Анатолий Королев - Охота на ясновидца Страница 48

— Я заплачу, — я стараюсь говорить как можно ниже. На удачу мой голос со страху сел, навалил в штаны.

— Не нужно. Вы приехали отдыхать?

— Да. Снимаю тут комнату, но вот получил телегра-шку: у бабушки плохо с сердцем. Это уже второй инфаркт, — врала я напропалую, — Показать телеграмму?

— Что вы! Не нужно. Но ваш мопед?

— Черт с ним. Он старый, плохой. Дешовка.

— Пабло, рткрой.

Черный протянул свою мощную лапищу и открыл заднюю дверь.

«Быстрей открывай. Быстрей же». Торопила я его про себя, близость волка превратила меня в истеричку.

И я полезла в пасть к врагам.

Авто мягко помчался вперед, оставляя позади чудовище в волчей шкуре.

— Ранним утром, на старом велосипеде, посреди леса… — хмыкнула дама, — вы слишком беспечны, молодой человек.

Ага, она знает о волке!

— Я не первый раз здесь еду, — отвечаю как можно развязней.

— Надо слушать радио…

— Мэм, — вдруг перебил черный на французском, — я чую, что этот юнец — вовсе не парень. Посмотрите внимательней.

Дама вздрогнула и обернулась ко мне:

— Вы говорите по-французски?

— Нет, — ответила я.

— Кажется Гepcy в детстве учили французскому, — рискнула она прошипеть шоферу.

Герса! Это мое второе имя.

Дама нервно щелкнула зажигалкой и, закурив тощую сигарету, покосилась в мою сторону в глубочайшем замешательстве.

— Мы ищем одну девочку, — сказала она наконец и достала из сумочки на коленях фотокарточку.

Тут настала очередь моей растерянности — с фотографии, сделанной «Полароидом», на меня смотрела несчастная Вера Веревочка… в белом больничном халате с куцыми рукавами она сидела на больничной же постели на фоне больничного кафеля. Ее причесали и умыли. Разглядывая снимок, я снова убедилась в том, что за все прошедшие годы она не выросла и не изменилась.

— Эта тяжело больная девочка единственная дочь наших друзей. Она похищена из частной клиники медсестрой, которая требует с родителей большой выкуп. Наши друзья согласились платить. Но медсестру нашли убитой на одной даче недалеко отсюда. А девочка исчезла.

— И давно сделан этот снимок? — медлила я стараясь унять дрожь в коленках.

— Перед самым похищением. В день рождения. Месяц назад. А вот та медсестра, — и дама толкает в мои пугливые руки второе фото, на котором я вижу собственное лицо.

Но постойте! Где сделан этот снимок? Я в вечернем платье для коктейля — с черным лифом на тонких бретельках. На голове — диадема. Ну конечно же! Я надевала его когда мы жили в Лувесьене, под Парижем. И снимок сделал сам Марс. Хорошо помню тот вечер…

— Постойте, постойте, — оживляюсь я с неестественной живостью, — кажется, я видел ее на пляже… Ну да. Она загорала без лифчика. Классная девочка! Вы говорите она убита?

Сомнения рассеялись, этот снимок они могли получить только от Марса. И случилось это недавно. Значит теперь они заодно.

Мамочка! Весь мир против меня…

— Да, убита.

— И давно?

— Две недели назад.

— Странно. Я видел ее вчера утром на пляже. Потом началась эта паника с убежавшим волком и пляж опустел.

— Пабло, — переводила дама мои слова чернолицему громиле, — он утверждает, что видел Герсу вчера на пляже… Нас обманули, она еще жива.

Что значит «еще»1 Я буду жива «всегда», падлы!

— Мэм, я не верю ни одному слову, — ответил черный. — Он вовсе не тот за кого себя выдает. Присмотритесь, этот парень ни разу не брился. Воняет туалетной водой для баб. По-моему, это сама Гepca.

Его мрачные глаза полыхали в зеркальце белками быка.

— Гepca.,. — дама старалась не глядеть в мою сторону. Она была в замешательстве.

— Она прекрасно понимает все, что мы тут болтаем, но не подает виду. На ходу ей не выскочить — машина идет слишком быстро. Руки держит на коленях. Джинсы в обтяжку. При себе оружия нет. Если только в сумке, но сумка застегнута на молнию. Если она дернется я раскрошу ей череп из «Магнума». А вы заслонитесь, мэм. Будет много кровищи.

— Извините, что мы перешли на французский, — дама скосила глаза в мою сторону, начиная узнавать мои черты, — но Пабло так волнуется за меня. Этот ужасный волк…

— Пожалуйста. Французская речь так красива. Даже если не понимаешь ни слова.

— Где наручники?

— В отделении для перчаток.

Черная лапа тянется к ящичку на передней панели.

Я напряглась — никогда еще судьба так не смеялась: угодить из огня в полымя… тут никакой фарт не спасет…

Тут машину резко дернуло и авто пошел резко вихлять по дороге. Шофер сбросил скорость. Наверняка лопнула шина.

