Лиза Скоттолине - Каждые пятнадцать минут Страница 5

– Это перебор. – Эрик восхищался работоспособностью Лори. Она была настоящим врачом «скорой помощи», до мозга костей. – А как с тем парнем, с которым ты начинала встречаться, ну тот, новый?

– Который?

– Тот, по переписке.

– Тот, который писал слишком много, или тот, который писал слишком мало?

Эрик улыбнулся. Истории о свиданиях Лори были притчей во языцех в приемной.

– Я запутался в твоей личной жизни. Я имею в виду профессора этики.

– И ты еще спрашиваешь? Профессор этики… это же говорит само за себя!

– А что такое? По-моему, звучит вполне ничего.

– Для тебя – возможно. – Лори закатила глаза.

– Еще один мыльный пузырь, да?

Эрику было ее жаль: она была слишком привлекательна, чтобы оставаться в одиночестве. Она была умной, веселой, забавной.

– Что ж, ты обязательно еще кого-нибудь встретишь. Ты же просто чудо. Ты само совершенство.

– Я слишком совершенна, – поморщилась Лори. – Мужчины меня боятся – что тут сделаешь?

– Они не успевают тебя толком испугаться.

– А я пугаю их с самого начала. Я с самого начала слишком много требую, и мужчин это отпугивает. Понимаешь?

Эрик улыбнулся:

– И как ты это делаешь?

– Не спрашивай! – Лори рассмеялась. – Ладно, хватит. Думаю, нам с тобой надо снова начать бегать.

Эрик застонал:

– Я не бегал ни разу с тех пор, как переехал.

– Так мы начнем потихоньку. Как насчет следующей недели, после работы? В понедельник я не могу, может быть, во вторник? – Лори перевела взгляд на палату, Эрик тоже посмотрел в ту сторону: там Макс разговаривал со своей бабушкой.

– Бедный ребенок. – Эрик увидел, как Макс берет бабушку за руку. – Сколько ей осталось?

– Точно не могу сказать. Она не ест уже третий день. Старикам не особо нужны калории, но она обезвожена. Мы закачали ей два мешка солевого раствора, но этого хватит на день, максимум на два.

Эрик понимал, что это тот самый ответ-который-не-ответ – он сам так делал, когда встревоженные родственники пациентов пытались выведать у него, станет ли ей лучше, будет ли он пытаться убить себя снова, не начнет ли она снова резать себя, поможет ли лекарство… Так что его этот ответ не удовлетворил, и он повторил свой вопрос:

– Сколько ей осталось?

– Две недели максимум.

Эрик снова с состраданием взглянул на Макса и его бабушку.

Глава 4

Свернув за угол, на свою старую улицу, он сразу перестал думать о пробках, больнице, своих пациентах и даже о Максе с его бабушкой. Сбросив скорость, он услышал, как шуршат по гравию шины его «БМВ». Он предвкушал встречу с Ханной, Кейтлин пригласила его поужинать у них, и Эрик посчитал это хорошим знаком – правда, знаком чего, он и сам не знал. Машина ехала по длинной аллее, мимо высокого прямого дуба, мимо конских каштанов, проезжая деревья, Эрик автоматически отмечал, что у некоторых появились новые побеги, а у других повреждена кора. Он был истинным сыном своей матери, которая была прирожденным садовником и обожала все живое, она и научила его разбираться во всех этих представителях уличной флоры и фауны. Вот форзиция – она, к сожалению, крайне недолговечна, вот кусты ароматной сирени около дома Менгетти, а вот живая изгородь из бирючины у дома Паламбосов – она разрослась и, сухая и высокая, вызвала у Эрика воспоминание о миссис Тихнер, отчего он почувствовал тяжесть в животе, будто там лежал кирпич.

Две недели максимум.

Эрик так и не привык к смерти, даже работая в больнице. Это одно из преимуществ психиатрии – психиатры не хоронят пациентов, за исключением разве что самоубийц, и каждый такой случай становится кошмаром для врача. С ним, Эриком, это случилось всего однажды, когда он только начинал: один из его пациентов, героиновый наркоман, покончил с собой, и Эрик до сих пор перед сном часто думал о нем, не в силах заснуть. Профессор, который ему никогда не нравился, любил приговаривать: «Вы никогда не забудете своего первого…», но Эрик никогда не смеялся над этой шуткой.

И частную практику он завел именно потому, что здесь он мог курировать своих пациентов очень внимательно, мог выбирать пациентов, в отличие от клиники, где попадались и психопаты, и даже преступники. В DSM[2] выделяется несколько типов расстройств личности: тип А – эксцентричные расстройства личности, тип B – демонстративные расстройства и тип С – тревожные и панические. Столкнувшись с расстройством типа С лично, Эрик в своей частной практике предпочитал иметь дело с пациентами, страдающими именно расстройствами типа С, потому что с ними он чувствовал себя уверенно и спокойно, как дома. Кстати, он все еще не совсем привык принимать пациентов в своем новом кабинете – перемены он любил не больше, чем они. Тип С любит, чтобы все оставалось на своих местах, всегда.

