Тони Парсонс - Загадка лондонского Мясника Страница 49

– Как там миссис Мэллори? – спросила девушка. – Как Маргарет?

– Не знаю, – ответил я, и мне стало по-настоящему стыдно.

Сири Восс улыбнулась и стала подниматься следом за мной по лестнице. Бен Кинг сидел у письменного стола, спрятав лицо в ладонях. Когда он поднял голову, я увидел в его глазах слезы.

– Я узнал этого мальчика, – сказал политик. – Того, которого мы встретили. Узнал. Потому что он – это я. И Нэд. И все мы.

Сири бросилась к нему.

– Где директор? – спросил я, но от Кинга было уже ничего не добиться.

Он рыдал в объятиях хорошенькой помощницы, а та утешала его, точно ребенка. Я прошел по квартире, чувствуя, как в груди поднимается страх.

Из ванной комнаты текла вода, дверь оказалась заперта изнутри. Я попытался выбить ее плечом. Раз, другой, третий. Без толку.

Ноги промокли. Я вспомнил, как поступают в таких случаях, взял себя в руки и, отступив немного, изо всех сил пнул замок. Дверь с треском распахнулась.

Через край ванны свешивалась длинная белая рука Перегрина Во, с нее лилась кровь, по белому полу бежали алые струйки.

Под раковиной лежала аккуратная стопка мягких полотенец, другие сушились на обогреваемой решетке. Я схватил их все и, скользя по мокрому кафелю, бросился к Перегрину Во. Прижал полотенца к его рассеченным запястьям, обмотал вокруг безвольных белых рук, отбросил, взял новые – ткань пропитывалась кровью за считаные секунды.

Я кричал, ругался, звал на помощь. И только когда полотенца закончились, понял, что Во уже мертв. Его невидящие глаза смотрели в потолок. Я совсем обессилел и стоял, тяжело дыша. Наконец сообразил, что нужно выключить воду.

В наступившей тишине было слышно, как вопят на спортивном поле мальчишки и сдавленно всхлипывает мужчина в соседней комнате.

– Открывайте, – сказала Уайтстоун.

Наступила холодная декабрьская ночь, кругом была темнота, но прожектора заливали собачью могилу ослепительно-ярким светом. По кладбищу гулял ледяной ветер, шурша палой листвой и сухими цветами, которые кто-то смел с надгробия.

Автопогрузчик немного кренился на неровной земле. Когда длинная металлическая вилка проникла в пространство под могильной плитой, машина опасно дрогнула. За кругом прожекторов собралась наша следственная группа, одетая в штатское – красноречивое свидетельство прерванных выходных.

Уайтстоун была в длинной куртке с капюшоном, наброшенной на футболку и джинсы, будто приехала прямо из дома. Гейн – в спортивном костюме, точно явился из тренажерного зала. Эди Рен – в коротком платье, на высоченных каблуках и со сложной прической. Похоже, ее вызвали, когда она была на свидании со своим женатым мужчиной или старалась о нем забыть.

Свайр обменялась парой слов с Лейном, сержантом из Поттерс-Филда. В жестоком искусственном свете они напоминали призраков. Колеса бульдозера тяжело завращались, отыскивая в мягкой почве опору, гранитная плита захрустела и поднялась. В стороны полетели цемент и комья земли. Перед нами была открытая могила.

Человек десять полицейских в защитной одежде быстро шагнули к надгробию. Под крики и проклятия камень поставили на бок, затем прислонили к старому дубу. Криминалисты в белых комбинезонах и офицеры подвинулись вперед, но в могиле было черным-черно.

Кто-то направил свет.

В яме лежала примерно дюжина собачьих скелетов. Тоненькие косточки лап и черепа размером с теннисный мяч покоились в окружении того, что несомненно было человеческими останками.

Тридцать четыре

Наташа шла по аллее Риджентс-парка. Совершенное и невозмутимое лицо, темные очки, длинные волосы, длинные ноги и руки. Рядом трусила крошечная собачка с веткой в зубах. Я не мог отвести взгляда от этой женщины.

Время было раннее. Шестьдесят часов назад мы обнаружили останки Ани Бауэр. С тех пор как открыли могилу, я не успевал ни поесть, ни поспать, однако на третье утро, проводив Скаут в школу, почувствовал, что отчаянно нуждаюсь и в том, и в другом. Человек в силах продержаться три ночи, но потом начинаешь разваливаться на части. Одинокий отец не может себе такого позволить.

Я сидел за столиком возле «Честной сосиски» и доедал второй сандвич с беконом, когда увидел женщину и понял, что она нужна мне еще больше, чем еда и отдых.

– А вот и мой преследователь, – сказала Наташа.

– Уж простите, моя веселая вдовушка.

– Вы без дочки? И без собаки?

