и в самом деле не помните? — удивилась девушка. — Я говорю об аспирине, который дал вам для анализа Павел Мельник.

Штробель задумался. Поглаживая бороду, он спросил:

— Мельник? Вы говорите о журналисте, который погиб месяц назад?

— Ну да. О ком же еще?

Изумление девушки нарастало. Грустные, почти слезливые глаза Штробеля становились все более неприятными. В них затаилось что-то нехорошее.

Эксперт с сомнением покачал головой.

— Я никогда не встречался с Мельником. Тем более не делал для него никаких анализов.

— Как это? Вы чего нам тут голову морочите?! — вскипела Светлана. — А ну, встаньте с кресла! — потребовала она. — Оно там под вами протерто добела! Павел писал об этом после встречи с вами. И он любил сидеть в этом кресле. Оно старое и скрипучее.

Штробель скрестил на груди руки и раздельно произнес:

— Я не имею понятия, откуда узнал об этих подробностях Павел Мельник. Я ни разу не видел его в этом кресле. Я вообще его ни разу не видел. Не имел чести.

Светлана сжала пальцы в кулак и кивнула на своего спутника.

— Это брат Павла, Илья. Что, не узнали?