По пути Эрик встретил своего соседа, Боба Джеффриса, который как раз вылезал из своей белой «Акуры», и помахал ему. Боб помахал в ответ, удивленно улыбнувшись. Эрик не знал, в курсе ли Боб, что они с Кейтлин разошлись. Кейтлин слишком редко бывала дома, чтобы общаться с соседями, а вот Эрик общался и даже помог непутевому брату Боба попасть в реабилитационный центр, написав тому такую цветистую характеристику, что впору было отдавать парня в престижную школу.

Когда он подъезжал к своему дому, первое, что он увидел, были ровные ряды кустов абелии, которые он посадил, когда родилась Ханна, – нежные розовые цветы в честь их новорожденной девочки. Он вдруг мысленно вернулся в госпиталь, в тот момент, когда положил руку на плечо Макса – и сразу отогнал от себя эту картинку: на самом деле он был счастлив, что у него дочь, и Ханна всегда была папиной дочкой, самой лучшей дочкой на свете.

Эрик нажал на газ и приблизился к абелиям. Но за ними было кое-что, чего он раньше не видел на своей лужайке. «ПРОДАЕТСЯ» – гласили яркие красные буквы на табличке, а внизу было приписано: «по договоренности». Эрик не верил своим глазам. Дом вовсе не продавался, тем более по договоренности! Он хлопнул солнцезащитным козырьком и направился к стоянке. Это, должно быть, какая-то ошибка. Остановив машину, он отстегнул ремень и вылез наружу. Внезапно входная дверь дома распахнулась, и оттуда торопливо выскочила Кейтлин, одетая в джинсовые шорты и белую футболку. В руках у нее были дорожные сумки, которые она потащила к своему серебристому «Лексусу». Эрика она не видела. Она поспешно запихивала сумки в багажник и выглядела при этом так очаровательно и сексуально, что при других обстоятельствах Эрик обязательно испытал бы прилив желания.

– Кейтлин! – окликнул ее Эрик через абелии.

Она остановилась уже у самой входной двери и обернулась, глаза ее удивленно распахнулись.

– Эрик? О нет, я забыла, что ты должен прийти. Прости, нам нужно уехать.

– Куда? Что происходит? – Эрик заметил, что она избегает встречаться с ним взглядом. – Ты что, продаешь дом?

– Да. – Кейтлин прикусила губу, досадливо, но решительно. Она была отличным, умелым адвокатом, помощником прокурора графства Честер.

– Ты не можешь так поступить.

– Нет, могу.

– Нет, не можешь. – Эрик хотел было повысить голос, но потом вспомнил, что Ханна дома и входная дверь открыта, поэтому не стал этого делать.

– Он мой, ты не забыл? – Глаза Кейтлин превратились в две острые голубые льдинки. – Я его купила. Ты сам его мне продал.

– Но я продал его тебе потому, что мы пришли к соглашению, что Ханна должна остаться здесь. – Эрик поверить не мог, что ему приходится объяснять все это человеку, который, собственно, и выдвинул эту идею. – Мы же договорились, что это в интересах Ханны – жить здесь, пока она не повзрослеет. Ты говорила, что это удобно и тебе, что тебе здесь ближе до работы – именно поэтому я должен был съехать, хотя я всегда принимал здесь пациентов. Мы же сделали это ради Ханны!

– В официальном соглашении ничего об этом нет.

– Да как же это может быть? – Эрик не верил своим ушам. – Мы же все оговаривали, что мы делаем и зачем. Мы делали все это в присутствии адвокатов. Мы договорились обо всем. И мы… мы даже еще не разведены!

– И что?

– Ты не можешь вот так просто взять и продать дом! – Эрик был не в силах смириться с тем, что это происходит в реальности. Что они уже никогда больше не будут вместе. Что их семье действительно пришел конец.

В его профессии это называется стадией отрицания.

– Он мой, и я его продаю. Я его уже продала. – Кейтлин уперла руки в боки: – А теперь можешь орать. Пусть все соседи слышат.

– Кейтлин, но зачем его продавать? – Эрик никак не мог понять. – Это же отличный дом, и Ханна его любит. Это ее дом. Что ты ей сказала?

– Она не знает.

– Но она же видела табличку, разве нет? А читать она умеет.

– Она не видела табличку. Она уснула в машине по пути из торгового центра.

– Торгового центра?!

– Мы ездили в торговый центр. Я взяла сегодня выходной. И она не видела таблички. Дом продался сразу – даже до того, как его выставили, так что табличка только для рекламы риелторской компании.