Эрик Ластбадер - Ниндзя Страница 49

Полковника слабо утешало то, что он поставил Сацугаи в мучительно сложное положение: Сацугаи был обязан жизнью человеку, которого глубоко презирал. Это было невыносимо для любого японца, но Сацугаи держался молодцом. “Надо отдать ему должное”, — подумал полковник.

“Господи, что же он скрывал от меня все эти годы?” И вдруг полковник понял, что он должен сделать. Столько лет уже потеряно на бесплодные замыслы. Как сказал Сацугаи, нужно смотреть правде в глаза. А правда состояла в том, что полковник должен был любым путем выйти из пата. И путь был только один...

Полковник прекрасно знал, что в отношениях с Сацугаи он неуязвим. Он мог, например, оскорбить Сацугаи — и тот был бы вынужден молча стерпеть это из чувства долга.

На несколько мгновений полковника охватило глубокое отчаяние. Николас был еще так молод, а у него оставалось так мало времени, и многие свои обещания он не сумеет выполнить никогда.

Полковник снова посмотрел в окно, на свой сад, на мокрые деревья, гнущиеся под ветром. Он поискал глазами королька, но тот уже исчез: должно быть, выбрал бурю. Во всем этом было столько красоты... Но в тот день полковник не чувствовал радости.

— Что ты узнал из Горин-но сё? — спросил однажды Кансацу в додзё.

— Много полезных вещей, — ответил Николас, — хотя в основном это просто здравый смысл.

— Многие считают эту книгу откровением.

Голос Кансацу был совершенно бесстрастным, и Николас не мог понять, разделяет ли это мнение сам Кансацу. Его глаза оставались непроницаемыми. За окнами опускался розовый закат. Солнце спряталось в дымке, и рассеянный свет заливал небо и окрашивал деревья.

— Я почти жалею о том, что вы дали мне эту книгу.

— В чем же дело?

— В ней есть что-то... тревожное. Кансацу молча ждал. Позади него раздавались мягкие щелчки деревянных мечей и одновременные громкие выдохи.

— Кто-то может сказать, что основное достоинство этой книги в ее чистоте, — медленно продолжал Николас. — Но, намой взгляд, в этом есть какая-то мания, что-то опасное.

— Ты мог бы уточнить, что именно?

— Исключительность.

— Ты знаешь что-нибудь о жизни Mycacи? — спросил Кансацу.

— Очень мало.

— Миямото Мусаси родился в 1584 году. Как тебе известно, это были не лучшие времена для Японии. Страну раздирали междоусобные войны, развязанные многочисленными даймё. Мусаси был ронин, что в сущности немногим лучше разбойника. Он родился на юге, на Кюсю, но в двадцать один год перебрался в Киото. Там Мусаси выиграл свое первое сражение: вырезал каждого десятого в семьях, повинных в гибели его отца.

О нем сложено очень много легенд. Но надо относиться к ним с большой осторожностью. Как и у большинства других исторических фигур феодальной Японии, в жизнеописании Мусаси факты тесно переплетены с вымыслом. Это замечательно для любителя развлекательного чтения. Но для того, кто серьезно изучает историю — а это обязательно для занятий будзюцу, — здесь кроется опасная ловушка.

— Но иногда миф поддерживает самурая, — заметил Николас.

— Нет, — твердо возразил Кансацу. — Воин должен опираться на историю. История и долг, Николас, — и ничего больше. Мифам здесь не место, потому что миф искажает зрение и затуманивает рассудок.

В будзюцумы занимаемся очень серьезными делами. Да, защита жизни — но это еще не всё. Каждый день мы сталкиваемся со смертью, и относиться к ней можно по-разному. Чтобы научиться должным образом относиться к смерти, нужно постоянно помнить об ответственности. Но миф разрушает ответственность. Без бусидомы значили бы не больше чем ниндзя, уличные бандиты. А поддаться мифу просто, очень просто.

Кансацу вытянул руку, приглашая Николаса сесть.

— Ты прошел долгий путь, — продолжал он. — Твоя техника безупречна, и ты не устаешь учиться. Мне кажется, здесь ты уже достиг всего, что мог. Тебе осталось преодолеть еще лишь один барьер, но он самый трудный. Большинству учеников это так никогда и не удается.

Николас, ты должен сам найти в себе этот барьер и сделать рывок. Я больше ничем не могу тебе помочь. Либо ты сделаешь это сам, либо нет.

— Значит, вы хотите чтобы я оставилрю? — Николас почувствовал, что у него в горле застрял ком. Кансацу покачал головой.