Я заглянул под стол:

– Так и знал, что кого-то забыл.

– Жаль. И девочка, и пес у вас замечательные.

Сьюзан бросила палку и стала обнюхивать мою руку.

– Вы им тоже нравитесь, – сказал я, подумав, не слишком ли много болтаю.

– Даже не могу представить – чем.

– Я тоже.

Собака начала тыкаться носом мне в ладонь.

– А она к вам неравнодушна, – заметила женщина.

– Я тут ни при чем. Все дело в сандвиче с беконом.

Наташа сняла темные очки. Она показалась мне моложе, чем я ее помнил, и не такой уверенной, какой хотела выглядеть.

– Послушайте-ка, Макс…

Позже, когда мы лежали в постели, я гладил эти длинные руки и чистую, белую, как снег, кожу. Я вспомнил, что уже видел ее обнаженной – давным-давно, в день нашей первой встречи. Она целовала меня в губы, она читала мои мысли. Казалось, гул машин за окном доносится откуда-то из другого мира. Наташа взяла мои ладони, дала почувствовать себя, узнать как следует, понять, что в ней изменилось.

Синяков больше не было.

– Я исцелилась, – сказала она.

И мы любили друг друга весь день.

Я отвык спать с кем-то рядом. Забыл, как сладок интимный мир тепла, покоя, любви. А потом, слишком быстро, настало время уходить.

Я выскользнул из-под простыни. Собака, лежавшая у кровати, недовольно заворочалась.

Наташа дремала. Я сел рядом, погладил ее волосы, нежно провел пальцами по гладкой, теплой коже. Казалось, от этого ей захотелось спать еще больше.

– Ложись обратно, – сказала она с улыбкой. – Не жди, пока я вызову полицию.

Я поцеловал ее в плечо:

– Мне нужно забрать дочку.

– Тогда приходите вечером вместе. Готовить я не умею, но тут много отличных ресторанов. Что любит Скаут?

– Мы сегодня не сможем. Семейные дела.

Наташа обняла меня.

– Ладно. – Она почти проснулась, в нашу тайную комнату понемногу проникала реальная жизнь. – Я понимаю, ты папа. А у пап есть свои заботы.

Я поцеловал ее щеку, шею, губы:

– Да.

– Но мы справимся, – сказала Наташа, и я ей поверил.

Я припарковал машину возле дома на тихой улочке в Пимлико.

Скаут сидела рядом, держа на коленях щенка и букет из белых цветов – лилий, роз и еще каких-то, названия которых мы не знали. Он был почти такой же большой, как она сама.

Мне всегда было неудобно дарить букеты. Нужно искать вазу, обрезать стебли, все время подливать воду. Через неделю цветы отправятся в мусорную корзину, вонючую зеленую жидкость нужно будет вылить, а вазу – помыть. Когда даришь человеку цветы, кажется, что ты слишком много от него требуешь.

Мы вышли из машины. Скаут улыбнулась мне новой, щербатой улыбкой: у нее выпали два нижних молочных зуба. И тут я понял, что цветы – ерунда. Главное – моя дочь, главное – это мы, и мы правильно сделали, что приехали сюда.

Скаут позвонила. Стэн гавкнул пару раз, возбужденно махая хвостиком, и за дверью послышался веселый лай терьера.

В коридоре показалась Маргарет Мэллори, подошла ближе, и сквозь матовое дверное стекло я разглядел овал ее лица и улыбку.

Тридцать пять

Все Управление ходило обедать в Сохо, а потому в ресторанчиках мне иногда попадались весьма неожиданные пары.

В кафе «Сиам» на Фрит-стрит за столиком сидели констебль Грин и доктор Стивен. Билли уже надел полицейскую форму, с его рук сняли бинты. Я хотел было присоединиться, но понял, что они встретились тут не случайно – проводят терапевтический сеанс.

– Пожалуйста, садитесь, – пригласил доктор. – Мы почти закончили. Так вам разрешили вернуться к работе, Макс?

– Фортуна переменчива, – ответил я и сел за их столик.

– Это вы нашли пропавшую девушку?

Я кивнул.

– Только что пришли результаты экспертизы от Эльзы Ольсен. Тело опознали по медицинской карте, которую прислал зубной врач из Германии. Перегрин Во свернул девочке шею, точно раненому зверьку.

– А двадцать лет спустя вскрыл себе вены, – добавил Билли.

– Слишком легко отделался, – заметил я. – Мне хотелось, чтобы он ответил перед законом и сел в тюрьму.

Мы помолчали. Я посмотрел на руки Грина.

– Как чувствуете себя?

– Неплохо, уже почти не болит. Занимаюсь с физиотерапевтом, пальцы работают неплохо, только в правой руке небольшая скованность. Но чем больше я делаю упражнений, тем лучше себя чувствую.