Чертыхаясь, громила остановил «БМВ» и полез за домкратом в багажник — менять колесо.

В полном молчании мы с дамой остались сидеть на заднем сидении и все, что случилось потом видели, прикипев к месту.

Слева от дороги широко качнулись еловые ветки и на шоссе, — мягким и прицельным взлетом тяжкого тела — выпрыгнул волк.

— Волк!

Расстояние от обочины до машины он преодолел в два прыжка. Первый прыжок был прыжком засады, второй — прыжком нападения. Прижав уши к черепу, не сводя желтых кругляков с человека, зверь оттолкнулся задними лапами, и волчья туша на один миг повисла в воздухе. Направляя удар, волк нацелил когти в лицо, и стал оттягивать от пасти кожу в окровавленной шерсти, обнажая клыки, огромные и острые, как сосулины на краю крыши.

Шофер оглянулся сначала на автомобиль, на звук нашего крика, и только затем обернулся в сторону зверя. Поздно! Волк уже падал с отвесной стены прыжка прямо на грудь. Человек успел только вскинуть руки и растопырить пальцы, словно мог оттолкнуть падение живой глыбы. Напрасно! Лапы вонзили когти в правое и левое плечо жертвы, а пасть — изгибаясь — во весь алый размах зубов повисла на лице несчастного стиснутым сгустком клыков, желваков, жил, шерсти, слюны… Тьма усмехнулась. Под невыносимой тяжестью когтей одежда и кожа на плечах человека затрещала по швам, и рваными ранами, рывками устремилась вниз, а лицо, скомканное пастью волка и скрученное в кусман боли, брызнуло паром. Кровь! При этом задние лапы волка, махом скользнув по коленям жертвы, прочно уперлись в асфальт и резко прибавили силы клыкам. Я закрыла глаза. Лицо было сорвано со всеми подробностями бровей, глаз, носа, ноздрей и губ до грубого откоса из лохмотьев орущей человечины. Умирая, тело упало сначала затылком на капот машины, затем — спиной на бампер и эти жуткие костлявые костяные перестуки по металлу показались мне стуком самой смерти в окно моей жизни.

В тот миг, когда стоя на задних лапах и раздирая грудь, волк, мотая мордой, сдирал с лица кожу, зверь показался мне опять человеком, в звериной шкуре, а его страшный укус — поцелуем. Так целует тот, кто одержим сатаной.

Только тут я почувствовала как глубоко вонзились от страха ногти соседки в мою ладонь. Шок объединил нас.

Порывшись мордой в перекушенном горле, волк достал пасть из алой норы, отгрызнул налипшую кожу, отряхнулся от брызг крови, как собака от дождевой воды и, подняв морду до уровня бокового стекла, совершенно осмысленно поискал глазами ада меня, и, только лишь чуть мазнув взглядом по лицу женщины, устремил на меня взор нечеловеческой злобы. Он светил в полумрак кабины двумя желтыми лучами из фонарика дьявола. И я почуяла как свет глаз озарил мои щеки. Ты обречена, говорил этот взор.

Я онемела — оказывается зверь прекрасно запомнил меня!

Между нами оставалось только лишь тонкое стекло; Вскинув передние лапы, волк ударил костяшками когтей по стеклу со всей силой преследования — стекло покрылось густой паутиной из трещин. Оттолкнув даму, я — мамочка! — принялась шарить рукой в боковом кармане дорожной сумки, достать револьвер.

Прильнув к стеклу, волк пытался сквозь трещины рассмотреть, что творится внутри и, перехватив мой поиск, вспрыгнул на крышу. Машина просела на рессорах. Я — мамочка! — выхватила наконец пушку, но стрелять не пришлось. Опять!.. Донеслись крики. Гудок автомобиля. Зверь спрыгнул на дорогу и исчез в лучах солнца. Я оглянулась на заднее стекло — по шоссе к нам катил милицейский газик с мигалкой на крыше. И отчаянно гудел, отпугивая хищника.

В состоянии полной истерики я обрушилась на незнакомку: «Зачем ты меня ищешь, сука?! Говори, гадина?! Кто ты? Кто? Отвечай, падла! Считаю до трех!»

Дама была в полной прострации.

Я колотила ее кулаком левой руки по голове, а стволом раздирала крашенный ротик. Я так глубоко толкну-( ла оружие, что она зашлась от рвотных судорог. Голова моталась как у куклы, глаза остекленели. Она была невменяема.

Тут накатил вой милицейской сирены. Я опомнилась и спрятала револьвер. Дрянь потеряла сознание.

Что дальше?

Дальше я потратила не меньше часа, втолковывая двум лейтенантам в погонах обстоятельства трагедии.

Шофер был еще жив, и его умчала скорая помощь. Даме было так дурно, что ее тоже увезли в больницу. Я на всякий случай запомнила, куда именно, но это не пригодилось. Только лишь в семь утра меня отпустили и даже любезно посадили на проходящий мимо рейсовый автобус до города.