— Нет, нет. Ты можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь.

Николас знал, что Кансацу что-то недоговаривает, и теперь отчаянно воспроизводил в памяти весь их разговор. Непохоже, чтобы Кансацу в нем разочаровался. Напротив, за его словами слышалось скрытое восхищение. Думай! Что за этим кроется?

Кансацу встал.

— Я хочу, чтобы сегодня ты показал классу, чему ты научился. — Он пристально посмотрел на Николаса. — Давай.

Учитель прошел в центр зала и хлопнул в ладоши. Моментально установилась полная тишина, и все головы повернулись к нему.

Кансацу выбрал четырех учеников; все они занимались давно и были физически очень сильные, все старше Николаса.

Кансацу повернулся к Николасу и кивком подозвал его к себе. В правой руке Николас держал свой боккэн.

— Встаньте вокруг Николаса, — сказал Кансацу. Ученики сомкнулись тесным кругом. Кансацу махнул рукой одному из инструкторов, и тот принес ему боккэн. Кансацу передал его Николасу.

— А теперь, — прошептал он так, чтобы его расслышал только Николас, — посмотрим, как ты усвоил Нитэн.

Учитель отошел в сторону, оставив Николаса в окружении четырех противников. У каждого из них было по одному мечу.

Осторожные шаги босых ног по полированному дереву... Четыре яркие луны кружат вокруг солнца по своим орбитам.

“Стрекоза”.

Одно движение из серии тай-сабаки, состоящее из скольжении и разворотов. Разработано в школе Нитэн Миямото Мусаси.

Николас много раз видел движения этой серии в безукоризненном исполнении Кансацу. Он читал о них в многочисленных книгах, которые давал ему сэнсэй. Он даже пытался воспроизводить их — но не в поединке.

Необходимо начать двигаться, в соответствии с замыслами противников, ибо только соединив их атаки в одну, можно использовать тай-сабаки, и только так можно победить четверых.

Двое противников приблизились к Николасу с противоположных сторон, подняв мечи над головой. С громким криком они одновременно обрушились на него.

Обратный разворот. Николас сделал дугообразное движение, и его правый меч ударил по ногам противника. В то же время он продолжал разворот, и второй меч поднялся к горлу второго атакующего. Оба рухнули на пол, и им на смену пришли еще двое. Николас хотел было сделать “мельницу”, но передумал и ограничился обманным движением.

Не прекращая вращаться, он стал между нападающими, и его правый меч ударил в грудь ученика, который находился слева от Николаса. Одновременно левый боккэнвзметнулся вверх, сокрушая последнего противника. Это был “двойной крест” — один из самых сложных приемов тай-сабаку.

Николас остановился, но его мечи все еще подрагивали, готовые к новому поединку. — Сайго.

Николас услышал голос Кансацу. Четверо учеников ретировались, и к нему приблизился Сайго. В последнее время он все реже появлялся врю. Николас не знал, где он теперь занимается; по крайней мере залы Токио и его пригородов Сайго не посещал.

Внезапно Сайго бросился на Николаса. Его катанабыл еще в ножнах, но в одно мгновение перед Николасом блеснул клинок. Сайго овладел искусством иаидзюцу — “быстрого обнажения клинка”. Человек, владеющий иаидзюцу, мог достать меч из ножен прямо во время удара и поразить соперника еще до того, как тот поймет, что клинок обнажен.

Но Николас уже был в движении. Он повернулся к Сайго левым боком так, что удар, направленный ему в сердце, пришелся в пустое пространство. Левым мечом Николас отвел катанавверх и в сторону; в завершение разворота он обрушил свой правый боккэнна незащищенное плечо Сайго. “Мельница”.

Все взгляды были прикованы к Николасу: он стоял, широко расставив ноги, и смотрел вниз на распростертого Сайго. Он знал, что красный рубец от его удара останется еще по меньшей мере неделю. В зале воцарилась мертвая тишина.

Николас видел только лицо двоюродного брата. Никогда еще на него не смотрели такие ненавидящие глаза. Николас заставил Сайго потерять лицо перед всем классом: он, выпускник, был повержен одним из учеников. Их вражда была такой яростной, что, казалось, воздух в зале вот-вот разразится молнией.

Наконец, Кансацу дважды хлопнул в ладоши, и все разошлись. Занятия были окончены.

Николас почувствовал, что дрожит, мышцы напрягались помимо его воли. Он знал, что все было уже позади, но его телу нужно было время, чтобы успокоиться. Он сделал несколько глубоких вдохов, но дрожь не унималась.